«Что это за клоун?»
«Квак? Вы не узнали?»
Он засмеялся и покачал головой:
«Доктор У Пу назвал бы это кризисом».
«Нет, — возразила девочка. — Доктор У Пу назвал бы это новой возможностью».
3.
Оказывается, иероглифы кризис и новая возможность очень схожи.
Доктор У Пу появился на орбитальной станции Хубу через пару солов после отбытия лиценциатов на Марс. Маленького роста, с блестящей лысиной, лицо морщинистое, ласковое, как у лангура. «Ну, вы видели обезьян Цикады, — смешно пожала голыми плечами лиценциатка Ира Летчик. — А папа нервничал. Он был не такой, как всегда. Он расследовал очередную аварию на метановом заводе, и ему что-то там не показывали. С доктором У Пу они условились говорить по-китайски. Оба были уверены, что китайская часть разговора окажется не по зубам такой маленькой девчонке, как я. Но папа знает китайский не очень хорошо, ему все время приходилось переводить в голове собственные мысли, поэтому я понимала почти все, только не подавала виду. Сперва они говорили про аварию на каком-то закрытом метановом заводе, про вышедшую из строя сложную аппаратуру. Ничего особенного, но они нервничали. Аварии случаются всегда, но они сильно нервничали, особенно папа. Я так поняла, что доктор У Пу чем-то мог мне помочь. Он несколько раз повторил: в сущности, мы работаем над одним и тем же».
«Над одним и тем же? Он так сказал?»
«Даже повторил. Подтверди, Мик!»
«Не кричи на меня».
«Добьешься, я выброшу тебя за борт».
«А кто тебе подскажет, как себя вести?»
«Заведу духов».
«Ой-ой-ой!»
«Мак, — строго приказал доктор Макробер, — повтори нам разговор доктора У Пу и И вена Летчика».
«А какой именно разговор?»
«Разве их было несколько?» — удивилась девочка.
«Видишь, какая ты дура!» — Мак слегка наклонился, чтобы гость и девочка оценили его новое напыление. В его пересказе все выглядело достаточно просто, никаких особенных сложностей.
Ивен Летчик сказал: «В мире накопилось много масштабных угроз. Мы не можем избавиться от всех сразу. Тем более что часть этих угроз изначально встроена в нашу историю Вселенной».
Доктор У Пу ответил: «Мы не одно и то же считаем угрозами».
Ивен Летчик сказал: «Вы понимаете меня. Я дорожу здоровьем дочери».
Доктор У Пу с удовлетворением отметил: «Видите, к чему приводит отсутствие надежной связи. — Он явно намекал на что-то хорошо известное начальнику станции Хубу. — В сущности, Делянка Сеятеля никому не нужна, кроме доктора Макробера. Проблема, на решение которой требуются миллиарды лет, для существ таких далеко не вечных, как мы, не может считаться проблемой. — И почему-то добавил: — Аппаратура пострадавшего завода нуждается в срочном обновлении».
«Почему вы не попросили о помощи раньше?»
«А почему вы не сделали того же?»
«Не все можно объяснить».
«Но надо пытаться».
«Раньше вас не сильно беспокоили такие аварии».
«Раньше вы не сильно жаловались на здоровье дочери».
«Значит, пришло такое время», — сказал Ивен Летчик, а доктор У Пу добавил: «Вы, Ивен, выбираете здоровье дочери. Я выбираю атмосферу Марса».
«Просто, как лапша».
Доктор У Пу покачал головой: «Лапша — сложный иероглиф. В нем пятьдесят семь черточек». И многозначительно добавил: «А в ухе вашей девочки — смоллета?»
Ивен Летчик кивнул: «Да, это смоллета. Из запасов доктора Макробера». И быстро спросил: «Вы часто посещаете Делянку Сеятеля?»
Доктор У Пу ответил: «Никогда».
«Но почему?»
«Аскрийские ледники будут взорваны. Зачем посещать места, которых уже завтра не будет ни на одной карте? Чем скорее Аскрийские ледники превратятся в пар и воду, тем лучше. Смоллеты — опасность. Смоллеты — грозная опасность, Ивен. Смоллеты — неконтролируемая опасность».
И почему-то взглянул на девочку: «Вы — дети. Вы еще никому не причинили боли». И улыбнулся: «Если будете хорошо бегать, сумеете спастись».
ДОМЕН ЛИЦЕНЦИАТОВ
(как мы зажигали летом)
Ира Летчик
Гэры бывают разные:черные и алмазные,расползшиеся по земной шири,как планета, большие,Цвета грусти и праздника —разные.Под самый звездный венецподнимаются они, как хрустальный дворец.А над ними метель снежная —Музыка нежная.
Цикада
Я спросила: «А могут существовать карлики, рост которых измеряется длиной Планка?»
Рупрехт переспросил: «Карлики — порядка десять в минус тридцать третьей степени?» Я сказала: «Ага».
Он сказал: «Ну, давай еще раз допросим птицу». «Хватит, — не разрешила я. — Попугай не знает, что отвечать на твои дурацкие вопросы».
Ох, Сеятель, успокой всех, зачем они спорят? Я люблю хульманов и лангуров. Я люблю китайцев и тех, кто работает на орбитальных станциях. Я всех люблю, даже куумбу, открытую моей знаменитой прапрапрабабушкой. Куумба с тех пор так и бегает из одного края глаза на другой. Иногда почесывается. Жалко, что про нее счастливые люди не знают.
Рупрехт
Цикада считает, что доктор Микробус в Дарджилинге тайно держит в своей лаборатории самку научного реакционера. Мы поднимались по склону горы Олимп, когда Цикада такое сказала: «Ты у нас сама — вроде кривой второго порядка». Цикада, конечно, не поверила. Мы поднимались все выше и выше по бесконечному базальтовому склону горы Олимп. Вершину мы не видели: на высоте километра ползли плоские метановые облака, а сама гора занимала так много места вокруг, что стало сумеречно, как поздним вечером, а Костя опять пожаловался, что от всего несет на него запахом плохо пережаренного лука. Через расщелины мы перепрыгивали. Правильный упор в сьютелле помогает перенестись сразу на пятьсот, а то и на семьсот метров. Время от времени я ловил Ханну Кук, ее почему-то вечно заносит в сторону. И кстати, именно она опять увидела внизу хульманов. С тех пор как нас разделили на орбитальной станции Хубу, мы ни разу не перебросились словом, а теперь хульманы появились в пределах прямой видимости. Впереди Файка — в мохнатых унтиках, с хвостиками на попе, на лбу противосолнечный козырек. За Файкой, как привязанный, тянулся Глухой. Рваная хламида, похож на пятнистого паука, в хорошем смысле. И, наконец, Чимбораса — босиком, босиком по мерзлым камешкам.
«После Котопахи, — сказал я, — Костя самый большой дурак».
Ханна Кук покраснела, а Цикада обиделась: «Это почему, интересно?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});