электричества, глубокими толчками, гортанными стонами, пульсацией всех мышц, темнотой в глазах…
Мы кончаем снова, но я уже не могу остановиться. Пока член не встал опять, я переворачиваю ее на спину и, встав на колени, принимаюсь хлестать ее тело семихвосткой, сбивая с кожи застывший воск. Он разлетается по сторонам розовыми струпьями, Арина отпихивает меня и тут же подставляется, визжит, смеется, расставляет ноги, словно умоляя, чтобы я отхлестал ее по пульсирующей щели, и я послушно шлепаю ее между бедер кожаной плеткой, а потом не выдерживаю и впиваюсь в ее клитор губами, вылизываю жаркое, мокрое, живое лоно…
31 глава. Месть и нежность
Арина
Кажется, что все тело резонирует, вибрирует, содрогается. Он трахает меня искусственным черным членом, чей неумолимый моторчик не останавливается даже в моменты оргазма. Он обжигает мое тело воском. Стаскивает меня на пол, трахает в задницу, хлещет плетью, впивается ртом в изнывающий, истерзанный клитор, чувствительность которого — тысяча процентов, это почти больно, но я все равно вцепляюсь пальцами в мокрые волосы на голове мужчины, выгибаюсь дугой и кричу, умоляя, чтобы он не останавливался. Сейчас мне уже плевать, называть его Петей или мастером, обращаться на ты или на вы, мы равны, мы едины, я не чувствую никакого стыда, никакого сожаления, никакой боли — физической или душевной, — только желание. Это похоже на танец — такой красивый и завораживающий, что невозможно остановить. Тела соприкасаются, сливаются вместе, и энергия хлещет через край.
Он вылизывает меня бессовестно и беспощадно, проникая языком между распухшими губами, лаская клитор, проскальзывая внутрь… Практически трахает языком, а потом заменяет его пальцем, и я от неожиданности едва не сжимаю бедра вокруг его головы.
— Полегче, — предупреждает он почти со смехом.
— Это ты — полегче, — я качаю головой. — Раз уж ты снял свои тяжелые ботинки и валяешься со мной на полу — ты больше мне не указ…
Он рычит на меня, нависает сверху, кусает в шею, вытягивает мои руки над головой и пришпиливает к полу, но я тянусь за поцелуем, и он не может отказать, опускается лицом к лицу, целуя мои губы… Мне удается вырвать сначала одну руку, а потом вторую. Я выныриваю из-под него, тут же оказываясь сверху, усаживаясь на твердый пресс и сжимая бедрами его бока.
— Снова перехватываешь инициативу, львица? — он улыбается и не сопротивляется мне. Я замечаю, что мы лежим на полу в самом изножье кровати. С решетки свисают кожаные поножи на цепочках, и я решаю воспользоваться этим. Они предназначены для женских щиколоток — а значит, сойдут и для мужских запястий. Сегодня я уже не та робкая девочка, что была три недели назад. Сегодня я смогу не просто отшлепать его…
Наклоняясь к его губам, я улыбаюсь. Он правда ничего не подозревает? Или просто позволяет мне эту игру? Я увлекаю его в долгий, глубокий, развязный поцелуй, а одной рукой осторожно вытягиваю цепочки наружу: сначала одну, потом вторую. Мне приходится изловчиться, но уже через мгновение я с победным видом затягиваю ремень на одном его запястье.
— Ого! — кажется, он и вправду удивлен. Но в то же время, ему чертовски весело. Он показывает мне свободную вторую руку, и даже когда я перехватываю ее обеими своими, мне не удается вытянуть ее на нужное расстояние: он сильнее, намного сильнее меня. Это и заводит, и бесит. Я пихаю его, отталкиваю руку, ерзаю сверху… Он неожиданно просовывает ладонь между своим прессом и моим лобком, нащупывая клитор, и мягко нажимает на него, массирует по кругу… Проталкивает ладонь еще дальше, и вот уже внутри меня два пальца. Я почти впиваюсь в его плечи, ерзая на пальцах и запрокидывая голову от нового удовольствия.
Он смеется:
— Все еще хочешь приковать мою вторую руку?
— Хочу, — шепчу я, соскальзывая с его пальцев, наклоняясь, кусая его за подбородок, а потом целуя в губы.
— Тогда действуй, — он сам подносит руку к цепочке, мне остается только быстро надеть и затянуть ремень.
— Вот ты и попался, — шепчу я довольно.
— Очень страшно, — он улыбается, но я настроена решительно.
Его стояк почти упирается мне в поясницу, и я сползаю пониже, к нему в ноги, чтобы обхватить пальцами налитый кровью член. Петр шипит, прикрывает глаза от удовольствия, когда я провожу вдоль ствола, размазывая свежую смазку, а потом беру лоснящуюся голову в рот, посасываю, заглатываю чуть глубже, снова сосу, скольжу губами вверх и вниз…
Мне нравится, что он не скрывает своего удовольствия и послушно мычит, а потом и стонет, поддаваясь моим действиям. Вот только я не собираюсь дать ему кончить слишком быстро… Как только наступает время наращивать темп, я наоборот замедляюсь, вызывая его недовольство:
— Решила меня помучить?
— Агааа, — протягиваю я.
— Ты знаешь, что я потом с тобой сделаю?
— А ты знаешь, что я сделаю с тобой за то, что ты сделаешь со мной? — парирую я. Мы оба понимаем, что это бесконечная игра, в которой не будет ни победителя, ни проигравшего, оба будут мучить и будут измучены… И теперь, когда первый лютый запал сошел на нет, это будет долго-долго и нежно-нежно.
Он с улыбкой наблюдает, как я натягиваю презерватив на его стояк. Для меня это новый опыт. Зато сама я опускаюсь на член уверенно и быстро, сразу забирая его внутрь во всю длину, садясь на мужских бедрах, ерзая, скользя пальцами по безупречному прессу и грудным мышцам. Мне тоже хочется воспользоваться воском, так что я дотягиваюсь до лежащих на полу свечи и зажигалки. Щелчок — вспыхивает пламя.
— Главное — не подпали мне яйца, — шутливо предупреждает Петр, и я ерзаю сильнее, чтобы почувствовать его яйца собственной задницей.
— Я постараюсь, — отвечаю с улыбкой и, наклоняя свечу, капаю воском ему на грудь. Он невольно вздрагивает, а я закусываю нижнюю губу в предвкушении. Приятно быть с ним на равных.
32 глава. Кино и предложение
Я двигаюсь медленно, ерзая на его бедрах, чтобы подразнить, чтобы свести с ума, и сама схожу с ума, пока его член погружается в мое влагалище и выскальзывает наружу, снова и снова… до бесконечности. Я мучаю его полчаса или час — не знаю. Время замирает, секунды тянутся целую вечность… Как только мы оба приближаемся к пику, я замираю, оставляя его член внутри, и ложусь на него сверху, лаская живот и грудь и целуя пересохшие от жара губы… Небольшая передышка — и я