– Он бессовестный человек. Ему нельзя доверять. Спросите любого, кто имеет с ним дело. – Мистер Коллинз взглянул на нее. – Пожалуйста, не спрашивайте меня больше ни о чем.
Совершенно без сил Джонси упала в кресло. Она почувствовала, будто держит на своих плечах целый дом, да так оно и было.
– Что мне делать? Я не могу отступить, просто не могу.
Слова отдавались эхом в пустоте, заполнившей ее существо.
– Боже, не сдавайтесь. – Мистер Коллинз посмотрел на ткань, снова приложил ее. – Есть один джентльмен, который хотел бы взять на себя этот заем. Это значит, что вы будете должны ему и что он будет вносить ваши платежи, через меня, разумеется.
– Банк? – Джонси тут же воспряла духом. Почему она не подумала об этом раньше?
– Нет. Боюсь, что ни один банк не даст вам заем такого размера, если вообще даст, поскольку у вас… э-э-э… новое дело. Я хочу сказать, что они выясняют все обстоятельства и в этом случае могут узнать, чем был этот дом раньше… даже если это и выглядит не совсем справедливо. По отношению к вам.
Говоря, адвокат запинался и последние слова добавил быстро.
– Кто же это тогда?
– Он хочет остаться неизвестным. – Мистер Коллинз поерзал в кресле.
– Но это абсурд. Как я могу вести дела с кем-то, кого даже не знаю? Этот “джентльмен” может оказаться ничуть не лучше Джея Ти Лоуренса, если такое возможно.
– Уверяю вас, что он совсем не такой. Он уважаемый гражданин, их семья живет здесь практически со дня основания Ларами.
– Понятно. Настолько уважаем, что даже не хочет, чтобы люди знали, что он вкладывает деньги в бывший… публичный дом.
С каждым словом Джонси повышала голос и едва удержалась, чтобы не сказать “бордель”.
– О нет. Вы ошибаетесь на этот счет. Мэт… – Он резко остановился и прикрыл глаза, словно от боли.
Джонси взвилась.
– Мэт? Мэт Доусон?
– Да, – едва проговорил адвокат.
Кипя от возмущения, она мерила шагами пространство перед столом.
– Подумать только…
Ему нужен ее дом! Он сказал, что ей следует продать его. Теперь он берет на себя заем, зная, что она не может вносить платежи.
Джонси остановилась.
– Нет! – воскликнула она и стукнула кулаком по столу.
Мистер Коллинз подпрыгнул.
– Почему нет? Я не понимаю. Мэт будет честен, вам нечего бояться.
– Честен! Вы называете честностью желание заполучить мой дом?
– Пожалуйста. Мисс Тейлор. – Он морщился при каждом слове, которым она выстреливала в него.
Моментально раскаявшись, Джонси успокоилась.
– Я тут разошлась, а вам нужно к доктору Майерсу. Позвольте я помогу вам, – сказала она, когда адвокат, пошатываясь, поднялся.
– Благодарю, сейчас, одну минуту. По-моему, моя голова здорово пострадала. – Он скривился. – Похожа на переспелый арбуз. Вот-вот лопнет. – Мистер Коллинз слабо улыбнулся своей шутке.
Они прошли несколько кварталов до приемной врача. Почти никто, на удивление, не замечал плачевного состояния лица Эндрю Коллинза. Когда до цели их путешествия оставалось совсем немного, из магазина перед ними вышла женщина и встала у них на пути.
– О! Простите… – начала Джонси и остановилась, узнав разглядывавшую ее черноволосую женщину. Джонси не могла не ответить таким же взглядом. Ни разу в жизни она не видела настолько оголенной женщины. Ее темно-фиолетовое платье имело угрожающе глубокий вырез, а корсет был зашнурован настолько туго, что ее груди, казалось, сейчас выскочат из него, как пробка из бутылки.
– Привет, Эндрю, – низким голосом, явно вызывающе, произнесла женщина.
– М-м-мисс Лотти, – ответил мистер Коллинз, и уши у него побагровели. – Э-э, мисс Лотти, это мисс Тейлор, новая владелица… э-э-э… п-п-пансиона.
– Я слышала. – Лотти еще раз оглядела скромное платье Джонси, затем приятно улыбнулась. – Добро пожаловать в Ларами, мисс Тейлор.
Джонси не могла отмахнуться от явной неприязни женщины, однако это чувство было взаимным.
– Спасибо, – напряженно ответила она.
– Если вы… э-э… извините нас, мисс Лотти, у нас назначена деловая встреча. – Мистер Коллинз нервно сжал локоть Джонси. – Всего д-д-доброго.
Они возобновили свой путь к доктору Майерсу, и Джонси сосредоточила внимание на вывесках, стараясь не думать о неприятной встрече.
Она подождала в приемной, желая узнать о состоянии мистера Коллинза. Довольно скоро высокий седой врач вывел его к Джонси, мягко похлопывая по плечу.
– Немного поболит голова, Эндрю, а в остальном ничего страшного. Зайди через несколько дней, я посмотрю шов. И остерегайся открытых дверей, – сказал доктор Майерс, подмигнув Джонси.
Она улыбнулась ему, чувствуя себя неловко, потому что врач мог подумать, что это она виновата в состоянии мистера Коллинза… Хотя, по правде говоря, так оно и было.
На улице мистер Коллинз повернулся к ней:
– Со мной все будет хорошо, мисс Тейлор. Не волнуйтесь. Я пойду домой и лягу, все обойдется. – Он дотронулся до ее руки и улыбнулся.
Джонси подумала, что он выглядит очень трогательно с этой повязкой на голове, а еще из-за того, что пытается улыбнуться невзирая на боль.
– И вы тоже идите домой. Мы разрешим ваши трудности, – уверенно сказал адвокат.
– Нам следует пойти к шерифу и сообщить о происшедшем.
– Не думаю, что это будет мудро. В самом деле. Я не смогу жить, если с вами что-нибудь случится. – Он снова улыбнулся. – Мы что-нибудь придумаем. Обещаю.
Больше Джонси ничего не могла сделать. Она попрощалась и пошла тремя длинными кварталами до своего дома, не замечая никого вокруг, не обращая внимания на пыль, поднявшуюся, когда она переходила улицу. Джонси снова и снова прокручивала в голове создавшуюся ситуацию, ища выход. Его не было. Она знала только, что не отдаст свой дом. Ничто не заставит ее вернуться под негостеприимный кров тети Иды.
Ее мать страдала молча, как подобало, по ее мнению, настоящей леди. В конце концов, если бы не великодушие тети Иды, что бы с ними стало? Ее отец оставил матери очень мало денег, большую часть которых она сберегла для Джонси. Да уж, великодушие. Тетя Ида не знала, что это такое. Доброе сердце было у дяди Гарольда, как и у ее отца. Этим, как и некоторыми другими качествами, братья были похожи. Если бы не дядя Гарольд, Джонси наверняка придушила бы тетю Иду. Она сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Даже сейчас слова тети Иды ясно звучали у нее в ушах.
– Моя дорогая, – говорила она какой-нибудь приятельнице или соседке, – денежные затруднения ничто по сравнению с заботой о бедных родственниках.
Джонси знала, что эти замечания предназначаются и для нее, потому что тетя никогда не говорила об этом шепотом. Она прекрасно помнит долгие вечера, когда они с мамой сидели у лампы и шили. Хороший друг ее матери предложил продавать дорожки на стол и салфетки, которые так хорошо получались у Мейбл. Денег это приносило немного, но они могли давать что-то на хозяйство и занимать себя.