египтянка с прелестной фигурой, но побитой горем душой, смотрела на то, как уходит от неё муж – некогда желанный и любимый. Заплаканное лицо и опущенные руки были грубы, как твёрдый канат, – женщина тяжело работала.
Мания проснулась. Она подошла к окну и увидела вдалеке, как хоронят человека. Та женщина… надрывисто рыдала. Длинные волосы вились по тощей спине.
– Так любить может только… женщина, – вслух произнесла Мания. – Господи, как же она страдает! – дева трижды перекрестилась.
Монахиня подняла указательный палец вверх и, вспомнив о чём-то, бросилась искать папирус. Буквы не стали бы в ряд – это не текст, нет. Это рисунок, но чем и как же его нарисовать? Мания припала к полу, обмакнула пальцы в чёрную как ночь сажу и принялась рисовать, бросив папирус на колени. Пальцы старательно выводили чёткие контуры: одна линия, вторая – немного кривая, третья… И вот появилось что-то похожее на холм, затем ещё один холм простирался аж до края листа.
– Люди… Там были люди… – шептала Мания, временами посматривая в окно. – Мелкие фигуры появлялись среди гор, их лиц не было видно. Укутанные в плащи, они куда-то шли, но зачем?
Небит в белоснежной юбке, чёрном коротком парике и с малахитовыми тенями на веках ходила по двору, осматривая владения. В двадцати-тридцати шагах от неё, прямо напротив дома застыл человек – немолодой мужчина с блестящей, словно намазанной оливковым маслом кожей. Он давно следил за Небит и даже пытался покорить её сердце, но отказ красавицы не оставил ему ни шанса.
– Приветствую тебя, Небит! Ты сегодня прекрасна, как Тефнут! – крикнул мужчина.
– Мне нужно позаботиться о своей безопасности? – кокетливо крикнула в ответ Небит и скрылась за домом, встретив там Нуне. – В твоём молчании слышен крик! – раскосые глаза Небит жалеючи смотрели на Нуне.
– Страшное видение терзает меня, Небит. Я закрыла глаза и увидела смерть. Мы плыли по реке на лодке, и перед моими глазами предстал гиппопотам – на него набросилась толпа. Люди вонзали стрелы и копья в его разинутую пасть, спину и глаза – он ревел, как человек, Небит, он ревел и просил помочь ему! – из глаз Нуне полились горячие слёзы. – Животное билось в агонии, в алой воде оно шло ко мне, но женщины и мужчины наносили ему новые раны.
– Ах, девочка моя, – тяжко вздохнула Небит, – гиппопотам очень злое и коварное животное – один укус его зубов превратит тело в лохмотья, и тогда уже будут рыдать над тобой. В этом мире нельзя всех жалеть и по всем тосковать, тогда твоё сердечко разорвётся от терзающей боли и попадёшь ты прямиком в мир Осириса. И, поверь мне, ещё ни одному человеку не довелось вырваться из его крепких и вечных объятий.
– С каким же ты уважением относишься к своим владениям, Небит! – Мания прервала диалог между Нуне и египтянкой. – Твой водный сад – это создание Бога!
– Ах, Мания, это – творение моего садовника. Хороший человек хорош во всём, особенно в заботе о растениях. Ты видела, кстати, лотосы? Правда, что они замечательны? Совсем недавно у меня гостили легионеры: они пили, хватали местных женщин за груди, словно спелый инжир, и разгромили мой водный сад – мою любовь. Как я рыдала тогда! – вскричала Небит, закрыв глаза рукой. – Но старец Аменхотеп возродил его и сделал ещё краше! Как ты сегодня, Мания, что в твоих руках?
Дева протянула Небит свёрток.
– Это карта? – Небит пыталась истолковать изображение на папирусе. – Да! Это же карта, Мания! Ты нарисовала путь? К чему он ведёт?
– Две горы, словно старший и младший братья, выросли из ниоткуда и появились перед моими глазами. И ещё там были люди – они устало шли по горным хребтам, минули море и вышли на дорогу. Может, они говорили о чём-то между собой, а может, и нет. Более сказать я не могу, ибо всё увиденное ушло с рассветом.
– Ха! Ха! Ха! – рассмеялась египтянка. – Так это всего лишь сон! Ну что ты придаёшь ему такое значение?
– Это место… – Нуне погрузилась в свои воспоминания. – Я знаю, где это. Совсем ребёнком, когда далёкая Каппадокия родила и взрастила меня, а отец и мать учили меня говорить с Богом – они брали меня туда. Долгое время, живя в вечных скитаниях, я скорбела по ним.
– Так это в Каппадокии? Но почему я видела её во сне? – обеспокоенно спросила Мания.
– Нет-нет, – замахала руками Нуне. – Родители говорили, что это – Армения.
– Вот и разгадка твоего сна, Мания! – захлопала в ладоши Небит. – Ох, какие же странные вещи происходят с разумом человека: подчиняется снам, толкует их, боится, видит знаки в них. Думаю, не нужно бояться снов, разве только связанных с нашей смертью. Да и то – страшные видения пугают нас, пока мы спим, а как луна исчезнет – всё зловещее исчезнет тоже.
– Бог посылает нам сны не просто так: в них сталкивается прошлое и будущее, а те образы, которые мелькают в видениях, – отголоски памяти или переживаний. – Нуне коснулась руки Мании и добавила. – «От множества забот приходят сновидения». (Екк.5:2).
– Хочешь сказать, что ей пришла весть во сне? – удивлённо спросила Небит. – Я всегда думала, что сон – это почти как смерть: мы засыпаем, умираем до утра, а с рассветом вновь просыпаемся и живём. О, Сфинкс, почему нити нашего разговора так запутаны и сложны?
Небит присела на край скамьи и умолкла, серьёзные разговоры её утомляли. Глаза египтянки внимательно изучали рисунок Мании, пальцы женщины бегали по папирусу.
– Мудрейшие девы! – сказала она. – На улице стоит ужасная жара, а сейчас ваши речи выедают мой разум! Вам нечего бояться здесь – пока вы со мной, пока вам помогают хорошие люди и пока вы трудитесь и приносите мне и себе деньги – живите сладко! – Небит закинула руки за голову и потянулась. – Я рада, что вы пришли ко мне! Скажите мне, девы, то искусство, которым вы занимаетесь, оно приносит вам достаточное количество монет?
– Плетению бус мы только научились, Небит, и просим лишь пару монет за них, – вздохнула Нуне. – Из моего врачевания выходит совсем мало денег, хватает лишь заплатить тебе за жильё, которое ты от души нам предоставила. На хлеб насущный, папирус, краски и книги не хватает, но мы верим, что Бог нас не оставит и поможет нам в трудный час. Живы мы, жива ты, и это главное сейчас.
Каждый раз, когда Небит виделась с девами, она поражалась, как они вообще живут на свете, добрые и наивные. Египтянка слегка побаивалась христианок, до конца не понимала, о каком боге они говорят, почему он только один, но, подружившись с послушницами, она стала по-настоящему лёгкой и счастливой. Ей очень не хватало интересных и душевных разговоров, не связанных с правителями, монетами и мужчинами. Девы проводили время с Небит, она постоянно была возле них, помогая и поддерживая каждое их начинание: она находила красивые камни для бус и нити; для Нуне, которая уже успела завоевать доверие местных жителей врачеванием, Небит приносила корни растений, травы, специи, чистую воду, египтянке нравилось слушать Нуне и наблюдать за тем, как она готовит отвары и яды; Небит уважала Гаянию, поражаясь её мудрости и терпению – вести за собой, помогать, быть названой матерью тридцати шести послушницам – достойно поклона. Поначалу египтянка держала девушек на расстоянии, но позже, привыкнув, она подходила к каждой послушнице и заводила беседы по душам. Девы благодарили Небит за всё, что она делает для них, и просили прощения за то, что не могут отблагодарить её как следует.
– Я сейчас обижусь на вас до конца своих дней! – надувая губы и топая ногой, говорила Небит. – Вы достаточно мне платите за то, что живёте у меня! Больше мне ничего не нужно! Вы служите своему делу, а я – своему. Все же довольны?
– Небит, могу ли я задать тебе вопрос? – Рипсимия, несмотря на свою молодость, была очень внимательна к настроениям и чувствам людей.