пол падал широкий квадрат тусклого света. Двое человек, кряхтя от натуги, подавали наверх какие-то тяжёлые ящики.
Я узнал кузнеца. Второй был мне незнаком. Скорее всего, я видел его в толпе у моста, просто не обратил внимания.
Так, а что за ценную херню они писдят из боярского подвала?
Я подкрался поближе.
Ящики, как ящики. Крепко сколочены из толстых досок, наглухо закрыты деревянными крышками. Небольшие, но очень тяжёлые, судя по тому, с какой натугой поднимал их напарник кузнеца. Он шумно дышал, на заросшем чёрной бородой лице выступили крупные капли пота.
Сам кузнец поднимал ящики легко. Только играющие под рубахой мускулы выдавали их тяжесть.
Ящиков было около десятка.
Когда последний из них оказался наверху, кузнец и его подельник быстро выбрались наверх по деревянной лестнице. Тяжёлая крышка опустилась на проём люка. В подвале стало абсолютно темно.
Ловя чутьём собственный след, я опрометью метнулся обратно к окошку. Времени у меня было ровно столько, сколько нужно мужикам, чтобы дотащить первый ящик до двери.
Я успел. Прыгнул к крыльцу и распластался в траве.
Дверь над головой открылась. Доски крыльца заскрипели, прогибаясь под тяжёлыми шагами. Затем ящик с негромким стуком опустили в телегу.
— Фух! — сказал Архип и рукавом вытер пот со лба.
— А может, зря мы это? — испуганно спросил второй. — Добро-то боярское.
Я узнал мельника.
— Нет больше боярина! — ответил ему Архип. — В тюрьме сидит, вот-вот на плаху пойдёт.
— А если простит его князь? Вернётся Андрей Дмитрич, а мы...
— Такое не прощают, — злобно отрезал Архип. — Да не трясись ты! Мы ведь что сейчас делаем? Боярское добро от обыска прячем. Что в этом плохого? А остальное решим, когда эти уедут.
— Князь неспроста обыск затеял, — не унимался мельник. — Знает он что-то.
— Ничего он не знает! — сплюнул Архип. — Сопляк твой князь. С одного стакана окосел. Я весь вечер слушал, о чём они говорят. Им бы только в Старгород поскорее вернуться, к бухлу и бабам. Пусть ищут — всё равно ни хера не найдут. А вечером я их в бане напарю, угощу, да и спроважу наутро.
Под левой передней лапой у меня зачесалось.
Бля, блох подхватил, что ли?
Я потёрся грудью о траву, но зуд не проходил. Наоборот, стал невыносимым.
Да что за хрень-то?!
Ипать! Это мне кто-то на зеркальце трезвонит! Нашли же время!
Я чуть не взвыл от невыносимой чесотки.
— Ладно, — сказал Архип. — Не хер рассиживаться. Пошли за ящиком.
К тому времени, как они перетаскали ящики, я весь исчесался. Зеркальце трезвонило, хоть ты тресни!
Наконец, последний ящик был погружен. Архип уселся в телегу и чмокнул губами. Лошадь неохотно тронулась.
Остальная троица пошла вслед за Архипом. Я дождался пока они отойдут шагов сто по улице, и шёпотом взвыл:
— Перекидываемся, Немой!
Щёлк!
Я уселся прямо в траву под крыльцом, выхватил зеркальце из кармана и ткнул пальцем в стекло.
— Да?!
В стекле отразилась расстроенная Глашка. В её глазах стояли слёзы.
— Немой! Ты почему не отвечал так долго? С бабой был?
Бля!
— Глаш, я в засаде!
— А почему шепчешь? Ясно! Бабу разбудить боишься?!
— Разбойников я спугнуть боюсь!
— Точно? Ну-ка, покажи — что вокруг тебя?
Охереть!
Я повёл зеркальцем вокруг. В стекле отразился тёмный боярский терем, забор и лопухи.
— Жуткое местечко! — оценила Глашка. Всхлипнула, успокаиваясь.
— Глаш, ты чего хотела-то?
— Да так. Соскучилась просто. Ладно, сиди в своей засаде. Не отвлекаю.
Я стиснул зубы, чтобы не выругаться, и сунул зеркальце в карман. Но тут оно завибрировало снова.
— Да?!
— Немой! А ты когда вернёшься?
— Скоро, Глаш! Через пару дней.
— Я ждать буду. Приезжай скорее!
Стекло потускнело.
Перекидываемся, Немой!
В голове щёлкнуло. Я приземлился на четыре лапы и понёсся по улице вслед уезжающей телеге.
Телега остановилась возле мельничной запруды. Подпёртый плотиной ручей в этом месте расширялся, образуя длинный пруд. Негромко журчала вода, падая из деревянного жёлоба на лопасти мельничного колеса.
Елки в лунном свете отбрасывали длинные чёрные тени. Поэтому я свободно подкрался почти вплотную к телеге.
Лошадь, почуяв меня, забеспокоилась и фыркнула. Я припал к земле, чувствуя, как холодит брюхо сырая трава.
— Тащим ящики на мельницу, — распорядился Архип. — За мешками с мукой пока спрячем.
— А если князь на мельницу заглянет? — дрожащим голосом спросил мельник.
— Что ему тут делать? — возразил Архип.
— Мало ли! Он ведь не просто так приехал. Болотник его навёл. Нет, вы как хотите, а мне на мельнице этого добра не надо!
— Что ж ты трусливый-то такой? Как свою долю у боярина клянчить — так ты первый. А как спрятать добро — ты ни при чём, да?
— Давайте пока ящики в пруду утопим. Всё равно его осушать! Вот и не найдёт никто. А мы потом легко достанем.
Архип и мельник снова заспорили.
Кузнец молча за верёвку подтянул к берегу плавающую в пруду лодку. Взял из телеги ящик и понёс его к лодке.
— Ладно, — махнул рукой Архип, — убедили.
Мельник повернулся к телеге, взялся за ящик.
— Помогите! — сказал он.
Архип вдруг присел, подхватил с земли камень и быстро ударил мельника по затылку. Мельник охнул и осел на землю. Архип бросился к нему и добил двумя быстрыми ударами.
— Ты чего, Архип? — растерянно спросил кузнец. Он так и стоял с ящиком в руках.
Чернобородый молча ухмылялся.
— А ты как думал, Ваня? — хрипло отозвался Архип. — Что богатство просто так даётся? Здесь надо смелым быть. Чтобы поджилки не дрожали. Завтра спровадим князя, достанем всё — и прямиком в Литву! За ночь уйдём подальше, а там уж нас не найдут.
Что ж вас всех в Литву-то тянет? Неужели там так охеренно? Может, съездить — поглядеть? Пару конных полков прихватить с собой и сгонять на выходные.
— А боярин как же? — спросил кузнец.
— Пошёл он на хер! — ответил Архип. — Теперь он сам за себя, а мы — сами по себе. Вот что — спусти-ка своего приятеля в воду. А мы пока ящики в мельницу перетаскаем. Да не вздумай сбежать — найду и убью. Понял?
Ростом Архип едва доставал кузнецу до плеча. Но в его