с торжественного освящения арены примас.
Надобно заметить, что несмотря на весь свой упертый догматизм и консервативность, Йожадату оказался не чужд любви к театральным эффектам. Особенно с условием того, что процедура освящения корреры никакими священными инструкциями и ГОСТами предусмотрена не была, и разрабатывать ее пришлось с нуля. А уж тут я, со своим прошложизненным знанием всевозможных шоу и торжественных открытий разошелся по полной — жаль Совет Благих на такое дело бюджет выделил ограниченный — ух я бы развернулся! Но все равно, примас моим хотелкам внял. И, сопровождаемый «Маршем Империи» (тему я лично на ситаре дал — сказал, рыбы, мол, напели) торжественный проход девушек-знаменосцев со штандартами Троицы и всей Небесной Дюжины, в специально под такое дело сконструированных Штарпеном платьях он устроил, и монахи у него а-капелло пели, сопровождая четверых наряженных Минотаврами детин, а перед самым выходом на арену примаса со служками выбежали жонглеры с кольцами и несколько акробатов, делающие колесо по всему периметру «танцевальной площадки».
Последнее, при обсуждении, вызвало у первосвященника неподдельное изумление, однако, что есть кольца для жонглирования и акробатическое колесо, как не поминовение Солнца и его подвига? Примас почесал в затылке, кивнул, и сделал пометку в своем записульнике. Как мне потом доложили, на полном серьезе обсуждал с Советом Благих введение таких упражнений в духовные практики — в качестве эксперимента, для начала, в паре отдаленных монастырей.
Молебен Йожадату был предельно краток, после чего он, а за ним, в обратном порядке, корреру покинули и остальные участники действа, а на арене появился мой, почти уже бывший, стремянной, и глашатаи торжественно объявили о начале первого, жертвенного, танца с быком. А потом на танцовище выпустили… это вот.
— Главное, чтоб он сам танцора не заклал. — напряженно произнес Асир.
— Боги никогда не допустят такого. — с непередаваемым апломбом религиозного фанатика ответил примас.
— И отвар, который туру дали час назад тоже. — обронил Хурам с Большой Горы. — Рати Тумил был против, но его отец и я смогли настоять на своем.
У меня аж от сердца отлегло — уже мысли были, за какие это грехи Камил так своего младшего отпрыска не любит, что решил стопроцентно угробить, а оно вона че.
Зверюга, меж тем, сориентировалась на местности, наклонила голову, и, стремительно ускоряясь, поперла на Тумила. Тот, в свою очередь, спокойно и неподвижно стоял к туру полубоком, с опущенным спатычем в левой — дальней от быка, — руке и, казалось, просто задумался о чем-то. Лишь когда разогнавшийся и прущий вперед как паровоз зверь был буквально в паре шагов от него, юноша стремительно, но в то же время кажуще лениво, плавным текучим движением ушел с дороги животного и хлестнул тура по заднице, использовав бычий спотыкач в качестве хворостины.
Обиженная и до глубины души оскорбланная таким обращением скотина взревела так, что заглушила звуки «минаретного фламенко», каковым танцы с быками традиционно сопровождаются, и начала дрифтовать, стремясь скорее развернуться к сопернику мордой.
Тумил сделал несколько неторопливых шагов вслед тормозящему и разворачивающемуся животному, а, когда тот наконец окончательно остановился и развернулся, наклонив голову для атаки, прянул вперед, подобно молнии, подпрыгнул и, приземляясь, вогнал спатыч, сверху вниз, в основание черепа тура.
Зверь взревел еще громче, мотнул башкой, вырвав рукоять спатыча из рук юноши и отбросив его в сторону, попытался прыгнуть, но тут же рухнул на песок танцовища. Трибуны взорвались ревом и овациями, а парень с невозмутимым видом, хотя и с видимым усилием, вытащил бычий спотыкач из туши, обмакнул безымянный, средний и указательный пальцы в хлынувшую кровь, после чего, сложив пальцы в знак Троицы провел на себе кровавый след от середины лба до солнечного сплетения, чем, боюсь, напрочь испортил свою рубаху.
— Трое вознеслись. — машинально произнес я стандартную формулу.
— Трое благословили. — торжественно ответил Йожадату и, поднявшись с кресла, подошел к ограде царского балкона, вскинул руку, привлекая внимание публики, и громогласно прокричал: — Трое благословили!
Ну вообще — да. Получается что благословили, потому как это при молитве движение производится снизу вверх, а мелкий пакостник, которого Солнце, не иначе как по недомыслию, послал мне в стремянные, только что умудрился поставить жирную точку в освящении корреры, самовольно (и без всякого со своим стариком-наставником согласования!) нанеся на себя знак благословения Солнцем, Сердцем и Оком.
Хорошо еще, что для чего-то подобного со стороны Небесной Дюжины нужно как минимум двое жрецов, а то наверняка бы и на это сподобился.
Тумил явился когда жертвенную тушу уже утащили, а его отец заканчивал объявлять следующего бычьего плясуна — умытый и переодевшийся в нормальное платье.
— Сколько зелья вы в быка влили, князь? — недовольным тоном спросил он у столичного градоначальника и плюхнулся на свое место. — Он же совсем стал дурной. Никакого интереса нету такого убивать.
— А вам нравится причинять боль и страдания животным, юноша? — самым светским тоном поинтересовалась Тувия Птарса.
Да, эта тоже здесь, вместе с дочкой. У меня вообще нынче в ложе полный аншлаг — едва уместились все. Во-первых, разумеется, семья, включая счастливого жениха и его папахена. Во-вторых, Совет Первейших в полном составе — даже Тонай Старый на празднества приперся, — включая его члена-корреспондента Йожадату. Совет министров и Морской Воевода с наместником Столичного Предела да главой Денежного Дома, Баруком из Подгорного, это в-третьих. Тумил и Эсли, личные порученцы царя и наследника — куда ж без них? — в-четвертых. В-пятых, послы. Эти умудрились озадачить сначала министра царского двора, а потом и меня, причем еще прошлым вечером.
В общем-то устроение свадьбы Тинатин в основном Валисса курирует, но Шедад Хатикани все равно ко мне постоянно со всякой ерундой мотается. Вот и вчера, только я с делами закончил и собрался спуститься в зал, к придворным, партейку-другую в джетан сыграть, как принесся.
— Заходи, князь, заходи. — поприветствовал его я, прекращая гасить свечи. — Что же ты не со всеми-то? Не учинится ли без тебя какого непотребства?
— Папак из Артавы за придворными пока присмотрит, государь. Он муж многоопытный, да и касри-байан за степенством приглядывает.
Ну да, у Шоки не забалуешь — женскую часть Ежиного гнезда она держит в ежовых же рукавицах.
— Ну, вдвоем-то конечно управятся. — кивнул я, и снова начал тушить свечи изящным бронзовым