Читать интересную книгу Сто поэтов начала столетия - Дмитрий Бак

А вот и новый виток надежд-иллюзий:

Демокра! И восклица!Пить нам воду не с лица.Да и не к лицу.Вот икра, и фуа-гра,и другие сплендораважному лицу…

Лирический дневник сопровождает автора и в небесных прозрениях, и в земных буднях, так же как на равных правах привычной домашности присутствуют в стихах Натальи Горбаневской реалии Москвы и Парижа. Обе описанные версии лирики Горбаневской весомы и самодостаточны, однако самое главное все же начинается в момент столкновения разных способов жить: жертвенного пренебрежения обыденным ради вечного – и погружения в рутинные, но также самоотверженные повседневные усилия исполнить долг не перед небом, но перед людьми. В эти мгновения привычное кажется невыносимым, полнозвучный мир оказывается вовсе лишенным звуков:

Я знаю, зачем мнедана глухота –чтоб стала ничейноюречь изо рта,

чтоб стало нечаяннымслово из уст,как если б пил чайИоанн Златоуст,

как пламя вдоль просеки,сбросив тряпье,посмотрит и спросит:«Где жало твое?»

Нет двух свобод и двух способов жить, нет противостояния устоев и привычки к быту и тяги к бытию. Кроящееся на глазах читателя новое тождество лирического героя в лучших стихах Горбаневской лишено как монотонности духовного взлета, так и постоянства покорности земной юдоли. На этом уровне рассуждений крайности сходятся, никакая линия горизонта не отделяет небеса от почвы, именно на этом рубеже рождается новое качество лирики поэта:

Кто там стучится в висок, но снаружи,рушится мой герметический череп,через растрещины глубже и глушегрузный паром ударяется в береги удаляется снова и снова,сном или явью, явью ли, снами,с нами отходит от брега родногопрямо на дно, под зеленое знамя…

И есть у Горбаневской еще несколько важнейших стихотворений, в них драма сопряжения энергии и материи отходит на второй план, место действия снова предельно конкретизируется, но становится в то же время предельно условным, пейзаж неприметно переходит в рассуждение, более не поддающееся рассудочному проговариванию, непересказываемое, слитное и совершенное.

Кочерыжка водокачки,точно витязь у распутья,а за пазухой в заначкепирожок и в нем капуста,‹…›чтобы лук не перепрягся,чтоб копье не затупилось,чтоб ворона, точно клякса,с водокачки не спустилась

доклевать сухие крошки,выклевать пустые очии на все на три дорожкикаркать, каркать что есть мочи.

Водокачка с ходу отождествляется с витязем на распутье, а где витязь – там битва, там гибельный пир, литургия смерти и воронье над павшими воинами. Круг замыкается. Это коловращение почти не предполагает остановки, оглядки, может быть только понимание необходимости не отводить глаз, не выпускать из поля зрения смысл, каким бы размытым, нечетким он порою ни казался. Мало кто способен чувствовать и видеть чересполосную сложность и жесткость жизни так ярко и определенно. Наталья Горбаневская это умеет.

Библиография

Последние стихи того века. Ноябрь 1999 – декабрь 2000. М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2001. 96 с.

Где и не лежало… Стихи // Континент. 2002. № 114.

Русско-русский разговор: Избранные стихотворения. Поэма без поэмы: Новая книга стихов. М.: ОГИ, 2003. 300 с.

Восьмистишия военные // Звезда. 2003. № 6.

Из новых стихов // Континент. 2004. № 121.

Стихи // День и ночь. 2005. № 9–10.

Чайная роза / Предисл. Д. Давыдова. М.: НЛО, 2006. 128 с. (Поэзия русской диаспоры).

Свобода воли: Почти поэма // Звезда. 2006. № 5.

Кому, о ком, о чем, зачем, почем, куда? // Континент. 2006. № 128.

Стихи // Звезда, 2008, № 6.

Приложение: Из новых стихотворений // НЛО. 2008. № 91.

Развилки: Стихи. Август 2008 – декабрь 2009. Самара: Дом искусств, 2010. 50 с.

Круги по воде: Стихи. 2006–2008. М.: Новое издательство, 2010. 84 с.

Стихи // Звезда. 2010. № 10.

Штойто. Стихи 2010 года. М.: АРГО-РИСК, Книжное обозрение, 2011. 64 с.

Мартовские стихи // Интерпоэзия. 2011. № 1.

Из книги «Штойто» // Звезда. 2011. № 5.

Веревочка // Знамя. 2011. № 9.

Из книги «Круги по воде» // Новый берег. 2011. № 33.

Мой Милош. М.: Новое издательство, 2012. 440 с.

Города и дороги. М.: Русский Гулливер, Центр совр. лит., 2013. 400 с.

Осовопросник. М.: АРГО-РИСК, Книжное обозрение, 2013. 56 с.

Михаил Гронас

или

«Меня у меня не отнять…»

Вот настало времечко: новейшие дивайсы и гаджеты норовят поработить своих пользователей, искоренить их былое обыкновение разговаривать друг с другом вживую, втянуть на территорию изнурительного онлайнового общения. Сплошь и рядом слышу, как вместо приветствия встретившиеся коллеги или друзья обмениваются отрывистыми пересказами недавно адресованных друг другу электронных сообщений: «Я тебе написал!» – «Я ответил!» Электронная коммуникация запутала всех в одну бесформенную сеть, пропускная способность которой многократно превышает возможности одного отдельно взятого хомосапиенса. К чему все это привело? А к тому, что мы готовы благодарить многих знакомых и друзей не за подачу весточки, но за милостивое присутствие-молчание. Легче просто знать, что такой-то и такой-то мирно живут в каком-нибудь своем твиттере-фейсбуке, что-то отрывисто произносят порою, адресуясь сразу всем и никому конкретно.

В присутствии глобального информационного сверхтекста что-то важное происходит и с поэзией, с русской поэзией. И дело здесь не только в том, что стихотворцы с именем (мусорные «поэтические» порталы – не в счет) выкладывают в сети только что созданные тексты (неясно, можно ли считать это полноценными публикациями или речь должна идти только о современных аналогах рукописного и устного бытования поэзии?). Я думаю, что происходит – и уже произошло – нечто гораздо более масштабное. Принцип серийного производства породил не только бесконечные телевизионные саги, не только заставил не бульварных, а серьезных прозаиков поставить писание романов на поток. Абсолютная доступность сразу всех производимых поэтических текстов чем далее, тем более производит впечатление чрезмерного многописания. Причем включенный в процесс «профессионал» уже не в силах уследить за всем, что подпадает под определение поэзии, а человеку со стороны, наоборот, – при всем изобилии подборок, сборников и ежедневных онлайн-публикаций – кажется, что поэзия закончилась во времена если не Блока и Ахматовой, то Вознесенского и Окуджавы. Как быть с этим двойным статусом поэзии, с ее одновременным преизбыточным бытием и якобы полным отсутствием? Сформулируем точнее: какой тип «авторского поведения» современного поэта прямо соответствует сетевой парадигме русской лирики?

Думаю, что поточное производство даже качественных текстов сейчас не очень-то продуктивно, зачастую эффективнее воздействует многозначительное молчание поэтов, однажды (либо многажды) ранее «прозвучавших», а ныне предельно экономно расходующих творческие потенции и таким образом избегающих упреков в предсказуемости и самоповторах. Всем участникам глобального поэтического разговора-полилога на равных основаниях внятны как «реплики» поэтов (книги и подборки стихов), так и их молчаливые обозначения собственного присутствия. Как-то так сегодня существует «стих в большом городе», многообразный, почти неуловимый, способный сохранить привлекательность без специальных усилий продюсеров и спонсоров.

Михаил Гронас – один из тех поэтов, чей голос продолжает внятно звучать и без регулярных публикаций на протяжении целого десятилетия, последовавшего за довольно громким успехом в начале 2000-х годов. В своей судьбе Гронас явно «не ставит» на поэзию – ему есть чем заняться как филологу, университетскому преподавателю, переводчику интеллектуальной литературы. Способ присутствия Гронаса на поэтическом поле – весьма показателен. Поэт явным образом не заботится о собственном литературном реноме, не подчеркивает свою цеховую принадлежность, не жжет сердца надмирным глаголом, не претендует на какой бы то ни было избыток приобщенности к тайнам мастерства. Разговор идет на равных – между двумя современниками, а не между поэтом и «остальным миром».

Первоначальное, универсальное раздумье «непоэта» Гронаса – о тождестве личности в условиях ее бесконечных расщеплений в разных жизненных ситуациях, разных возрастах, в многообразных социальных ролях.

помню

как сижу в детском садике на раскладушкеи ко мне по коридору приближается воспитательница толстаятак что кажется что это несколько человекидут в обнимку…………………………………………………и я тогда думаювот мне мало лет и вот я сейчас думаю что-то но важно что я воттак же буду потом потом думатьа это буду все равно я и буду совсем другой в голове ноостанусь мной…

Однако этот человек интересен не только тем, что он – как все, не тем, что обостренно переживает ускользающую определенность и самотождественность собственного я, – кого этим нынче удивишь!