Читать интересную книгу Правила игры - Олег Егоров

«Зачем я это все вспоминаю?! — справился я сам у себя, откинувшись на сиденье рядом с дальнобойщиком Геной. — Я вспоминаю это из-за Будильника! Из-за несгибаемого Будильника я это все вспоминаю. Вот кто пример для подражания! Чтобы выжить, надо быть таким, как мой следопыт».

Вскоре после конфликта с матерым вепрем случилось так, что Будильник угодил в волчий капкан. Волков той зимой в охотхозяйстве развелось чуть ли не больше, чем в послевоенные годы. Спрос с егерей был строг. Волки резали партийных косуль, как отпетые вредители. За каждого хищника руководство назначило награду в сто двадцать рублей. Даже за волчонка. Егеря стали окружать флажками участки их миграции и стягиваться на коллективный отстрел. Но волки под флажки уходили. Они уже привыкли к флажкам. Красными флажками в нашей стране уже никого нельзя было удивить. Оставались капканы. В такой капкан и попал неосторожный Будильник. Стальные челюсти раздробили ему переднюю лапу, и затем у Будильника началась гангрена. Будильник мучился в холодных сенях на рваной подстилке. Дед хотел его пристрелить, но я уговорил обождать еще хотя бы сутки. На следующее утро я пошел по нужде во двор и чуть не наступил на Будильника, сидевшего у порога. Будильник посмотрел мне в глаза и поднял окровавленную культяпку. Ночью он сам себе ампутировал зараженную конечность. И остался жить…

— Приехали! — Дальнобойщик притормозил на светофоре. — Куда дальше?

Очнувшись от полудремы, я огляделся. Автофургон застыл посреди Кутузовского проспекта в плотном потоке транспорта.

— На разворот, — отозвался я. — Дальше покажу.

ГЛАВА 12

ДОКТОР ЧЕН

Прошла почти неделя. Я лежал в знакомых апартаментах «Лаокоона», окруженный заботой Серика и Проявителя. Доктор Чен прописал мне антибиотики, постельный режим и китайскую кухню.

В ночь после возвращения из Санкт-Петербурга у меня резко подскочила температура. Искушенный в подобного рода делах или, точнее выражаясь, стреляный Руслан послал с утра за врачом.

— Ты не волнуйся, — обнадежил он меня. — Чен мужик свой. Китаец.

— Зачем китаец?! — опешил я. — Почему китаец?!

— У тебя что? Расовые предрассудки? — хмыкнул Руслан. — Так я тоже не потомственный славянин. Врача, как и адвоката, своего надо иметь. Адвокат у меня еврей, а врач — китаец. Классный, между прочим, фельдшер. Не одного бойца в строй вернул. Последние, правда, месяцы работы у него негусто, поэтому он частную практику на дому открыл. Омоложением занимается.

— Как профессор Преображенский, — заметил я.

— Преображенский?! — Руслан поскреб на щеке густую растительность. — Не слыхал! Много шарлатанов развелось на Руси! Не счесть алмазов в каменных пещерах!

— Ты никак бороду решил отпустить? — В таком запущенном виде я наблюдал щеголя Руслана впервые.

— Да вроде того. — Он протянул мне прикуренную сигарету.

— Чен приехал! — доложил, заглядывая в комнату, Серик.

— Зови, — распорядился Руслан.

Худенький подвижный китаец с раскосыми глазами пройдохи тщательно осмотрел мою рану и задумался.

— Вы кушали побеги молодого бамбука? — спросил он с легким акцентом.

«Господи! — поразился я. — Неужто он и бамбук омолаживает?!»

— Это огнестрельное ранение, док! — поспешил вмешаться Руслан. — Побеги тут ни при чем!

— Они всегда при чем! — улыбнулся китаец. — Побеги и акульи плавники! Вкусная здоровая пища! Мидии, улитки тоже! Белок!

— А что все-таки насчет ранения? — попытался вернуть его Руслан к наболевшему вопросу.

— Тогда крепкий бульон! — Китаец открыл саквояж и разложил на столике инструменты. — Мясо можно! Все можно!.. Лучевая кость не задета. Неделю можно лежать и можно уколы. Пенициллин.

— Уколы умеешь делать? — Руслан обернулся к Серику, томившемуся в коридоре.

— Фига умеет, — подсказал Серик. — Он от этого в клинике два года лечился.

— Пусть Фигнер! — согласился Руслан.

Носатый, медлительный в движениях Фигнер был сменщиком Серика. В свою очередь он являлся в сауну ни свет ни заря и гонял сам с собой шары на бильярде. Более прочих ударов Фига предпочитал отрабатывать прямые, судя по непрестанному сухому треску, долетавшему в мою комнату через все стены. Жил Фигнер на улице 1812 года, о чем сообщал не без некоторой гордости всем подряд, намекая прозрачно на свое родство с прославленным партизанским героем.

— Можно терпеть, — разрешил доктор Чен, очищая мою огнестрельную рану и обрабатывая входное отверстие перекисью. — Русские могут терпеть. Они почти как мы.

Стиснув зубы, я дождался окончания процедуры — китаец ловко в два приема зашил рану нитками — и поблагодарил Чена за хлопоты.

— Вы еще молодой! — сказал Чен. — Когда будете старый, приходите! Чен знает секреты!

Для убедительности он закатил глаза и поцокал языком. А затем вдруг озорно подмигнул и, подхватив саквояж, засеменил к выходу. В дверях он чуть не столкнулся с Проявителем. Отступив на шаг, Чен сложил вместе ладошки и отвесил Матвею Семеновичу, словно живому воплощению бога Вишну, глубокий поклон.

— Если температура не уйдет, можно звонить! — объявил он нам с Русланом.

И удалился, насвистывая арию из оперы «Паяцы».

Матвей Семенович проводил его сердитым взглядом.

— Шут гороховый! — сказал он так, чтобы Чен его услышал.

Двое старых плутов, судя по всему, друг друга не жаловали.

— Мошенник! — Проявитель сел рядом со мной на диван. — Он вас еще не омолаживал древними порошками Шамбалы?!

— Ну, мне пора. — Руслан, пряча улыбку, отвернулся. — Ты, Саня, лежи смирно. На дверях охрана. Мышь не проскочит.

После его отбытия мы с Матвеем Семеновичем пошептались, и спустя три дня на мое одеяло легла пачка фотоснимков.

— Это Галемба! — Проявитель постучал ногтем по изображению тучного мужчины, выходящего на тротуар из микроавтобуса. — Это — улица Поварская, бывшая Воровского! Вот за этой аркой со двора вход в ЧОП «Близнецы». Там опасно было снимать! Шныри и камеры наружного наблюдения! Из окон подъезда напротив деревья мешают.

— Ничего, — сказал я. — Это лишнее. Вы и без того отработали, как суперагент.

Польщенный Матвей Семенович продолжал сообщать результаты разведки:

— Галемба всегда приезжал к восьми ноль-ноль. Уезжал в разное время. Вчера до ночи сидел. Людей в «Близнецы» заходит много. Кто сотрудник, а кто посетитель — невозможно разобрать.

— Так вы что же?! — удивился я. — Три дня там безотрывно сами слежку вели?!

— Зачем сам? — возразил Проявитель. — Я снимок знакомому показал, бывшему вохровцу! Он человек праздный, да и языком зря не чешет. Толковый человек! С вашими-то, Саша, деньгами я, если надо, целую армию найму!

— Не надо, — умерил я пыл Матвея Семеновича. — Вы лучше вот что… А другого Галембы там не появлялось?! Ну или кого-нибудь на него похожего?!

— Похожего не было, — твердо сказал Проявитель. — Был кто-то похожий на депутата этого… Знаете?!

— На Раздорова! — определил я без тени сомнения.

— Верно!

«Почему же ты «Близнецами» свою шарашку назвал? — Я рассмотрел фотографию Галембы. — Не случайно! Как пить дать, не случайно! Тебе подобные обожают символику. Надобно проверить, нет ли у тебя тоже филиала завалящего где-нибудь на невских берегах».

Адрес ЧОП «Близнецы», благодаря связям Руслана, я выяснил быстро. «Близнецы» обслуживали ряд солидных коммерческих структур, не последнее место среди которых занимал и «Третий полюс». Репутация у охранного предприятия была достаточно скверной, но кто-то очень влиятельный помогал им сохранить лицензию и вообще отмазывал, по словам Руслана, от прокурорских наездов. Я даже догадывался кто.

— Вы, Матвей Семенович, лучше заплатите своему толковому человеку, сколько сочтете нужным, и пусть он больше на Поварской не светится. — Я сложил снимки в конверт из-под фотобумаги. — Все, что нам надо, мы уже знаем.

— А может, Галембу этого до дома проследить? — предложил Проявитель. — У меня «Москвич» на ходу!

— Ни в коем случае, — погасил я его инициативу. — Забудьте об этом. Они скорее сами вас до дома проследят.

— Понял! — Он встал и, простившись, отправился колдовать в лабораторию.

Я заказал ему изготовить новый паспорт, каковой в ближайшем будущем очень мне мог понадобиться. Фамилию я себе выбрал простую и скромную: Березовский.

На смену Матвею Семеновичу пожаловал Фигнер — неизменно в белом халате и с никелированной баночкой в вытянутых руках. Подносил он ее торжественно, будто хлеб-соль.

— Машинка! — Фига снял с баночки крышку и предъявил мне ампулу пенициллина. — Кайф!

Уколы он даже в мягкие ткани делал профессионально. Наркоман со стажем, подобно завязавшему алкоголику в обществе пьяных, испытывал при этом заметное возбуждение.