Читать интересную книгу Лёха - Николай Берг

– Замольет? Летатель?

Потомок сообразил сам, показал рукой, словно пишет, и ответил:

– Писать. Бумаги. Финансы.

Германец понял, поскучнел, но его приятель пренебрежительно отмахнулся и потянулся рукой в шее потомка. Тот испуганно дернулся назад, но мужик, что с трубкой, фыркнул что-то типа: «Тпру» – и потомок застыл. Немец довольно шустро свинтил с голубой петлицы эмблемку с крылышками и винтом, аккуратно открыл свою круглую жестяную коробочку и достал оттуда лоскут бордовой ткани, богатой на вид, вроде как бархатной, на которой были прикручены всякие незнакомые значки, среди которых были и серебряные, и позолоченные, и всякие звездочки – четырехугольные, пятиугольные и шестиугольные, какие-то орлы, один вроде как польский, бомбы, скрещенные ружья и всякое в том же духе. Германец поместил на лоскут рядом с рубиновыми звездочкой с пилотки и треугольничком с «кубарем» эмблемку ВВС и от удовольствия прищелкнул языком. Вот шпалы еще у германца тут не было, зато была эмблема бронетанковых войск – танчик.

Германец не торопясь сложил лоскут с тихо брякнувшими значками в коробочку – оба пожилых вояки с деловым видом вернулись в домик. И практически тут же вышли из него, застегивая ремни, поправляя мундиры и кепи, полностью изменившись; до того, в подтяжках и майках, вида они были этакого разгильдяйского, домашнего даже, теперь же были одеты по форме, выглядя собранными и целеустремленными. Семенов не очень понял, чего от них хотят, но, когда немцы поманили рукой, он глянул в последний раз на могилу, воткнул в нее лопату, кивнул своим спутникам, и все вместе они подошли к раскрытым немцами воротцам сараюшки. Там в полутьме стояла древнего вида телега. Вышедшая из домишки тетка молча смотрела, как эту телегу по знаку ее постояльцев трое пленных потянули из сарая. Семенов ожидал, что тут же где-то и коняшка найдется, но тот, что с трубкой, махнул им рукой повелительно – и вместо коняшки телегу потянули пленные.

Хорошо, что телега была легкой и шла без затирки, свободно. Вот только идти пришлось как-то странно, да и немцы вели себя так, словно делали что-то не слишком приличное. Во всяком случае, сторожко посматривали по сторонам и оба пожилых, и молокосос-конвоир. Тянуть телегу пришлось километра три, причем по какой-то полузаросшей стежке. Вышли к железной дороге – насыпь ее боец сразу увидел и понял, что это такое. Вдоль насыпи прошли еще сколько-то, пока не уперлись в кирпичный забор. Тут телегу велено было оставить, и все гуськом по густому бурьяну двинули вдоль забора по каким-то буеракам, скрытым в густой траве. Передний немец мусолил незажженную трубку, конвоир тихо ругался сзади, когда путался сапогами в траве. Семенов заметил за забором крыши каких-то не то бараков, не то пакгаузов, и тут передний ловко нырнул в пролом забора. Ну точно: склады какие-то, причем вроде бы этот немец тут не впервые. Пролезли внутрь, причем конвоир скребанул штыком о кирпичи, двое других германцев укоризненно на него уставились, и он, сконфузясь, снял штык и не глядя сунул его одним движением в болтавшиеся ножны.

Приземистые здания грубой кирпичной кладки (точно – склады), причем сделанные так, чтобы можно было сразу грузить в кузова машин, специальные возвышения имеются. Прошли мимо нескольких ворот, причем ведущий строго посмотрел на всех, приложил палец к губам и тихо прошипел что-то вроде: «Пс-ст!» – Наконец у ворот с надписью «18» и табличкой «Не курить» он остановился, ловко снял висячий замок, который только казался целым, а на деле был ловко сломан, и скользнул в щель между приоткрытыми створками. Следом просочились все остальные. В полумраке были видны штабеля разных ящиков, немец уверенно прошел в глубину и тихо посвистел оттуда. Глаза у Семенова уже пообвыклись к полумраку, а вот шедший за ним потомок долбанулся об угол штабеля и зашипел от боли. Мужик с трубкой невозмутимо стоял у небольшого штабелька картонных коробок.

– Тафай-тафай! – сказал он и подмигнул.

Оказалось, что коробки хоть и большие, но легкие. Все взяли по одной и двинули обратно. Но у свежего пролома пожилые мужики оставили свои коробки и вернулись назад в склад, а конвоир, дотащив свою, остался у телеги. Таскать пришлось пленникам, впрочем, эта работа была куда легче, чем прошлые похороны, да и пахло из коробок душисто – хорошим табаком, отчего у Жанаева глаза возбужденно заблестели.

– Давай мала-мала? – спросил он.

– Нет. Не стоит, – возразил Семенов.

Он приметил, что у бурята появилась противогазная сумка после того, как он лазил в двухбашенный танк. По виду там был не противогаз. В принципе можно было бы по пути вскрыть одну из коробок и потянуть что-нибудь, папиросы бы очень пригодились. Но стоит германцам после погрузки снова обыскать красноармейцев – и получится тухло. К тому же конвоир маячил с одной стороны забора, а другой германец – тот, что значки и эмблемки собирал, – с другой. Семенов решил не рисковать. Весь штабелек выволокли за пять ходок, к тому же пожилые в последнюю ходку прихватили два небольших, но тяжелых ящика. Когда телегу нагрузили с горкой и оттащили от забора в лесок, конвоир и впрямь снова обхлопал им карманы и залез в противогазную торбу. И даже удивился, найдя там только несколько армейских ржаных сухарей, а не украденные пачки папирос. После этого он опять примкнул штык, и телегу покатили дальше. Впрочем, она не слишком потяжелела. Дотащили наконец до деревеньки, втиснули телегу в сараюшку, закрыли дверцы.

– Карашо! – удовлетворенно сказал тот, что с трубкой, и выдал каждому пленному по папироске. Как раз в помятой пачке этого самого «Беломора» три штуки осталось. После этого германцы потеряли к пленным всякий интерес, занявшись обсуждением насущной проблемы дележа. То, что разговор шел на немецком языке, нимало не мешало понять это.

Трое пленных сели на край придорожной канавы. Жанаев раздал по сухарю каждому, захрустели всухомятку. Задумались.

– Черт, даже спичек нет, – грустно сказал Семенов.

Жанаев просящими глазами посмотрел на него и кивнул в сторону разговаривающих немцев. Те как раз дымили словно паровозы. Хорошо еще дымок в сторону сносило.

– Ну попробуй. Только аккуратно! – скрепя сердце согласился Семенов.

В общем, все обошлось хорошо: тот, что с трубкой, дал азиату прикурить, правда, когда куряка развернулся идти обратно, конвоир все же дал ему пинка под зад, и обратно Жанаев пришел, прихрамывая. Впрочем, счастья это ему не слишком умерило. Леха сидел очумелый, уставший до крайности, а Семенову уставать было нельзя. Не у тещи на блинах, а совсем наоборот – в плену. Опыта, конечно, тут никакого, но думать надо, здесь старшины нету, чтобы присматривал. И надо обязательно водичкой разжиться. И сейчас попить. Колодец с воротом был недалеко, только ведра там не наблюдалось, а пить уже давно хотелось.

Присмотревшись, Семенов нашел неподалеку на обочине пустую бутылку и пару пустых консервных банок. Ведро нашлось в одной из сгоревших машин, закопченное и простреленное, но для того, чтобы воды набрать и попить – сгодится. В танк уже не полезешь, конвоир опять занервничает, а если с ведерком до колодца – наверное, и не возразит. Потому Семенов медленно побрел до машины, а когда снял ведро и поставил его на землю – совершенно неожиданно увидел рядом с остовом грузовика в дорожной пыли перочинный ножик, который не стоило оставлять тут. Притворился, что поправляет обмотки, незаметно сунул находку за обмотку, так же добрел и подобрал пустую бутылку с роскошной этикеткой, да и банки пустые тоже. Конвоир на минутку оторвался от разговора, посмотрел, но никак больше не прореагировал. И Семенов не спеша, чтоб зря не нервировать конвой, пошел к колодцу.

Менеджер Леха

В жизни Леха так не уставал. Никогда раньше. Думал, что пробежка с канистрами – это полный пипец, ан оказалось, что еще хуже быть может. Ноги подгибались, руки тряслись, страшно хотелось пить, да еще и во рту было паскуднее, чем после дегустации напитка «Ягуар». Леха как-то отупел и обмяк.

Возможность сесть на край канавы была просто счастьем, и менеджер повалился чуть не со стоном, как мешок, набитый… черт его знает, чем набитый; голова была пустой и тяжелой, думать не хотелось. После того как стошнило, зубы неприятно скрипели, а ощущения… передать невозможно. А если учесть, что зубы он не чистил с того самого похмельного пробуждения, то букет ощущений тоже был совершенно новым. Азиат тем временем толкнул Леху в бок и сунул ему в руку квадратный темно-коричневый сухарь. Совершенно механически Леха стал его грызть, не чувствуя вкуса. Он словно выключился, хотя и смотрел, и слушал. И сухарь грыз вполне вроде нормально. Только вот чувствовал он себя как-то странно… не человеком, что ли. Не вполне мог понять, как это, но ощущал себя именно так. Не человеком. Это не то чтобы пугало, но как-то вымораживало все мысли. Отстраненно, словно бы кино смотрел неинтересное, Леха глядел, как спорят меж собой немцы, как куряка Жанаев ходил прикуривать и как неугомонный Семенов начал зачем-то собирать всякий хлам с обочины дороги. То, что его спутники явно лучше него перенесли все пертурбации, немного удивляло, но не очень сильно, как совершенно не важное дело. А еще Леха понимал, что его убьют. Это тоже было новым чувством. Особых эмоций понимание не вызывало, больно уж все было наглядным и простым. И пули, изрешетившие на его глазах токаря Петрова, и чужой штык, равнодушно колющий в его, Лехи, задницу, и эти мертвяки. Нет, разумеется, в интернете доводилось видеть всякое, да и по телевизору показывали разное, так что сначала Леха совершенно был уверен, что ничто в нем не дрогнет, но вот столкновение с таким реалом и всеми его реалиями легко опровергло эту уверенность. Картинки на экране монитора хоть и были жуткими в подробностях, все же не пахли, с них не летели мухи и не сыпались опарыши, а самое главное – там были совершенно посторонние люди, и, сидя за компом, любому было ясно: то, что на экране – где-то очень далеко. И надо чудовищно постараться, чтобы попасть в такое место, где тебя заживо сожгут, деловито и весело, или будут с шуточками отрезать голову. Он вот и не старался – а именно попал. И сегодняшние отвратительные трупы были совсем недавно нормальными живыми людьми. А теперь они – словно омерзительная падаль. И самое главное – ничто не мешает и его сделать такой же подгнившей жутью. Пристрелить, заколоть штыком, сжечь. Причем те, кто это с ним сделает, будут так же рады и спокойны, как… да как был рад и спокоен сам Леха, когда мочил импов, некронов, вортигонтов или зомби в компьютерных игрушках. Ему ведь надо было их ликвидировать по сюжету, и переживать на тему очередного грохнутого хедкраба даже и в голову не приходило. Такая мысль даже как-то удивила Леху. Оказаться в шкуре монстрика из игры, но в реале… Опять замутило.