Такая трактовка сути и специфики естественного семиозиса позволяет объяснить, почему именование и идентификация поименованного не могут рассматриваться как «зеркальные» процессы. Дело в том, что в первом случае мы знаем, в каком ракурсе и с каким эмоционально-оценочным ореолом именуем нечто в определённых целях, и исходим при этом из личностного «внутреннего контекста», своеобразной «предпрограммы», обеспечившей именно такой, а не иной ракурс видения и оценивания объекта (по принципу: «для меня – здесь – сейчас», поскольку в каждый последующий момент что-то может измениться в окружающей ситуации и в моём личностном видении этой ситуации). В отличие от этого во втором случае нам нужно установить, что лежало за именем для кого-то другого, но мы приступаем к решению этой задачи на основе преломления воспринимаемого слова через призму нашего «внутреннего контекста», нашей «предпрограммы», т.е. взаимопонимание всегда возможно только в некоторых пределах, ограничиваемых сходством предшествующего опыта (как личностного, так и общекультурного).
В этой связи представляется рациональным пользоваться понятием «интервала» на своеобразной «шкале» понимания как континуума: условные «пороги» такого интервала отграничивают либо излишнюю «дробность», детализацию содержания на уровнях признаков и признаков признаков, которая не входила в замысел отправителя сообщения и может поэтому увести от искомого, либо чрезмерную обобщённость понимаемого, что также может получить индивидуальную интерпретацию, расходящуюся с заданной. Подобные «недолёты» и «перелёты» – обычное явление не только в повседневном общении, но и при чтении текстов, и в научных дискуссиях, поскольку человеку свойственно выходить на тот уровень «перевода знаков», поиска нужной «интерпретанты», который для него наиболее актуален в текущий момент как результат взаимодействия ряда внешних и внутренних факторов (см. в главе 4 спиралевидную модель идентификации слова и понимания текста).
Заметим, что решающую роль при этом может сыграть и тот или иной уровень обобщения, и любой признак признака, актуализирующий соответствующую сеть связей в перцептивно-когнитивно– аффективном опыте индивида. Признание комплексности такого опыта завоёвывает всё большую популярность в мировой науке, что делает особенно актуальным уточнение ряда положений, к числу которых относятся понятие достаточного семиозиса и пересмотр трактовки роли тела в процессах означивания.
Роль тела в означивании
Фактически выше уже затронута проблема роли тела в процессах означивания. В последние годы в научной литературе стали употребляться термины, так или иначе связанные с телом человека и образованные от разных основ, в том числе «телесность», «соматикон», «соматизм», «bodyhood», «corporeality» и т.д. Различаются и позиции, с которых обсуждаются те или иные вопросы: одних авторов интересуют наименования частей тела или органов человека, в частности – в связи с их метафорическим использованием или «наивной анатомией»; другие экспериментально исследуют этнокультурные особенности восприятия и оценки человеческого тела, в том числе – с позиций «свой vs чужой»; третьи задумываются над тем, какую роль тело индивида играет в процессах познания и овладения языком, в идентификации значений слов и шире – в общении. Ниже делается попытка обосновать важность третьего из названных ракурсов (на самом деле их число можно было бы увеличить). Поскольку роль тела в языковой коммуникации уже затрагивалась выше при рассмотрении идей «корпореальной семантики», «семантических сетей», «семантики опыта и выводного знания» и т.д., представляется достаточным только кратко перечислить основные положения корпореального подхода к значению. В их число входят следующие.
Язык ничего не значит сам по себе, он опирается на невербальные «прочтения мира», функционирующие на разных уровнях осознаваемости при сенсорно– аффективно-ментальном взаимодействии, т.е. означаемые естественного языка требуют тела и эмоций для того, чтобы стать семантически функциональными (см. выше 3.1.2.А о концепции Х. Рутрофа; о роли эмоций см. подробно:218). Семиозис как нейробиологическая способность человека возможен только на основе взаимодействия тела, мозга и культуры – это положение ныне фигурирует в публикациях многих авторов.
Из приведённых положений особо выделим указание на то, что означаемые естественного языка требуют тела и эмоций для того, чтобы стать семантически функциональными. Рассмотрим обоснованность этого положения с опорой на ряд не затрагивавшихся ранее публикаций.
Следует подчеркнуть, что ещё С. Л. Рубинштейн в своё время предостерегал против обособления и противопоставления чувственного и рационального, трактуя их как составляющие единого процесса, развивающегося по бесконечной спирали переходов от чувственного к абстрактному и от абстрактного к чувственному219. Если заглянуть ещё дальше в историю российской науки, мы встретим работы И. М. Сеченова220, проследившего пути взаимодействия между «чувственными конкретами» и «мысленными абстрактами» и особенности становления их связей со словом.
В работе [Maturana http] выделен специальный раздел, посвященный телесности человека (Human bodyhood). У. Матурана указывает, что современная телесность человека является продуктом трансформации телесности членов сообщества людей как результата их бытия в общении. При этом те характеристики, которые делают нас такими существами, какими мы являемся (а именно – любовь, социальная ответственность, сознательность, духовность, этическое поведение, рефлексия), возникают у нас как динамические свойства телесности человека, закрепляемые и взращиваемые через способ со-существования в обществе, который основывается на некоторой базовой телесности221.
Основоположник науки онтопсихологии Антонио Менегетти222 указывает:
«Теоретически или экспериментально … мы способны понять, что не существует никакого таинственного скачка от психики к соме, а мы имеем дело с непрерывностью, идентичностью, выражением на разных языках одной и той же формы идентичного оперативного значения, смыслового содержания. <…> В человеке активизирована энергия трёх видов: психическая, эмоционально-эфирная и физическая или соматическая. Это не три различных типа, а три модуса одной энергетической направленности»223; «…мнемическое формирование, сенсорное восприятие мира предшествует всякой другой психической идентификации. Ребёнок, узнавая мать или обращаясь к другим объектам, уже интериоризировал, или, точнее, соматизировал эти представления: психической идентификации предшествует идентификация телесная, соматическая…»224.
Менегетти называет соматическую идентификацию процессом первичного познания225. Он полагает:
«Наше тело представляет собой некий гештальт, образующийся из постоянного слияния его формы, функций и его среды обитания»226. «Тело – это первый инструмент, первое слово души, первая структура того невидимого, которое я есть»227. «Опытное переживание есть целостный факт, всё тело воспринимает, как открытый радар. Рефлексия – только аспект рационального сознания»228.
Аналогичную мысль о связи соматического и психического высказывает Л. М. Веккер229, отмечающий, что пограничная линия между психическим и соматическим имеется только при теоретическом подходе с позиций современной системы научных понятий.
«Если же мы берём отдельное конкретно переживаемое различение психического и соматического состояния и даже если мы берём отдельно взятое понятие психического в его противопоставлении соматическому, то дело обстоит радикально иначе»230.
Поставив вопрос: «Чем отличается по своему прямому психическому составу переживание душевной боли или душевного состояния от переживания физической боли или соматического состояния?», Веккер указывает, что фактически речь идёт о «нетелесной телесности» или «телесной нетелесности», разница между ними состоит лишь в том, что переживание боли или самочувствия вызвано в одном случае центробежно, а в другом – центростремительно231.
На взаимодействие трёх основных модальностей опыта – переработки через знак, образ и чувственное впечатление – указывает М. А. Холодная, подчёркивающая: «… когда мы нечто понимаем, мы это словесно определяем, мысленно видим и чувствуем»232. В связи с трактовкой понятия «телесность» представляется полезным обратиться к книге Е. Э. Газаровой «Психология телесности», где уточняется: