вообще ни хрена не понимаете, вам лишь бы свой член куда присунуть поглубже. И даже если не в вагину той самой, а в другую бабу пихаете, то подумаешь, а что такого? У вас же, тонкая душевная…
— Лен, остановись!
— Черта с два. Друг твой — козел, блядун и ты… Ты, Мир, точно такой же!
— Чтооооо?!
— То! Я до сих пор помню, как ты напоказ сиськи той шмары мял в ресторане, когда мы поссорились…
— Лен, это много лет назад было.
— Я помню, как ты и с другими телками трахался! — повышает голос. — Когда я раны зализывала и нашу дочь вынашивала, ты, несчастный, с одной пизды в другую нырял, ах, страдал!
— Да еб твою мать, Лена! Мы женаты давным-давно, у нас дети. Любовь! Ты что тут наворачиваешь, а?!
— Я до тебя донести пытаюсь, как обидно и больно быть нелюбимой, быть обманутой, брошенной и искать в этой жизни силы быть дальше. У меня был ребенок, была мать и новоявленный отец рядом, а у Инессы — что? Опасность быть раздавленной? Хейтинг? И ты, блять… Мир, ты, блять, обосрал приглашением этого блядуна единственный островок спокойствия для моей подруги. Единственный! Да что ты за человек такой? Тьфу, бревно! Буратино! Дуб!
Вылетев в коридор, Лена замечает меня, прислонившегося спиной к стене, выдыхает жарко и поправляет растрепавшиеся волосы, гаркнув на меня:
— Извиняться не собираюсь! Сказала все, что думаю! И что ты мне сделаешь?
— Да ничего, — выдавливаю из себя. — Лен, я не враг тебе.
— И не друг! — напирает.
— Прости. Думал, что все-таки дружим.
— Не знаю, Вит… — выдыхает спокойнее. — Я считала, что ты Инессу любишь. Правда, считала. А ты, оказывается, просто очень хорошо притворяешься. И теперь я не верю, что ты с нами в дружбе… искренний.
Выдав мне это в лицо, Лена направляется в сторону гостиной, бросив издалека:
— Мир, сиди, где хочешь со своим другом. Но я не желаю видеть его рядом со своими детьми!
— С нашими! —
— Со своими! Они — мои, по большей части. А ты, защищающий своего гулящего дружка, и себя тоже оправдываешь. Все свои похождения. Может быть, и сейчас… погуливаешь? — добавляет ехидно и громко трескает дверью коридора.
— Блять, Мир! — смотрю на приятеля. — Если бы я знал, что будет такой пиздец, я бы не пришел. Почему ты не сказал, что Инесса здесь? Почему? Она ни видеть, ни слышать меня не хочет. Шарахается в сторону, как от прокаженного.
— Я же сказал: хотел как лучше! — машет рукой. — Пойдем на улицу, покурим. Обмозговать надо, как… — смотрит с досадой в сторону гостиной.
— Как с женой помириться?
Мир трет грудную клетку, в области сердца.
— Сам виноват, позвал блядуна, еще и вступился, у Лены эта тема болезненная… Блять, — ругнулся. — Терпеть не могу, когда мы ссоримся, сердце камнем стынет. Ну как же она, а? Столько лет вместе, душа в душу, еб твою мать. А она до сих пор мои косяки помнит, с обидой… Как так, а? Что же я недостаточно стараюсь? — спрашивает вслух, но ответа не ждет.
Сам с собой разговаривает, а я просто места себе не нахожу. Я все испортил и продолжаю портить прямо сейчас.
Мы выходим на улицу, в сторону от двери мечется тень Инессы. Она отходит демонстративно к самой калитке и смотрит через прутья кованого забора на дорогу, в ожидании такси.
При виде нее внутри все переворачивается.
С ног на голову и обратно — и так несколько раз.
Чувствую себя беспомощным, разбитым, размазанным…
Страх потерять единственное, что теплится в душе, снова сковывает меня с головы до ног, как в момент клинической смерти.
Я четко помню ощущение, с которым понял: там — хорошо, но там — ее нет. И меня резко накрыло страхом, тотальной пустотой. Накрыло и притянуло обратно.
Шоры с глаз спали.
Инесса нравилась с самого начала, но так, как нравятся десятки других симпатичных девчонок. Увлекся, да. Но именно с подачи Кира наши отношения переросли в полноценный роман и скорую женитьбу.
Тогда я не думал, что поступаю дурно… Вообще мало о чем думал: расточал улыбки, тепло, признания, не зная их истинного веса.
Я так часто говорил “люблю, мась. без ума от тебя, малыш!”, что это стало привычным, избитым, не сложнее, чем спросить “привет, как дела!”
Осознание ценной тяжести этих слов накатило позднее.
В спешке все изменить, моментально перестроить себя я напорол немало косяков, и теперь… моей девочке все стало известно.
Я не знаю, как к ней подступится. Как? Она словно сгусток пульсирующей боли и недоверия. Зря она думает, что я не понимаю, не чувствую. Я, наконец, чувствую. Чувствую и мне пиздецки больно от того, что именно я ощутил в полной мере — в своей и в ее мере, помноженное на кратность вины.
— Что будешь делать? — уточняет Мирослав. — Я слышал, Инесса адвоката ищет.
— Дам ей развод, — сообщаю глухо. — Препятствовать не стану.
— Значит, замнешь…
— Нет. Просто отпущу, — прикусываю губу до крови, чтобы голос не дрожал, но он все равно выдает.
— Агента своего только приструни. Если я что и понял, он очень резвый. Как бы за твоей спиной ничего не начал мутить…
Глава 28
Вит
Вечер в компании друзей провален. Еще и Мирославу досталось по моей вине.
Когда я покидал друзей, Лена демонстративно вынесла Мирославу небольшую спортивную сумку со словами:
— Проведай сестру Любашу и племянника, давно ты не был у них в гостях.
Я поразился тому, как Мир молча это проглотил. Просто взял сумку и подержал в руке:
— Я виноват лишь прошлым, Лена. Неужели неясно, как ты мне дорога?
Перед нашими лицами захлопнулась дверь.
— Лихо она тебя, жестоко… — выдавил я. — Неужели ты это проглотишь?
— А что прикажешь? Выносить дверь пинком, орать и пугать детей?! Женщины думают эмоциями, и если мою Пуговку твоя ситуация всколыхнула, напомнила о давнем прошлом, значит, я в настоящее время где-то расслабил булки, — нехотя ответил Мирослав, пояснив. — Бабу завоевать не сложно. Завоевываешь на адреналине, видишь цель и идешь к ней. Берешь вершину нахрапом и ловишь кайф. Сложнее эту вершину удержать и постоянно доказывать себе и ей, блять, что она — мой Эверест. Нет, блин, выше всех Эверестов. Лучше… Охуительная, словом… За-дач-ка. Ты понял?
Я закивал, хотя… потом покачал головой.
— В целом, можно было и не спрашивать, — прикурил Мирослав возле машины. — Все и так понятно. Так, между нами, жену свою любишь? Или как…
— Люблю.
— Значит, не трать