меня насквозь с долей страха, благоговения, интереса и удивления.
Но когда эта девочка после неожиданного звонка нерешительно заглядывала мне в глаза и перечисляла всё то, что свалилось на её золотую головку, мне стало её по-настоящему жаль.
Матери нет. Отца теперь тоже. Никого из близких (а я-то не понаслышке совершенно точно знаю, что значит быть одиночкой). Её привычная жизнь была разрушена до основания. А детский взгляд на вещи претерпел существенные изменения. На её хрупкие плечи свалился такой груз, что не каждый мужик бы выдержал. А она ещё трепыхалась, пытаясь хоть как-то выбраться из того мрака, который засасывал девушку в пучину отчаяния.
Только тогда я подумал, что мне, наконец, улыбнулась удача. Та самая, которая раньше меня всегда обходила стороной.
И только тогда я улыбнулся своим нелепым до этого попыткам занять достойное место в обществе, где некоторые всё ещё воротят от меня носы. Да о чём можно говорить, если до сих пор о нашей паре многие отзываются как о «дочери Никольского с мужем»?
Да. Я озвучил своё предложение вновь, сразу очертя приемлемые для себя границы, уже заранее зная, что смогу диктовать любые условия.
И насчёт ребёнка я не шутил. Я, вроде как, не торопился в этом вопросе. Но планировал укорениться. И я действительно очень хорошо знал, как воспользоваться громким именем своей отчаявшейся жены-ребёнка, чей мир перевернулся с ног на голову. Мне всё ещё нужна была эта пыль в глаза. Мне всё ещё нужно было родство с Никольским, способное приоткрыть для меня абсолютно новые двери в мире бизнеса.
Смешно сказать, я безрезультатно раз за разом разбивал себе лоб, а Ева очень быстро смогла ввести меня в узкий круг. Когда все эти «цари» на моей же свадьбе были вынуждены сидеть со мной за одним столом и пить с одной бутылки. Такие ворошилы, у которых связи на самом верху, отмытые деньги давно уже вертятся на счётах зарубежных банков, а судьбы их детей, всех без исключения, расписаны ещё до дня их рождения. И да, я знал, что Ева негласно обещана Ломановскому. Как этот придурок умудрился её прошляпить, сам не пойму. Но извиняться перед Эдиком уж точно не собирался.
Благодаря Еве я попал в другой мир. Научился работать по-взрослому, иначе вести дела. Я даже понял, как приобщиться к недосягаемому, невероятно желанному и привлечь зарубежных партнёров. Правда, вечно вылезала целая куча проблем, но это ладно. Каждое падение в итоге всегда отдаётся сладостью новой победы в будущем.
С женой мы долгое время были всего лишь посторонними. Простыми сожителями, которым даже не о чем поговорить. Её не интересовали мои дела, а мне было некогда восхищаться её успехами.
Первый щелчок раздался неожиданно. Я узнал про Артёма Мартынова – имя его слишком громко отдавалось в неприятном осознании. Человек он непростой, а известие, что он решил приударить за моей женой, меня жутко покоробило. Разозлило так, что сдержать ярость у меня получилось ну очень неудачно.
Я высказал всё Еве, чётко и ясно обрисовав свою позицию в данном вопросе. Потому что женщина должна принадлежать только одному мужчине. Без исключений. Для Евы таковым должен быть я, она ведь сама пошла на это. И я им стал.
Моё предупреждение не возымело эффекта. И это разозлило ещё больше. Поэтому, когда в следующий раз жена сама приблизилась ко мне – отчуждённая, холодная, замкнутая, смущённая – меня это вывело окончательно. Я тогда жутко взбесился: зачем она шла ко мне, если сама не хотела? Я её не принуждал, не заставлял греть мою постель или терпеть мои прикосновения. Вспыхнувшая ярость тогда захлестнула меня до краев. Моя несдержанность в ту ночь даже мне самому казалась из разряда «слишком».
На следующий же день я выловил Мартынова и спокойно, в довольно вежливой, если можно так выразиться, форме предложил мирно и по-тихому… отъебаться от моей жены! Потому что градаций у моего правила быть не может. Кроме меня у супруги мужчин быть не должно.
Когда натыкался на её горящий взгляд, я каждый раз испытывал непреодолимое желание сходить в душ и смыть с себя то презрение, которое мелькало в её глазах. Такое, которое переклинивало меня просто до одури, до потери самоконтроля. Я заплатил по всем долгам Никольского, по каким только было можно, кроме задолженности компании, чтоб она сгнила да побыстрее! Я обеспечил Еве такую жизнь, к которой она привыкла! Но я даже не услышал «спасибо»! Я всё равно в её глазах остался жалким нищебродом, с чьей руки она теперь обязана была есть!
«Ты мою дочь не потянешь».
«Деньги это ещё не всё».
Сначала я громко смеялся в душе ответом на это заявление. Но пробирающую горечь и истинный смысл этих слов я понял только недавно...
И что делать с этим осознанием теперь, мне не совсем понятно.
Потому что просто так вышвырнуть ЕГО дочь и СВОЮ жену на улицу у меня не получится. Теперь уже нет. Если бы можно было вернуться назад, я бы никогда на неё даже и не посмотрел – как-то уж слишком она мне обошлась дорого, слишком это для меня сильная встряска. Хотел в их мир – получил сполна.
Беременность Евы потрясла меня до глубины души. Такую ненависть и лютую злобу я давно уже не испытывал. Я был прибит настолько, что и сам не понял, хочу ли знать какие-либо подробности.
Взять себя в руки сейчас просто не получается. Рядом с Евой внутри всё гремит и крушится. А особенно выбешивает то, что она дёргается даже от моего взгляда. Она трясётся и шарахается от меня постоянно, с отвращением и горечью кривя губы, а кто-то другой их целовал, прежде чем поиметь и её, и, в какой-то степени, меня самого...
Глава 24
ЕВА
Руслан приближается, позволяя мне находиться перед мнимой перегородкой, и кладёт ладони на стойку. Я опасливо отодвигаюсь на шаг назад.
– Ева, извини за вчерашнее. У меня было помутнение рассудка. Нашло что-то, – его взгляд наполнен виной и сожалением. Но мне-то что с этого? Случилось раз, случится и второй. А я