Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я знал, о ком он говорит. Назовём его Юра. Он мой земляк, тоже с Украины, город Кременчуг. Лет на шесть моложе меня. Я слышал отзывы о нём других командиров, но пока это меня напрямую не касалось, до поры до времени не обращал на это внимание. Мало ли что там происходит в других экипажах, тут своих проблем по работе хватает. Не до того!
А напрасно я не прислушался к советам коллег: «Саня, ты, смотри, повнимательнее!». Недооценил я опасность, Макаренко доморощенный! Подумалось: «А, может, слетаемся, может чего-то не так делали, вот и не нашли общего языка».
Начали летать вместе. Стал внимательно наблюдать за новым членом экипажа. Интересная картина вырисовывается. Когда люди поступают в лётное училище, в процессе обучения, обнаруживается деление на три условных градации: отмороженные романтики авиации (вроде меня – быть лётчиком и только лётчиком); лишь бы армию пересидеть, в то время в училище была настоящая военная подготовка, при выпуске присваивалось офицерское звание; и третья категория – лишь бы до пенсии долетать. А чего, отлетал 12,5 лет при условии год за два – и свободен! Хорошая пенсия есть, возраст ещё только к тридцати пяти подходит, впереди ещё вся жизнь, гуляй – не хочу!
Вот этот был из этой, третьей категории. В армии до училища отслужил, а поступил в него, потому что сам из Кременчуга, есть связи, местный, каждую субботу-воскресенье дома, работа лётчика денежная, и до пенсии недолго пахать. Плюс ещё особенности характера. Положишь – лежит, посадишь – сидит, поставишь – стоит, никакой инициативы. Может целый день просидеть в правом пилотском кресле и не взяться за «ручку». Передашь управление, возьмёт. А сам, ни-ни! Главный девиз в жизни: «Наше дело правое – не мешать левому». Три дня нет погоды, три дня будет спать по 24 часа в сутки, только попросит принести булочку с ужина. Я сначала пытался объяснять, показывать, рассказывать. Напрасно. Мне бы, дурачку, раньше сделать выводы и отказаться летать с ним, но всё надеялся, а вдруг?! Может, я чего-то не так делаю, не могу достучаться. Теперь то, я понимаю, что некуда было стучаться.
А чёрт уже караулил поблизости, чтобы наказать меня за мою самонадеянность. Заказчик «ВМК» дал заявку на работу. Мы базировались на Возее-51. Надо было с берега, от реки, забрать подвеску дров (короткие брёвна). Вес около пяти тонн. Жарко, подвеска тяжёлая, площадка плохая. В смысле, высокие препятствия вокруг, места для маневра мало. Огромный МИ-6 на этой площадке, как слон в посудной лавке. Слева от меня река, висим над самым урезом воды. Обороты падают, чтобы взлететь, надо чуть отойти вправо и назад. Я так и сказал экипажу: «Отойдём вправо, назад по берегу, положим груз, раскрутим обороты и будем взлетать с разгоном по берегу, с отворотом влево, на реку!».
Вот тут, как командир я и дал слабину. Мне бы помнить, что за «чудо» сидит в правом кресле, и как-то, по —другому, построить маневр. Но расходуя всё внимание на маневрирование на висении, на обороты несущего винта, на кромку берега (ведь за воду глазами не уцепишься, – по ней рябь от потока воздуха, отброшенного несущим винтом), и, услышав в наушниках голос второго пилота: « Справа, сзади свободно!», я начал отходить по берегу. Мне и в голову не могло прийти, что человек, прежде чем открыть рот, не удосужится повернуть голову и посмотреть в ту сторону, куда мы сейчас начнём смещаться. А там, на краю берега, бугорок. А на нём две сосны, метров десять-пятнадцать высотой.
Удара я не почувствовал. Просто на «ручке» появилась циклическая дрожь, и сквозь наушники и открытый левый блистер я услышал изменившийся звук лопастей. К привычному посвистыванию добавился какой-то глухой шелест: «Ш-ш-ш-х-х-х-ш-ш-ш!». В мозгу вспышка: «Кажись, задели что-то несущим винтом!!!».
Чуть пройдя вперёд, сказал бортоператору: «Ставим груз обратно на землю, отцепляемся, мы кажись лопастями въехали во что-то!». Глухая тоска сдавила сердце: «А может, нет? Может, пронесло?». Но мозг подсказывал: «Нет, не пронесло! Ты же видишь, что с вертолётом что-то не то!». Отцепив груз и перемещаясь на малой высоте на загрузочную площадку, по вибрации «ручки» и циклической раскачке вертолёта, я понимал, что, скорее всего я разбил законцовки лопастей. В голове сверлила мысль: «Господи, только бы законцовки, только бы не лонжероны лопастей! Если повреждены лонжероны, то лопасти можно выкинуть. А мне за них вовек не рассчитаться!»
Переместились на загрузочную площадку, я сел на дальний щит. Выключились. На выбеге несущего винта, когда его обороты малы, я видел, что законцовки побиты. Винт остановился, на борту тишина, в душе такая пустота. Вылез из кресла и пошёл смотреть на дело рук своих. За мной плетётся экипаж.
Подошёл, глянул. Сильнее всего разбита законцовка той лопасти, которая встретила деревья первой. Менее всего – законцовка лопасти, встретившейся с препятствиями последней. На всех пяти лопастях из рваных повреждений торчат кусочки древесины. Залез на стремянку, вытащил щепки сосновые из лопастей, зачем-то понюхал. Сидя верхом на стремянке, глянул на бортмеханика. Витя Поздеев с полуслова всё понял. Вихрем в кабину, через открытый верхний люк, по трапам двигателей полез к втулке несущего винта. Он внимательно осмотрел датчики «сильфоны» на комлевых частях всех лопастей. Я тупо ждал, что он скажет. Наконец раздался голос бортмеханика: «Саня, на сильфонах красные пояски не вышли, на всех пяти лопастях!»
Господь услышал мои мольбы! Значит, лонжероны не повреждены, и надо будет только сменить законцовки. Конечно, вертолёт пока простоит, но главное – этот несущий винт ещё полетает.
Подъехал «заказчик», и мы на его вездеходе поехали на берег реки. Приехали. Я сразу увидел, на бугре две сосны, их верхушки срезаны, будто бритвой. Хорошо полоснули лопасти. Вот лежит наша подвеска, дрова эти недоделанные. Глядя на всё это и представив объёмную картинку, как мы висели, как перемещались, как несущий винт встретился с деревьями, и, сопоставив курс, с которым висел вертолёт, я понял – нам несказанно повезло! Чуть-чуть уменьши я курс, и с деревьями встретился бы хвостовой винт. Хр-р-р-р-ык! Винт разлетается и неуправляемая машина, разворачивая нос влево, валится на правый борт. Огромные лопасти рубят землю, а потом вертолёт сваливается в реку. ОТ этого мысленного видения меня внутри затрясло. Спокойно, Саня, спокойно!
Смотрю на второго пилота. Он долго молчит, глядя на землю. Когда пауза уже становится невыносимой, Юра глухо, не поднимая глаз, произносит: «Прости, командир, я даже не глянул в ту сторону! Прости меня, я мудак!»
Стоим, молчим. Говорить ничего не хочется. В голове какой-то звон стоит. И ехидный внутренний голос: «Ну что, достукался, не надо было лезть, не надо, не надо….».
Даже психануть сил не осталось. Молча залез в вездеход, за мной экипаж и «заказчик» Вова. Вездеход рванул с места и повёз нас к жилому комплексу. Экипажу отдыхать, а мне надо к телефону. Надо доложить в Печору, командиру отряда о наших, вернее моих «подвигах»!
Дозвонился, доложил Владимиру Петровичу Цымбалу, командиру отряда. Он говорит: «Саня, забирай своих гавриков, и с попутной лошадью домой, на базу, в Печору. Завтра утром чтобы был у меня. Будем думать!».
В тот же день, к вечеру, попутная «восьмёрка» привезла нас домой. Когда я пришёл домой, жена, увидев меня, только охнула. Потом она сказала мне: «Саня, ты был какой-то чёрный. Спокойный, никаких эмоций, ни крика. Просто, чёрный!».
Ночью меня заколотило по-настоящему. У меня вообще богатое воображение и буйная фантазия, а тут опять прокрутил всю ситуацию посекундно в голове, ещё раз представил картинку и затрясло! Тихонько залез в холодильник, набулькал стакан водки. Ушла, как вода в сухую землю, ни в одном глазу. Только, чуть-чуть в голове меньше звона стало.
Утром, трезвый, как огурец, предстал перед командиром отряда. Владимир Петрович сказал: «На Возей отправляем буксир с баржей. Он пройдёт мимо Возея по реке Колве дальше на север к месторождениям. На барже, помимо груза нефтяников, будет контейнер с твоими лопастями. На Возее он будет через двое суток. Вас, по команде, туда забросит вертолёт МИ-8, когда нас известят, что груз возле Возея.
Мухой туда. Снимаете контейнер с баржи другим вертолётом МИ-6. Меняете лопасти. Битые в контейнер, новые на вертолёт. Работает техбригада и инженер. Твой экипаж – подручная сила. Сами натворили, сами за собой и убирайте. Если лонжероны действительно целы, ремонт законцовок за твой счёт! Экипаж от полётов не отстраняю. Вопросы есть? Вопросов нет! Вперёд!»
Через два дня мы были уже на Возее. Я прихватил с собой побольше денег и две канистры спирта. Деньги на накладные расходы, а спирт, это универсальная валюта. Там, где деньги в ход не идут, за спирт можно добиться очень многого.
- Неон, она и не он - Александр Солин - Русская современная проза
- Отара уходит на ветер. Повесть - Алексей Леснянский - Русская современная проза
- Рок. Ветер надежд и поисков. Книга 3. Том 1. Измена Селены - Юрий Швец - Русская современная проза
- Идикомне. Повесть - Дмитрий Новоселов - Русская современная проза
- Семь с половиной часов - Тогоями Олан - Русская современная проза