Пытаясь убить разом двух зайцев, он написал Пульхерии, жене императора, жалуясь: «Анатолий охвачен низменными страстями и нестерпимым своекорыстием. Именем благословенного апостола Петра мы не признаем принятого епископами [возведения Константинополя на престол]». Самому же епископу Константинопольскому Лев написал: «Ты зашел настолько далеко, что впал во своекорыстие. Эти высокомерие и гордыня причиняют беспокойство всей Церкви!»3
Эти сражения не были столь кровавыми, как битвы в Галлии между армией Аэция и гуннами, но их причина мало отличалась: борьба за территорию, за власть, за права; борьба за венец власти духовной – но всё же за венец.
Протесты Льва ни к чему не привели. Император продолжал настаивать на авторитетности и независимости епископа Константинопольского, и на этом Халкидонский собор закончился. Восточная Римская империя сделала еще один шаг прочь от Рима.
Последствия собора эхом звучали по всей Восточной Римской империи еще много лет. В Египте возмущались тому, что епископа Александрийского поставили ниже епископа Константинопольского. Возмущение переросло в сильное подспудное течение, постепенно ставшее разрушительным, и когда Халкидонский собор признал верной теорию о двойственности и неделимости природы Христа, многие христиане, не согласные с ней, стали перебираться в Персию, где их принял персидский император Йездигерд II (сын Бахрама V, умершего в 438).[45]
Несмотря на желание досадить Маркиану, приняв бежавших от него, Йездигерд II не сочувствовал христианам. К тому же незадолго до этих событий он ввел в стране свою единую религию. Вместо того, чтобы сделать это с помощью созыва собора, как Маркиан, Йездигерд просто объявил, что зороастризм будет главенствовать во всех частях империи, включая персидскую часть Армении, уже давно христианской. Об этом писал очевидец, армянский историк-христианин Егише. «Он утверждал, что мы, верующие во Христа, его противники и враги, – пишет Егише, – и повелел: „Все народы и языки, населяющие мои владения, отриньте ложные верования и восхваляйте солнце!“»4
Как и Маркиан, Йездигерд II руководствовался политическими и религиозными мотивациями. Он был предан своей вере, но его указ был продиктован скорее стремлением искоренить всяческие контакты с Восточной Римской империей, особенно в менее надежных регионах. Армяне усмотрели (и справедливо) в этом указе ограничение их свобод и религиозное преследование, они отказались предать христианскую веру. Йездигерд применил силу. В 451 году, в год Халкидонского собора, он пошел войной на Армению. Шестьдесят шесть тысяч армян собрались вокруг великого полководца Вардана Мамиконяна, готовые идти в бой, как мученики.
В последовавшей Аварайрской битве[46] Вардан был убит, и обе стороны понесли большие потери. Егише пишет: «Осознание поражения настигло обе стороны, поскольку груды мертвых тел были так велики, что походили на крутые скалы».5 Персы победили маленькое армянское войско, Иездигерд II захватил в плен и пытал выживших военачальников, присоединил Армению к Персии и назначил стране нового правителя[47]. В то же время он принял превентивные меры против других возможных беспорядков: в 454 году он выпустил ряд указов, запрещавших евреям Персии отмечать Шаббат и даже учить детей в еврейских школах.6
Оба императора действовали, исходя из убежденности в том, что единая вера укрепит их империи; что правоверность, утверждение единого вероисповедания и религиозного ритуала скрепит их земли. Но и в Персии, и в Восточной Римской империи недовольство народа лишь исчезло из поля зрения, продолжая незримо распространяться, как подземные воды.
СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 18
Глава девятнадцатая
Верховные короли
Между 451 и 470 годами в Ирландии господствует клан Уи Нейлов, Святой Патрик приносит на остров христианство, а Вортигерн приглашает в Британию англов и саксов
За галльскими полями битв, отделенные водой от растущего влияния вестготов в Испании, вдали от римского трона, на Британских островах рождались новые народы. Находящийся на западе остров Ирландия никогда не был оккупирован римскими солдатами и пересечен римскими дорогами, и его люди шли к осознанию себя нацией собственным извилистым путем.
Как и прочие народы, окружавшие Римскую империю, народ Ирландии состоял из племен и кланов, каждый из которых, руководимый военачальником и его родичами, обладал местными полномочиями. Но даже будучи незавоевана Римом, Ирландия находилась в зоне его влияния. В 451 году сильнейшим племенем Ирландии были фении, а наиболее влиятельным кланом в нем – Коннахты. Вождь рода Коннахт звался Ниалл Девять Заложников. Его мать была римлянкой: отец Ниалла, Эохайд, похитил римскую девушку во время набега на Британию, сделав её своей наложницей.1
Ниалл, самый младший сын в семье, стал главой клана после смерти отца. Ирландские исторические хроники, большинство которых было создано в последующие столетия, превратили его подвиги в легенду, смешав их с достижениями других ирландских правителей, так что трудно понять, какие из деяний совершил сам Ниалл.
Британия и Ирландия
Одна из легенд указывает, что его путь к власти был кровавым. В «Приключении сыновей Эохайда Мугмедона» Эохайд посылает Ниалла и четверых его братьев (сыновей от законной жены, в отличие Ниалла) на испытание, исход которого определит, кто из них унаследует власть над племенем. В пути сыновей обуревает жажда, и они идут на поиски воды. Они находят колодец, но его сторожит ужасная ведьма:
«С головы до ног каждый сустав ее был чернее угля; словно хвост дикой лошади, росли седые растрепанные волосы у нее на темени. Зеленую ветвь дуба разгрызли бы ее зеленые зубы, что торчали во рту от уха до уха. Темные глаза были у нее, и изогнутый скрюченный нос. Разъеденной была у нее середина тела, покрытая волдырями, бедра кривые и вывернутые. Толстыми были ее лодыжки, огромными колени, а ногти были зеленого цвета».2
Старуха потребовала от братьев близости в обмен на доступ к колодцу. Четверо старших братьев отказались, но Ниалл с радостью проявил готовность переспать с ней ради воды. Старуха тут же превратилась в прекрасную деву в алой королевской мантии. «Я есть власть над Ирландией, – сказала она. – Какой увидел ты меня прежде, ужасной, в зверином обличье и дикой, такова и власть, ибо редко достается она без сражений и распрей, но для кого-то оборачивается прекрасной и доброй»?
По легенде, братья Ниалла признали его главой рода по доброй воле. Но восхождение Ниалла сначала на роль главы клана, а после короля фениев, без сомнения, сопровождалось насилием, захватом чужих владений и кровопролитием – диким и ужасным. Лишь с короной в одной руке и мечом в другой он смог достичь красот истинного королевского правления. За десятилетия главенства Ниалла его власть распространилась не только на племя фениев – он стал одним из первых верховных королей, подчинив и других, малых королей Ирландии, и другие племена. Он заслужил имя «Ниалл Девять Заложников», потому что взял заложников от девяти соседних племен, тем самым заручившись поддержкой их вождей. Под его началом Ирландия стала относительно единой – и он приступил к набегам на побережья Галлии и Британии.
В одном из набегов он взял в плен романизированного бритта по имени Патрикий и увез его в Ирландию как раба. Патрикий шесть лет служил ему, после чего сумел спрятаться на уходящем в набег ирландском корабле и выбрался на сушу, когда корабль бросил якорь у берегов Галлии. Там его обратили в христианство, и Патрикию было видение, призвавшее его вернуться в край, где он пребывал в рабстве, и наставлять ирландцев на путь христианства. Об этом мы узнаем из собственного сочинения Патрикия – его «Исповеди».
К моменту возвращения Патрикия ко двору верховного короля Ниалл Девять Заложников погиб в бою (то ли в Британии, то ли в Галлии), и теперь его сыновья боролись за право управлять страной. В условиях междоусобиц Патрикий посвятил себя распространению христианства и делал это столь успешно, что Ирландия стала христианской задолго до Британии на востоке. Христианские историки более позднего периода знали его как святого Патрика, ирландского апостола, и приписывали ему изгнание змей из Ирландии. На самом деле змей в Ирландии не было с конца Ледникового периода.[48] Но для христианского писателя змея была не просто змеей: в Эдемском саду Сатана принял образ змея, змеи же, как священные животные друидов, адептов исконной религии Ирландии, символизировали силы тьмы и противопоставлялись Евангелию Господнему. Постепенно новая вера вытесняла старую.4