Читать интересную книгу Последняя тайна Лермонтова - Ольга Тарасевич

Думаю, Пашечка стал просыпаться чуть раньше этого прекрасного момента. Сначала он услышал какие-то странные звуки, раздающиеся из холодильника, потом увидел Лару, сонно бредущую с кишкой по коридору. А ведь Лариске еще опять в холодильник надо было вернуться, брюшную полость зашить, ибо наших кротких голубей-санитаров хлебом не корми, дай повод поорать на эксперта...

Не оценил студент Ларискиного трудолюбия. И, видимо, «ночная смена» нашей экспертесы произвела на психику парня чрезвычайно сильное впечатление. Честно говоря, Пашечка и раньше особым многословием не отличался. А уж после этого случая вообще ничего больше не говорил. Девчонки рассказывали, молча на следующее утро заявление об уходе написал и больше его никто не видел. Нет, ну если бы он действительно онемел, наверное, Лариску бы таскать куда-то стали, объяснительные заставили бы писать, что исполнение служебных обязанностей не предполагало сознательного нанесения вреда здоровью сторожа Пашечки.

Антон внешне очень похож на нашего впечатлительного студента. Такой же худой, смешной и рыдающий.

Сколько же в его лице дырок, мама дорогая: уши, брови, под губой, нос!

– Олеся, раз уж я пришла. Вам надо убедить мальчика снять хотя бы вот эту ерунду с подбородка. Прокол сделан фактически в родинке, не надо, чтобы здесь вся эта красота торчала. Не буди лихо, пока оно тихо, с онкологией шутки плохи. И еда...

Я собиралась сказать, что отказ от приема пищи приводит к функциональным нарушениям в работе головного мозга. Полная анорексия, потеря аппетита – человек не может заставить себя есть, и в итоге умирает от нарушения обмена веществ и дистрофий внутренних органов. Мне такая девчонка скелетированная однажды досталась – дохуделась до того, что даже внутренности практически высохли.

Однако в ту же секунду я обо всем забыла.

В комнату Антона зашел Михаил Панин. И мне вдруг очень не понравилось встревоженное выражение его лица.

– Наталия Александровна, вы позволите мне переговорить с Олесей наедине?..

Все-таки Панин – очень умный.

Через плотно прикрытые двери не доносится ни звука...

* * *

Я слушаю устроившегося в моем номере на жестком кресле Марининого папу. И понимаю только одно: вопрос «кто виноват?» Кирилла Алексеевича абсолютно не волнует.

Преподаватель, филолог, автор учебников по стилистике – наверное, в его мире преступления если и случаются, то непременно в философско-познавательном контексте. Что-то вроде: вошь дрожащая или право имею, вооружившись топориком, пройти тест на соответствие критериям сверхчеловека? Кажется, Кирилл Алексеевич и мысли не допускает, что с горничной никак не мог произойти несчастный случай. И это свидетельствует о том, что Мариша явно не имеет привычки рассказывать ему байки из морговского склепа. Может, это и правильно – человеку без медицинского образования слушать такие вещи тяжело. Я знакома с экспертами, которые своим детям даже вообще не говорят, чем именно занимаются. Ребятишки в курсе, что папа – врач, но не знают, какого профиля. В сознании Кирилла Алексеевича, похоже, тоже царят свободный от малейших подозрений штиль и сияющее солнце уверенности: все люди – братья. Очень редко, но все же я завидую такому состоянию. Хорошо не знать, что есть матери, старательно душащие детей, что муж может убить жену, расчленить труп, а потом продолжить бухать с соседом, как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло! Еще бы не отказалась от неведения на предмет бесчеловечной жестокости наркоманов, алкоголиков и прочего быдла, для которого жизнь человека априори менее ценна, чем содержимое его карманов или портмоне.

Если чего-то не знаешь – в твоем мире этого не существует. Я очень люблю свою работу, но она приоткрывает ворота в ад, кишащий людскими пороками, и ведь приходится по долгу службы наблюдать за самыми грязными грешниками...

Вопрос «кто виноват?» папеньку Марины совершенно не занимает, «что делать?» – намного актуальнее.

– Наталия Александровна, хочу с вами посоветоваться. – Его пальцы выбили звонкую дробь на подлокотнике. – Как надо поступить в этой ситуации? С учетом произошедшего? Хочется, чтобы все по-человечески было. Может, стоит отменить венчание? Или перенести? Не знаю...

Терпение не относится к числу моих многочисленных достоинств, однако я снова спокойным тоном повторяю:

– Думаю, откладывать не стоит. Переносить – тем более. Погибшую девушку жаль. Но это же не родственница, чтобы траур устраивать.

– Да, но...

Честное лицо честно отражает честные мысли.

Откладывать церемонию не хочется.

Однако что подумают окружающие?

А вдруг они решат, что эта процедура преждевременна, что праздновать, когда произошла трагедия, не стоит...

Никогда не понимала людей, которые так заморачиваются по поводу общественного мнения. У большинства окружающих мнение о любом действии, кроме собственного, будет негативным всегда. Стопроцентный позитив – это только стодолларовая купюра, вот она всем без исключения нравится. Все остальное воспринимается с изрядной долей скепсиса. Так стоит ли пытаться получить эфемерное маловероятное одобрение, жертвуя для этого удовольствием самостоятельного выбора?

К счастью, когда я была уже готова все это выпалить безмятежному, не подозревающему о близком урагане упреков Кириллу Алексеевичу, в дверь комнаты постучали.

Андрей и Марина.

Вы-то мне и нужны, дорогие.

Но... говорить ли с Андреем при жене и ее отце? Впрочем, они же все теперь – свежеиспеченная ячейка общества. Я так понимаю, что в семье тайн друг от друга быть не должно – иначе зачем вообще весь этот огород городить с занудным совместным бытом и долгими юридическими процедурами.

– Андрей, у твоей бывшей, подозреваю, поехала крыша. Ты только послушай, что она придумала...

Закончить свой рассказ я не успеваю. Соколов, похлопав по карманам джинсов, вытащил сотовый телефон и скрылся за дверью.

До нас доносится его голос:

– Алло, могу я поговорить с Леной? Жду...

– Знаете, Наталия Александровна, я думаю, – симпатичное личико Марины напоминает солнце, вдруг затянувшееся тучами, – что при всем ужасном Ленином поведении... Она ведь и мне звонит, просит отдать ей Андрея, угрожает. Я номер телефона даже поменяла, только она все равно как-то вычислила... Вы правы, Андрюшина бывшая – неадекватна. Но не настолько, чтобы убивать по такому смешному поводу. Тогда она меня бы скорее на тот свет отправила. Мне, конечно, этого бы не хотелось. Кстати, а вы смерти боитесь?

– Боюсь?.. Знаешь, думаю, что нет. Но я ее не тороплю. Как там оно потом – все только предполагают. А точно ведь никто не знает. Только про жизнь все известно – хорошая штука.

Кирилл Алексеевич побледнел и нервно воскликнул:

– Девушки, девушки, ну что за разговоры!

Марина его перебила:

– Папка, вечно ты не вовремя. А я вот как раз у Наталии Александровны спросить хотела, как в морге поступают, если свои умирают? То есть если умирают те люди, которые там работают... Не представляю, как я бы вскрывала тело знакомого человека!

– Я тоже не представляю, да у меня и необходимости такой не было. Когда нашего заведующего гистологией убили, вроде, в областной морг отправили, где у покойного знакомых уж точно нет. Хотя... это, наверное, раз на раз не приходится. Я вот вспомнила, привезли к нам в таком качестве санитара. Он на пенсии, пожилой дядечка – а раньше у нас работал. Кто-то из молодняка, который устроился после его увольнения, им занимался. Грустно все это. И смешно в какой-то степени. Знаешь, помню, когда я только начинала работать, один наш преподаватель замерз пьяненьким. А ему благородно поставили не охлаждение на фоне алкогольной интоксикации, а благородную ИБС. Хотя ему самому в общем-то уже все по барабану, наверное, было.

– Во всей этой истории с горничной Лена совершенно ни при чем. Я уверена! – снова заявила Марина, ревниво поглядывая на дверь. – Только что это он так долго с ней говорит?!

– Ага, жена бывшая ни при чем. Ты еще скажи, что с горничной произошел несчастный случай. Деточка, я смотрю, сейчас в мединституте вообще ничему не учат!

Марина покачала головой, и от этого движения по черным длиннющим волосам прокатилась волна.

– Это действительно несчастный случай, – она покосилась на отца, но потом продолжила: – Мы говорили с Михаилом. Знаете, он такой человек... Внимателен к каждой мелочи, до всего ему есть дело. Все сам лично контролирует, каждого сотрудника может вызвать и допрос учинить.

– О да, я слышала, как он терзал учителя танцев! Профилем тот не вышел, получил по первое число!

– И вот накануне того, как все это случилось... Наталия Александровна, Таня просто ему подвернулась под горячую руку. Оказывается, проводку в замке неудачно сделали, в части номеров пробки вылетают с регулярностью в полчаса. И вот он идет такой злой, за перила взялся, рука соскользнула – а там же завитки на решетке, литье, и пыльно, в таких местах пыль всегда скапливается... Таня, как назло, ему на глаза попалась. Он потребовал протереть лестницу и люстру, причем срочно, и чтобы нигде ни пылинки! А там до люстры – вы обратили внимание? – как раз с верхней площадки можно дотянуться. Я уверена, она не удержалась, и... Кстати, как раз-таки, судя по травмам на теле, она работала, тряпку в правой руке большинство людей держит, а при падении основной удар именно на правую часть туловища.