– Мне пора идти, – сухо оборвала Ася.
– Я провожу! Не лишайте меня вашего общества, Августина, я прошу вас.
Он смотрел на нее умоляюще, без тени усмешки.
– Ну что ж, пойдемте.
Они шли неторопливо по узким улочкам Бухары и говорили.
Вернее, говорил Лев. Вероятно, он относился к той породе мужчин, которым годы только лишь оттачивают основные черты внешности, добавляя в облик некий шик. Даже утраты и пережитые трудности ложатся на их лица этаким налетом благородной красоты.
Его не портили ни простота выцветшей на солнце рубахи, ни льняные широкие штаны, ни старая шляпа. Разве что в глазах его, насмешливо-умных, появилась тревожная нервность.
– А здесь забавно, не находите? – говорил он. – После серого голодного Петербурга Бухара кажется раем.
На эти слова Ася лишь усмехнулась краешком губ.
– Боюсь, Средняя Азия не открыла вам пока еще своего лица.
– Да, я догадываюсь. И все же – я встретил вас. Я думал о вас, знаете…
– Я давно уже не та, Лев. И не нуждаюсь в сказках. Мы пришли. Всего доброго.
Забрала корзинку и быстро пошла к дому. Она ни разу не оглянулась.
Придя домой, разобрала принесенные с базара продукты, подмела пол, попыталась занять себя рукоделием, но не смогла. Подошла к зеркалу, застыла, пытаясь увидеть себя его глазами. Странно. Она ощущала себя старой, усталой, измученной, опустошенной. А из глубин мутного стекла на нее смотрела молодая женщина, лицо которой ничуть не старили строгая печаль и спрятанное в глубине глаз горе. Он запомнил ее девочкой, вчерашней гимназисткой, от которой, как она думала, теперь не осталось и следа. По каким же чертам он издалека узнал ее? По осанке? По прическе, которую она не меняла с тех пор? Все тот же «фокстрот», подчеркивающий линию подбородка. Неужели в ней все еще жива прежняя Ася?
Как бы то ни было, эта встреча не заслуживает того, чтобы думать о ней. Она достаточно думала о нем в свое время. Хватит.
Ей понадобилось усилие, чтобы привести свой внутренний мир в некоторое равновесие. Да и что это был за мир? Разорванные в клочья мечты.
И все же вечером, едва муж переступил порог, она встретила его словами:
– Алешка, давай уедем. – Она жадно смотрела ему в самые глаза.
– Что случилось?
– Давай уедем! Переведись куда-нибудь! Все равно куда!
Он прошелся по низкой комнатке.
– Для этого должна быть веская причина. Сейчас для меня это просто невозможно. Да и к тому же я Артема с места сорвал. Тебя кто-то обидел?
– Нет. Обними меня крепче, Вознесенский. Пожалуйста, давай постоим вот так.
В конце недели она отправилась на могилку сына. Как это делала обычно, набрала тюльпанов в долине, не доходя до лагеря археологов, и свернула к кладбищу. Когда возвращалась назад, то, погруженная в свои мысли, не заметила маячившую меж тополей фигуру в шляпе.
– Августина!
Она вздрогнула. Никто, кроме него, давно не называл ее так.
– Зачем вы пришли? Кажется, мы обо всем поговорили.
– Простите меня. Возможно, я покажусь вам назойливым, но поймите и меня. Здесь все чужое, и вдруг… Вы – человек из той, лучшей жизни. Я прошу вас, Августина, не прогоняйте меня. У вас что-то случилось? Чья это могила?
– Осенью мы с мужем потеряли сына.
– О… Я сочувствую. Это, конечно, глупо звучит, но я…
– Не надо.
Ему показалось, что она как-то странно, даже неприязненно на него взглянула.
– Мне нужно у вас спросить одну вещь, – преодолевая себя, сказал он.
– Спрашивайте.
– Вы тогда… так быстро исчезли из замка. Куда?
– Что? – Она внимательно взглянула на него. Ни тени усмешки не мелькнуло в его глазах. – Я исчезла?
– Я потом искал вас. Вы даже записки не оставили. Я ездил в город, но там вас никто не видел.
– Вы искали меня? Ну, знаете, Лев, это не смешно. Я и слушать не хочу этот бред. Утром в вашей комнате не было даже саквояжа. Я не могла предположить, что вы поступите так жестоко, но это было хотя бы честно. Не портите же теперь впечатление о себе! Я хотела все забыть, и мне это удалось. Зачем вы ворошите прошлое? Кому это нужно?
– Постойте! – Он попытался поймать ее за руку. – Да постойте же! Дайте мне сказать, я прошу вас.
Она быстро уходила, ее скулы пылали. Он догнал ее, схватил за руку, повернул к себе.
– Пять минут! Я прошу у вас пять минут. Возможно, жизнь свела нас в этой Тмутаракани, чтобы дать мне возможность если не оправдаться, то хотя бы загладить свою вину.
– Кому нужны теперь ваши запоздалые объяснения? Я не держу на вас зла. Не утруждайтесь.
– И все же. Давайте присядем здесь.
Ася села рядом с ним на склоне холма. Закурила.
– Я, как вы поняли, в те годы не ценил постоянства. Когда увидел вас, то сразу подумал: держись от нее подальше, Лев, это ловушка для тебя. Да, так и подумал. Ваши чистые глаза, ваше строгое лицо. Вы ведь даже не догадывались, Ася, как вы милы…
Ася молча курила. Все, что он говорил, было будто бы не о ней. Боже, разве теперь это важно? Ее ли это жизнь? Или, может быть, чья-то чужая? Неужели ей все еще важно, что делал Лев в то злополучное утро? Неужели это до сих пор что-то значит для нее? Она молчала.
– Но чем больше я находился рядом с вами, тем больше попадал под ваше влияние. Да, влияние, иначе я назвать это не могу. Видит Бог, я не собирался вас привязать к себе, не собирался воспользоваться вашим доверием, чтобы… Но вышло как вышло. Да, я просто убежал. Думал, что быстро забуду вас, как это бывало обычно, но все получилось иначе. Я ведь потом вернулся в Бужениново, искал вас. Это правда.
Ася помолчала какое-то время. Затем потушила папироску, положила в сумочку мундштук.
– Ну что ж, значит, так должно было случиться.
Она поднялась и быстро пошла по пыльной дороге к городу. Внутри все клокотало. Вся боль, которая давно улеглась и была погребена под слоем другой, более поздней боли, вдруг взорвалась, потекла, наполняя собой пепелище, оставленное смертью ребенка. Его ребенка. Боль рвалась наружу, требовала выхода.
Она шла и кусала губы, чтобы не закричать.
– Августина! Подожди!
Как глупо! Она даже не может остановиться. Она не может остановиться и спокойно сказать ему, что все в прошлом и что она торопится к мужу. И что там, в Буженинове, была лишь ее первая любовь, которая, как известно, проходит.
Потому что если она остановится – все пропало.
Он догнал ее и пошел позади.
– Я хочу знать, что было с тобой потом.
– Тебя это занимает? Ну что ж. Я вышла замуж за человека, который меня любил всегда, и уехала с ним. А тебя забыла. Ты это хотел знать?
– Я думаю, все было несколько иначе. Ты была в отчаянии. Так? Ты и замуж вышла от отчаяния, ведь ты меня любила, Августина! Более того, я был твоей детской мечтой.