На Кубани и Тереке тем временем шла кровавая карусель и туда из Ростова двинулись самые упоротые под командованием Корнилова, в надежде получить там базу и создать хоть какое-то подобие армии. Дошло человек пятьсот — никакого “чуда о бронепоезде” генерал Марков не устроил, только сам убился о стенку броневагона. “Красный Харьков” рассеял немало добровольцев, а броневики и самолеты докончили дело.
Тактика “пожарных команд”, напичканных пулеметами, радиостанциями, авиа- и автотехникой вполне зарекомендовала себя, вплоть до того, что отведенный в Царицын на отдых отряд Михненко отстоял город от одновременной отчаянной атаки донских “партизан” и крупного отряда уральских казаков. Бывший в городе проездом в Баку представитель ВЦИК товарищ Джугашвили даже не успел принять на себя руководство обороной, но в списки героев все равно зачислен был.
Где-то к середине весны, к самому началу сева, Дон был очищен, а силы Медведника накапливались южнее Ростова и вдоль Маныча. А в силу того, что на Северном Кавказе бронепоезда могли воздействовать лишь на узкую полосу вдоль железной дороги, Егор начал формирование конно-механизированных сил. Командиром первой такой группы назначили Михненко, влив в нее пару автоотрядов и три полка кавалерии, усиленных ручными пулеметами и тачанками. И успели одеть пулеметчиков в новую форму, которую мгновенно прозвали “махновкой”.
***
Высокую договаривающуюся сторону представляли теща и зять — маленькая старушка с живыми темными глазами и моложавый мужчина лет пятидесяти с лихо закрученными усами. Носил он погоны полного адмирала, но почему-то на зеленом армейском кителе.
Партнеры по переговорам считали, что речь пойдет об их жизнях, а я начал говорить о деньгах — на кону стояли несколько сот миллионов золотых рублей. Что-то около двадцати миллионов фунтов в английских банках и примерно столько же во французских, про германские можно пока забыть.
Сюда, в Архангельское, понемногу свозили членов императорской семьи, а месяца два назад прибыл поезд из Екатеринбурга с самим Николаем и его детьми. Но говорить с ним было бесполезно, несмотря на все усилия доктора Боткина, профессоров Бехтерева и Ганнушкина. Бывшего царя не интересовало ничего, кроме нескольких простых физических занятий.
Парковую ограду подновили, организовали караулы, но в целом режим был полусвободный — под честное слово и с сопровождающими можно было съездить в Москву, а уж гулять в парке с рассвета и до темноты.
— Я не понимаю, о чем вообще может идти речь. Это средства нашей семьи, они нераздельны с ней, как нераздельны Романовы и Россия.
— Мы тоже не разделяем Романовых и Россию. Только разница между нами в том, что вы при этом считаете, что Россия принадлежит Романовым, а мы — что Романовы принадлежат России. И мы, как прагматики, не видим, какая польза от вашей семьи может быть для России. Как управленцы вы доказали свою неспособность…
Сандро вскинулся.
— В целом, Александр Михайлович, в целом, — я успокаивающе поднял ладонь. — Отдельные успехи, безусловно, были. Мы, к примеру, весьма вам благодарны за авиацию.
— Хм. В качестве ответного комплимента скажу, что я вам тоже благодарен за двигатели АМО, — бывший шеф императорского воздушного флота повернулся к теще. — Инженер Скамов совладелец завода АМО и создатель вашего любимого авто.
— Ах вот как…
— Спасибо, весьма приятно. Но возвращаясь к теме разговора — а вот вреда России императорская семья может принести много.
— И вы намерены избавиться от нас, — вскинула подбородок Мария Федоровна.
— Да. И наиболее желательным способом я вижу ваш отъезд в Европу, поскольку только так я могу гарантировать вашу безопасность. Слишком много, знаете ли, в Советах людей, которые считают необходимым ликвидировать царскую семью физически.
— Вы нам угрожаете?
— Нет, это печальная констатация. Я хочу найти взаимоприемлемое решение, но не вижу ничего, кроме “свобода в обмен на капиталы”.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Эк вы элегантно перефразировали “кошелек или жизнь”, — ухмыльнулся Сандро.
— Жизнь вне обсуждения. Хотите — оставайтесь здесь хоть до скончания века. Но мне кажется, что ситуацию лучше разрешить сейчас
— Почему же?
— В следующую каденцию на мое место могут выбрать и более радикального деятеля.
— Но вы же знаете, что все было конфиковано Временным правительством! — вдовствующая императрица подвинулсь на стуле вперед.
— Как там, — наморшил лоб Александр Михайлович, — декрет “О национализации имущества низложенного российского императора и членов бывшего Императорского дома”. Все конфисковано — запасной капитал, капитал Царскосельской фермы, Собственный Его Императорского Величества капитал…
Все, все что нажито непосильным трудом! Три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных… Но он уже торгуется, это хорошо.
— Не все. Национализация коснулась имущества и средств в России. А вот счета в Европе декрет не затронул.
— Например? — иронически спросил Сандро.
Эх, жаль, не собирал я данных по царским деньгам на планшете, а сколько на эту тему исследований было! Так, помню обрывки… но попытка не пытка и я блефанул:
— Например, кодовый счет ОТМА в Лондоне.
Ольга-Татьяна-Мария-Анастасия, по именам дочерей. И, похоже, я угадал — судя по по всей невербалке, по тому, как вздрогнули руки, как теща и зять обменялись мгновенными взглядами, они знали про этот вклад.
И мы договорились.
Глава 12
Лето 1918
— Вот примерно так, — Нестор опустил бинокль. — Рейдовая группа сильнее всех, кто может ее догнать. И быстрее всех, кто может ей вломить.
— А если зажмут? — хоть Митя и знал ответ, но как же старого приятеля не подколоть.
— Так не отрывайся далеко и не давай себя зажимать. Ну и радио у тебя есть.
— И чем оно поможет?
— Вон, видишь — высокий, в папахе, с длинным лицом? Фома Кожин, мой земляк, командир пулеметного полка. У него тоже есть радио. А за ним и остальной резерв подтянется.
В июне Медведник двинул свои части на юг. Три конно-моторизованные группы, девять бронепоездов, семнадцать советских полков, две дюжины аэропланов. Демобилизованные с фронтов не все стремились к мирной жизни, часть пошла служить за паек и жалованье — республика Советов худо-бедно, но создавала свои вооруженные силы, забирая лучшее из старой армии и дополняя по своему разумению.
Мите, после всех его подвигов, досталось командовать отрядом из пары броневиков, десятка грузовых авто, двух эскадронов и двадцати тачанок с “максимами”. С учетом кавалерийских “мадсенов” на группу выходило тридцать пулеметов, сила немалая.
В небе прострекотал “дукс”, покачал крыльями и ушел на юг. Нестор глянул на часы-луковицу, махнул рукой — и адъютант бахнул из ракетницы. Красный дымный след с шипением перерезал небо напополам, запели кавалерийские горны, засипел гудок бронепоезда. Первая Конная, собранная в урочище Кара-Чаплак и на полях вокруг станицы Великокняжеская, начала переправу через Маныч и наступление в сторону Сальска. Митин отряд прикрывал левый фланг в направлении на Новый Егорлык.
Кубанская Рада после разгрома корниловцев могла противопоставить Медведнику лишь тысяч десять кавалерии, да и то раскиданных на три направления и не желавших вступать в бой с заведомо превосходящим противником. Советские части двигались от станицы к станице, в каждой войска встречали артельщики и малоземельные казаки. А вот самостийники, разгонявшие Советы, предпочитали сдергивать на юг. После организации выборов красные уходили дальше, оставляя лишь малые гарнизоны и предоставляя местным налаживать жизнь самостоятельно — и большинство населения облегченно вздыхало.
Радио каждый день приносило вести о занятых станицах: Кущевская, Павловская, Кореновская, Тихорецкая, Тимошовская… Ровно так же обстояло и в селениях вдоль Большого Егорлыка, по которым шел Митин отряд. Не война, а прогулка — расход огнеприпасов минимальный, потерь нет. Дней через десять рейдовики неспешно добрались в Донское, где получили сообщение о взятии основными силами Екатеринодара. Вторая колонна при поддержке бронепоезда дошла вообще до Армавира — ей противостояли только разрозненные отряды.