крепкой руке — кувалда. Такой въипёт — мало не покажется. Взгляд прямой, честный.
Блядь, когда мне уже кузнецы перестанут попадаться?
Мельник? Тоже не последний человек в деревне. С урожаем к нему со всей округи едут — мука всем нужна. Коренастый, лицо круглое, серьёзное. На рукавах и щеке — белая мучная пыль.
Кстати! На кой хер деревенским строить мельницу, если одна уже есть? Интересный вопрос!
Я перешёл ручей и шагнул с последней гнилой доски на утоптанную землю.
— Какого хера мост шатается? Починить некому?
— Дык это... — начал было говорить ближайший мужик, державший в левой руке вилы.
Но я отодвинул его с дороги и шагнул к тому, на кого после моего неожиданного вопроса взглянули и кузнец, и мельник.
— Я — князь Добрыня Немой, соправитель князя Всеволода. А вы куда собрались? Разбойников гонять?
Я говорил громко, уверенно и сурово глядел ему прямо в глаза.
Бля, можно было и догадаться! Деревенский лавочник. Наверняка ещё и усадьбой Хворобы управляет по совместительству. Ну, и староста деревни, само собой.
Сколько ему? Сорок? Пятьдесят? Внимательные глаза тонут в загорелых морщинах. Но борода не седая, только с проседью. Сам крепкий, плечистый. И не сутулится. А почему лавочник? А похож, бля!
— Тебя как зовут?
— Архип, — ответил лавочник, — а...
Но я не дал ему договорить.
— Молодец, Архип! Разбойников бояться не хер! Так и скажу князю Всеволоду — хороший староста в Лопухинке, надёжный.
Я хлопнул старосту по плечу. И повернулся к остальным:
— Жалобы, вопросы есть?
Народ зашумел вразнобой, но я поднял руку.
— Всё по порядку, через Архипа! Он был и остаётся главным. Я подтверждаю!
Прошка и Джанибек уже переехали мост и, как бы невзначай, прикрыли меня конями от толпы.
— А как же Андрей Дмитрич? — спросил Архип. — Всегда ж он приезжал от князя. У него и дом тут, родина!
Что ещё, бля за Андрей Дмитрич?! Хвороба, что ли?
Я поманил старосту пальцем и наклонился к его уху.
— Боярин Хвороба в тюрьме. Ждёт казни за воровство и бунт против князя Всеволода. Соображаешь?
— Соображаю, — побледнев, кивнул староста.
— Ну, вот. А мы пока ищем его помощников. Но ведь здесь их нет? Я правильно понимаю? Вы — простые деревенские люди. Детей растите, хлеб сеете. Мельницу вот новую строить собрались. Правильно?
— Ну... так-то да, — кивнул Архип, украдкой глядя на меня.
— А что с болотником не поладили — так это мы решим. К общему согласию. И чем скорее — тем лучше! Я обратно в Старгород тороплюсь.
На лице Архипа промелькнуло явное облегчение. Ну, вот и хорошо, бля! Теперь эта сволочь из кожи вылезет, чтобы мы живыми уехали в Старгород.
Я отодвинул Прошкиного коня и снова повернулся к мужикам. В толпе мелькнуло знакомое лицо.
Как его, бля?! Точно, Илья! Сын Марьи, которая отравила своего больного мужа. Их тогда ещё Михей в Лопухинку увозил, к родственникам.
Я махнул ему рукой.
— Иди сюда! Как тебя звать?
Я положил руку ему на плечо и слегка сжал. Не подведи, Ильюха!
Ильюха не подвёл.
— Илья! — сказал он и шмыгнул носом, переминаясь с одной босой ноги на другую.
А больше ничего не добавил. Вот и молодец!
— Заработать хочешь, Ильюха?
— Кто же не хочет? — вопросом на вопрос ответил пацан.
— Вот, и хорошо. Веди нас к себе домой. На пару дней у вас поселимся.
— Так, может, в боярском тереме поживёте? — спросил Архип. — Там и удобнее, и прислугу я найду!
— Вот что, Архип! — строго сказал я. — Боярский терем я завтра обыщу. А пока — никого туда не пускай! Завтра после обеда подъеду — и начнём обыск. Сейчас выспаться хочу — устал.
Я широко зевнул.
— Кстати! Ты там ничего подозрительного не видел?
Архип помотал бородой.
— Ладно, на сегодня, вроде, всё. Добрались — и слава богам! Давай, веди к себе домой, Ильюха! Архип! Приходи через час — поужинаем. Расскажешь, что в деревне делается.
Болотник вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул ему:
— Идём с нами!
***
Пахло навозом и печным дымом. Печально мычали коровы, изредка похрюкивали свиньи. Стайки белых и пёстрых куриц деловито копались в придорожной пыли. Над высокими жёлтыми метёлками золотарника деловито жужжали пчёлы.
По единственной деревенской улице мы добрались до дома, в котором жил Ильюха с сёстрами и матерью. Пришлось проехать почти в другой конец деревни. Заодно я полюбовался хоромами Хворобы.
Огромный терем, размерами не уступал княжескому. Путаница галерей, переходов и крылечек. Основательно жил боярин Хвороба, с размахом.
Марья стирала бельё в большом деревянном корыте. Увидев всадников, уронила в мыльную воду девчачье платьице, выпрямилась. Тревожно вгляделась в наши лица.
Ильюха подбежал к матери, что-то прошептал ей на ухо. Она молча махнула нам рукой, развернулась и пошла в дом.
— Подождите во дворе, — сказал я дружинникам.
Соловей первым спрыгнул с коня Джанибека.
— Всю жопу отсидел без седла! — улыбнулся он. Сорвал длинную травинку, прикусил её зубами, еле слышно насвистывая какую-то сложную мелодию.
Я вошёл в избу и тут же наткнулся на взгляд Марьи.
— Почему к нам? — спросила она, не здороваясь. — Мы и так тут еле прижились. А теперь вы, с обыском своим. Уедете, а мне что люди скажут?
— Мам! — Ильюха дёрнул её за рукав. — Они нам жизнь спасли.
— А толку-то? — негромко спросила Марья. — Много мы теперь наживём?
— Уедете с нами в Старгород, — твёрдо сказал я.
— Что мне там делать? — просила Марья.
— А здесь ты что делаешь? Ильюху в дружинники возьму. Дом вам будет. Старгород большой — сами решите, где поселиться. А сейчас мне без вас не обойтись.
Вот так вот, бля! Если ты князь — значит, решаешь за людей, как им жить. А им это не всегда нравится, между прочим.
— Ильюха! — продолжил я. — Расскажи мне всё, что знаешь о местных. Кто был недоволен Хворобой, кто — наоборот.
Через час я знал о жителях Лопухинки гораздо больше, чем хотел бы знать.
***
— У меня и еды нет, — растерянно сказала Марья. — Не ждала гостей.
— И не надо! — ухмыльнулся я. — Еда сейчас сама придёт.
На улице залаяла собака. Я выглянул