И тут, перекрывая и вопли раненых, и боевые кличи, и утробный рев Клеппа, пронесся с низким гулом, так знакомый Хродвальду зеленый колдовской снаряд в форме черепа с оскаленной клыкастой пастью. Пролетев над головами остальных, черное проклятье, словно пес, раскрыло пасть и вцепилось в Гудмунда. Тут же исчезнув в яркой вспышке.
Визг Гудмунда, должно быть, был слышен даже на Торвальдстадире.
Люди Гудмунда растерянно смотрели на него, а Гудмунд оплывал, как брошенная в огонь фигурка из воска, роняя на землю волосы, и глаза. И даже когда его череп практически обнажился, Гудмунд все еще продолжал орать.
К счастью, Хродвальд этого не видел, он был занят.
Черноспинка ударила грудью растерянного мужичка с очень старым и изрубленным щитом, и тот с визгом улетел в сторону, как брехливый пес улетает от пинка. И тут Хродвальд обнаружил, что вокруг враги. И он бешено заработал мечом, вкладывая все силы, не надеясь на передышку.
Меч подаренный Брагги, был хорош. Хродвальд конечно старался рубить им так, как и надлежит рубить мечом — отсек у плеча не защищеную доспехом руку глупца, палявшигося на Гудмунда. Зевака остался без щита, выпустил оружие и упал на землю, хватаясь за культю. Хродвальд уже полоснул по лицу второго, который похоже так и не понял откуда перед ним взялся всадник, и даже не успел поднять свой щит. Но не всегда все идет так, как нужно. Третьего хродвальд рубанул прямо по укрепленному стальными пластинами шлему — этот все сделал правильно, и успел закрыться щитом. Но меч, сработанный в кузнице Брагги, не подвел, и прорубил шлем до самого носа, убив ратника наповал. Хродвальд понял это, почувствовав как резко потяжелел его противник, как обмяк он на клинке, и потянул его книзу. Меч застрял, и Хродвальд едва не упал, силясь выдернуть клинок. Его перетянуло на правый бок Черноспинки, и ярл раскорячился, как застрявший между лодками пьяный рыбак, отчаянно цепляясь левой рукой за седло. Черноспинке это не нравилось, и она металась, таская за собой связанный с ней через Хродвальда, труп. Хродвальд улучшил момент, спрыгнул с Черноспинки, упер в труп правую ногу, и начал высвобождать меч, потихоньку расшатывая его, как застрявший в деревянном чурбаке колун. И тут его ударили копьем прямо в шею. Вернее, почти ударили, в последний момент Хродвальд, как тысячи раз в боевой игре, успел перехватить свободной рукой копье, и отвести его в сторону. Копье держал мужик в добротном кожаном доспехе со щитом, закинутым на спину. И судя потому, как он ловко переступил и выкрутил копье из руки Хродвальда, мужик был тертый. Но прежде чем он успел повторить атаку, в его горло воткнулось другое копье. Хродвальд проследил за древком, и увидел того самого наемника. Хродвальд запомнил это, и теперь, пользуясь тем что он не один, смог сосредоточиться на освобождении своего меча. Расшатать его не получалось, потому что у трупа, в котором клинок засел, была сломана шея. Видимо постаралась Черноспинка, когда гарцевала вокруг. Труп вывалил язык из наполовину разрубленного рта, и таращил из под шлема выпученные глаза, словно издевательски смеялся над Хродвальдом. Хродвальд опрокинул его на спину, но его лицо, смяв в складки кожу шеи, оказалось сверху. Ярл наступил прямо на наглую рожу, поднатужился, и наконец выдрал свое оружие из черепа врага.
— Ага! — радостно воскликнул Хродвальд, воздев меч.
— Харра! Харра! — раздались вокруг крики.
Хродвальд осмотрелся вокруг, и понял, что они победили. Те из людей Гудмунда, кто был еще жив, бежали прочь, а за ними гнался Клепп. Вот он догнал одного, сбил его с ног, и воткнул, уже в лежащего человека, шип своей дубины. И тут же бросился за вторым. Клепп был слишком туп, что бы бросить щит, как сделали все те кто убегал, но даже несмотря на это, бежал он хорошо. И довольно быстро догнал второго. Хродвальд посмотрел на бондов, что шли с Сигурдом, и стояли всю сечу в отдалении. Те спешно, но все же шагом, уходили прочь.
— Рад тебя видеть, Хродвальд, сын Снора! — раздался сзади женский голос. Хродвальд обернулся. Перед ним стояла Брунгильда Хервердоттир. Это именно она была в доспехах матери. Сейчас она сняла шлем, и её такие голубые глаза и заляпанные чужой кровью золотые косы, упали прямо в сердце Хродвальда, как сапфиры и золото в пустой сундук. И наполнили его. Хродвальд смущенно опустил взгляд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Привет — буркнул молодой ярл, и не находя места рукам, начал вытирать меч от мозгов и крови, об одежду убитого. Остро чувствуя, что нужно сказать что-то еще, но мучительно не понимая, что именно.
— Не хочешь выпить воды с дороги, или даже задержаться в нашем стадире на ночь? — с улыбкой спросила Брунгильда, лукаво склонив голову набок. Хродвальд покраснел. И послушав звенящую пустоту в голове, вместо обычных своих мыслей, наконец кивнул.
— Это очень хорошо! — всплеснула руками Брунгильда. Но, так как в руке у неё все еще был боевой топор с кровью на лезвии, то несколько капель попали Хродвальду на лицо. Брунгильда ойкнула, и облизнув палец, попыталась стереть капли с лица Хродвальда. Ярл некоторое время стоял, как испуганный козел, чувствуя что у него слабеют ноги, а потом запоздало отстранился.
— Я сам — прохрипел Хродвальд, боясь поднять глаза на красавицу.
— Я скажу слугам растопить баню! — хихикнула Брунгильда, и пошла к воротам стадира, легко перескакивая через трупы. Хродвальд смотрел сначала на неё, потом его взгляд опустился на спину девушки, а потом еще ниже. Ярл почувствовал в груди странное жжение. Словно уголек закинули ему прямо в грудь. Это было странно, страшно, больно и прекрасно. Хродвальд вдруг понял, что он улыбается. На душе было светло и хорошо. Как никогда раньше.
Глава 13. Смущение воина
Торвальд прикрыл ладонью лицо, и тяжело вздохнул. Они сидели в длинном доме его стадира, за столом, в пятером. Двое его надежных хирдманов, которых он послал присмотреть за Хродвальдом и Сигурдом, сам Хродвальд, и Эйольф из Осинового Склона. Судя по имени, Эйольф был не из рабов, и он слишком хорошо стоял в кругу, против хирдманов, на испытании. Но взял его в хирдманы Торвальд потому, что Сигурд Пятка был против. А теперь Сигурд мертв. И его брат. И все люди, что были с ними. И это не вполне укладывалось в голове Торвальда, и он снова устало спросил.
— А зачем вы убили так много людей? — Хродвальд молчал и улыбался чистой детской улыбкой. Его мысли витали далеко, и Торвальд даже не был уверен, слышит ли его брат. Ответил Эйольф.
— Мы убили не больше обычного. Троих убил Хродвальд. Четверых, если считать Сигурда. Шестерых убили люди из Херверстадира. Двоих я…
Тут вскинулись оба испытанных хирдмана:
— Ну этого я не видел, а вот я убил троих!
— Да, видел как он разил их седла седла, и я убил одного с седла и двоих когда спешился!
Эйольф вскочил, но не успел ничего сказать, потому что Торвальд тут же гаркнул:
— Сядь!
Хродвальд, же напротив, тихо сказал, очень злым голосом:
— Я не люблю лжецов! — и пристально посмотрел на испытанных воинов Торвальда. Оба хирдмана смешались и замолчали. Хродвальд обнял Эйольфа, и сказал ему:
— Я видел как ты оборонял меня в бою!
— Так расскажи все сам, Хродвальд! — ударил по столу кулаком Торвальд.
Хродвальд по волчьи ухмыльнулся. Торвальд не помнил за младшим братом такой манеры улыбаться. Но когда Хродвальд заговорил, голос его звучал размеренно, и вежливо.
— Не было бы ничего такого, о чем стоило бы говорить. Гудмунд давно уже посылал людей к Хервер. Я думаю, он хотел заручиться её поддержкой, ведь её знают и уважают. Но она не сказала прямо, что он хотел, хотя ясно, что целил Гудмунд в тебя. И вот, младший сын Гудмунда с тремя друзьями, приплыл на лодке к Хервер, якобы в гости. А там уже был Клепп, со своей рабыней. И тогда сын Гудмунда и его дружки стали вести себя неприлично. Кажется они в шутку задрали юбку рабыне Клеппа. Но и Клепп, вместо того, чтобы вести себя как подобает, и пожаловаться на них Хервер, впал в ярость, и ударил младшего сына Гудмунда рукой по голове. Тот упал, и не поднимался. Друзья унесли его в лодку, и вернулись на стадир Гудмунда. — Хродвальд прервался, чтобы глотнуть эля.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})