Снежно-грязное месиво было усеяно десятками тел.
Снова и снова рвались шрапнели, выкашивая то там, то здесь бойцов из линии. С каждым погибшим командир мрачнел: еще минут двадцать — и его просто сметут. Митя на всякий случай проверил пистолет, загнал патрон в ствол карабина и снял с авто пулемет.
Грохнуло за первыми домами, взвизгнула медь…
— Оркестр накрыло! — пронеслось вдоль цепи.
— Срочно радио на бепо, координаты батарей! — раздалось сверху.
Следующие пять минут Митя был занят передачей и даже не вздрогнул, когда в стену над ним впились две пули. И пропустил момент, когда к поредевшим металлистам подошло первое подкрепление — отряд шахтеров с ближайшего рудника.
Вторая атака началась через полчаса. Орудия успели дать по окраине несколько залпов и замолчали — бронепоезд взял в вилку и накрыл батарею, о чем радостно сообщил Костя. Но радость была недолгой — казачья сотня ворвалась в город там, где ее не ждали, со стороны Юрьевского завода. Цепи чернецовцев снова потеснили рабочих с шахтерами, и все смешалось в рукопашной схватке.
На глазах у Мити ворвавшийся в проулок конник вздел и бросил вниз злую сталь шашки. Взлетели и опали в последний раз руки зарубленного. А в проулок, с дробным грохотом копыт, ломились еще и еще, вращая такой же сталью над головами… И свист, разбойничий свист пронзал ужасом мозги, словно раскаленная спица…
Пулемет ожил в руках — прямо так, не целясь, подмел Митя проулочек. Высадил весь короб, и не стало казаков — падали и кричали лошади, вылетали из седел люди, на них набегали рабочие со штыками…
Мало-помалу защитников поселка оттеснили к зданию коммерческого училища. Костя остался на колокольне…
— Музыку! Музыку давай! — пронесся крик.
— Нету музыки, перебили оркестр…
— Сеня! Гармошку!
Молодой парень-шахтер растерянно оглядел товарищей:
— Я ж это… Трынацинала не знаю… не умею его…
— Давай, что умеешь! Помирать, так с музыкой!
Парень растянул меха и начал с кварты, лица шахтеров стали тверже…
— Гудки тревожно загудели… — начал молодой сильный голос.
— …народ валит густой толпой, — постепенно вступил хор.
Местные песню знали, а вот Митя слышал в первый раз и механически, заканчивая набивать магазин, отметил — “Размер две четверти, минор”. Сюда, за угол училища он притащил только “мадсен”. Автомобиль с рацией пришлось бросить у церкви, мотор заупрямился и не завелся.
— А молодого коно-го-она… — все громче выводили шахтеры.
С западной окраины ударили пулеметы, послышалось “Ура!”
— Наши! — крикнул наспех перевязанный командир. — А ну, навстречу, в штыки! За убитых товарищей, за баб наших!
В сумерках снова вскипела рукопашная. В тесноте свалке рвались гранаты, тонко верещал пробитый штыком гимназист-доброволец, с хеканьем рубились прикладами и ножами рабочие.
Вонь сгоревшего пороха и развороченных внутренностей, ровные строчки пулемета и беспорядочная пальба, предсмертные хрипы и визг гармошки — ничего страшнее этой атаки под “Коногона” Митя в своей жизни не видел. Он вдруг отчетливо понял, что сейчас этим людям не страшна смерть, и что чернецовских они будут рвать руками.
Поняли это и казаки — дрогнули и побежали. Тем более, что от завода непрерывно накатывались цепи Пролетарской бригады, а в тыл, сверкая вспышками башенных пулеметов, выходили броневики Левандовского.
Через час, уже в полной темноте, на площадь перед училищем согнали сотню пленных — совсем молодых юнкеров и гимназистов, среди фуражек которых изредка виднелись папахи с алым верхом.
В штабе Медведника, развернутого в том же коммерческом училище, было людно, весело и накурено.
— А я смотрю — наших нет, закрыл люк и сидел, смотрел как в синема! — рассказывал, размахивая руками Калиновский.
— Сховался! — ржал парень с навсегда въевшейся в кожу угольной пылью.
— Хрена там! Я с карабина двоих снял!
— Точно! — поддержали из угла. — Як шмальнул, то казаки и побиглы!
— Бу-га-га-га!
В коридоре возникла суматоха, внутрь ввалился Левандовский, утирая пот с квадратного лица.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Доставили, товарищ комбриг! — обратился он к Шорину.
— Сколько?
— Сорок восемь человек.
— К стенке их, — мрачно раздалось из угла, откуда шутили над Костей.
И, судя по мгновенно посуровевшим глазам местных, это было единодушное пожелание.
— Нет, товарищи, — остановил всех Медведник. — ВЦИК прямо приказывает нам проводить дознание и судить тех, кого обвиняют в убийствах мирных жителей.
— Ну да, они нас не жалеют, а мы с ними валандаться будем!
— Будем, товарищи, будем. Потому что мы за новый, светлый и честный мир. И все должны делать по правде и по порядку. А то так одного стрелим, другого, а потом, глядишь, решим, что вот ты, — командир красногвардейцев ткнул в ржавшего парня пальцем, — вагонетку забурил нарочно, и тебя надо тоже того, разъяснить.
— Да я!.. — захлебнулся возмущением шахтер.
— Пропустите, товарищи! — в паузу вклинился звонкий женский голос.
Сквозь штабных и клубы табачного дыма к столу Шорина прошла стройная девушка в кожанке и заломленной набок черной папахе.
— Рапорт о бое. Кто примет?
— Давайте, — протянул руку комбриг.
— Митя… — прошептал Егор.
— А? Что?
— Подбери челюсть, заметно.
Митя закрыл рот и придержал Медведника за рукав:
— Она кто?
— Ольга Здалевская, из Екатеринослава, командир бронепоезда.
После первого шока мужчины в комнате немедленно закрутили штатную карусель вокруг девушки — пододвинули стул, предложили чаю, папирос, карамель…
— А хороша, а?
Митя только вздохнул — он пропал с первого взгляда. Гибкая фигура, высокие скулы, слегка миндалевидный разрез зеленых глаз… Она села, сняла папаху, и по плечам красным золотом полыхнули волосы. В голове Мити стучали только две мысли — что ее любой ценой нужно забрать с собой в Москву, даже если для этого придется просить отца. И что прямо сейчас он сорвется и наделает глупостей, если Миша не отойдет от нее шагов на пятьдесят.
Егор несколько раз перевел взгляд с Мити на девушку и обратно, оценил сложность ситуации и принял решение, за которое Скамов-младший был ему благодарен, что называется, по гроб жизни.
— Дмитрий Михайлович! — командирский голос Медведника вывел его из оцепенения., — Проводите товарища Здалевскую к радиотелеграфистам, отберите две станции с расчетами и согласуйте таблицы связи.
— Есть! — кинул руку к фуражке Митя и нырнул в этот зеленый омут. — Прошу за мной.
За спиной Костя с дурашливой ухмылкой развел руками перед разочарованным Левандовским.
Зима 1918
За полгода американцы перекинули в Европу четыре десятка дивизий, что позволило командованию Антанты перейти к войне на истощение. Все лето и осень одно за одним шли наступления, тараном долбившие оборону немцев.
На Пьяве итальянцы при помощи американцев и французов отбросили австрийцев, Салоникский и Месопотамский фронты теснили болгар и турок. Еще в октябре лорд Алленби вошел в Иерусалим, во главе одного из полков Еврейского легиона шел Трумпельдор. Их встречали лидеры подполья, список фамилий которых выглядел, как выдержка из курса истории ВКП(б).
Младшим членам Четверного союза приходилось несладко, и они держались только благодаря немцам — офицерам в штабах и полевым войскам в окопах. А Второго рейха на все фронты уже не хватало, хотя он тоже старался не отставать и успел учудить парочку операций, крепко встряхнувших Западный фронт. Казалось, адские потери никого не смущают — лишь бы побольше крови пустить. И эта тупая стратегия в конце концов принесла результат — Германия выдохлась.
Выдохлась она еще и потому, что меньше преуспела на Восточном фронте, не смогла оккупировать Украину и вывезти из нее десятки тысяч вагонов с продовольствием.
Первыми сдались болгары — немцы перебросили войска на запад, оставив болгарскую армию наедине с противниками. Для начала греко-французы выбили братушек с позиций на реке Скра, а потом началось общее наступление Салоникской группировки. Невзирая на потери, войска Антанты давили, давили и, наконец, додавили — фронт лопнул. Начался стремительный отвод болгарских войск, а местами попросту паническое бегство. Прошла волна солдатских бунтов, пара дивизий даже снялась и двинулась на Софию — а остановить их оказалось нечем. Так что Рождество Болгария встретила в состоянии мира. Точнее, капитуляции — вовсю шла сдача оружия, греки и французы занимали ключевые города.