Ему нравилась Шарлотта Фэрчайлд. Это была интеллигентная, роскошная, пленительная женщина. Они проработали бок о бок все эти пять недель. Странно, конечно, что она занимает столько места в его мыслях. Из-за нее он отвлекается от подготовки выставки по Долине Амона. Но совершенно ясно, что ей тоже надо отвлечься.
Два дня назад сэр Томас как вихрь ворвался в галереи музея. Увидев Шарлотту, он тут же принялся обвинять ее в смерти мужа. Дилану просто повезло, что как раз сейчас его любимые Гилберт и Салливан ставятся на сцене Новой королевской оперетты. Веселая интрига, которую разыгрывали перед ними начинающий пират Фредерик, дочки генерала Стенли и хитрая служанка пиратов Руфь, – именно то лекарство, которое способно поднять настроение и заставить смотреть на окружающий мир не так мрачно. Как бы в подтверждение его мыслей, артисты на сцене принялись отплясывать комический танец. Король пиратов размахивал огромным флагом, на котором ухмылялся Веселый Роджер. Хор исполнял куплеты про некоего «доктора богословия». Наконец прозвучал звонок к спуску занавеса, который был еле слышен из-за криков «бис» и восторженных аплодисментов.
Когда в зале уже зажигались огни, леди Маргарет крикнула:
– Браво!
– Это восхитительно, – сказала Кэтрин, которая в вышитой светлой блузке и темной юбке была похожа на школьницу. – Особенно мне понравилось, как они высмеяли чрезмерную женскую скромность.
– Да, в самом деле, – искренне согласился с ней Дилан. Леди Маргарет поднялась, разглаживая складки на своем модном голубом платье.
– Я много лет не была в оперетте. Думаю, нам стоит чаще ходить на постановки Гилберта и Салливана. – Она взяла Дилана за локоть. – Хочу снова поблагодарить вас за то, что вы доставили нам такое редкостное удовольствие.
– Мама, можно я сбегаю вниз, куплю лимонный лед? – Майкл уже раскачивал открытую дверь их ложи.
– Только не опоздай к началу второго акта. Мальчик помчался вниз.
– Кэтрин, мне кажется, нам тоже нужно выйти на несколько минут. – Леди Маргарет указала дочери на ближайшую к сцене ложу.
Там в одиночестве сидел пожилой мужчина с роскошными усами, как у моржа. Его руки были сложены на животе, а голова свесилась вниз. Было ясно, что он продремал весь первый акт.
Дилан рассмеялся:
– Вероятно, этот джентльмен не относится к числу поклонников Гилберта и Салливана. Хотя странно, что последний хор его не разбудил.
– Что ж, Кэтрин, думаю, в моих силах разбудить его, – заявила леди Маргарет. – Это удача, что лорд Гамильтон сегодня здесь. Он упорно отказывается встречаться с нами, чтобы обсудить вопрос об избирательном праве для женщин. А сейчас он здесь один, так что у нас есть прекрасная возможность продвинуть вперед наше дело.
Кэтрин поднялась со своего места.
– Пошли скорее, мама. Мы не должны терять времени, а то лорд Гамильтон придет в себя и станет упрямым, как обычно.
– Леди, вы уверены, что хотите этого? – Дилан встал в дверях. – Я хочу сказать, что не против политических дебатов, но мне кажется, что в театре…
– Политические дебаты могут происходить в любом месте, где попирается справедливость. – Леди Маргарет постучала его по плечу веером. – Прошу вас, отойдите в сторону, молодой человек.
Вопреки собственному рассудку Дилан выпустил двух леди Грейнджер из ложи. Затем вернулся к Шарлотте, которая изучала программку.
– Вы не боитесь, что они устроят сцену?
– Может быть, – немного подумав, ответила она. – Это зависит от того, насколько несговорчив будет лорд Гамильтон.
– Что вы имеете в виду?
– Если лорд Гамильтон откажется слушать их заявления по поводу избирательных прав для женщин, тогда они начнут горячиться и произносить речи. – Шарлотта взглянула на дремлющего лорда Гамильтона. – Не думаю, что они отважатся на что-нибудь большее. Они пришли в театр неподготовленные. По крайней мере я не заметила, чтобы мама или Кэтрин взяли с собой чернильницу.
– Чернильницу? Зачем?
– Иногда они рисуют на стенах и дверях надписи «Избирательные права для женщин». Иногда попадает немного чернил и на людей.
– Но не в театре, безусловно.
– О, конечно. В «Савое» маму не пускают даже в вестибюль.
Он сел обратно в кресло, хмыкнув:
– Мне кажется, вам следовало бы предупредить меня об этом раньше. До того, как я привел ваше семейство в театр.
Шарлотта рассмеялась:
– Я просто не могу поверить, что вы тот самый Дилан Пирс, которого исключили из Кембриджа за азартные игры.
– Мне было тогда всего девятнадцать лет. Вряд ли можно ожидать от девятнадцатилетнего юнца зрелости и респектабельности.
– А Кэтрин как раз недавно исполнилось девятнадцать.
– Да, и она готова поливать краской пожилого человека, у которого только одно желание – подремать в театре.
– Я же говорила вам, они не взяли с собой чернил. – Шарлотта, кажется, не принимала всерьез его замешательство. – Странно, что вы так трепещете перед условностями.
– Я не собираюсь обижаться.
– Нет, конечно. Когда я была в Египте, то каждый месяц слышала о вас новые истории. Про то, как вы попали в тюрьму из-за того, что украли девушку из гарема; про то, как на пари устроили скачки на верблюдах вокруг Сфинкса…
– Кто это вам рассказал? Я ненавижу верблюдов. Мы скакали на жеребцах.
– А разве это не вас чуть не до смерти забили камнями за то, что вы попытались зайти в мечеть обнаженным?
– Я был в бриджах, – запротестовал он. Ему было неприятно слышать о своих приключениях в пересказе Шарлотты. – К тому же я был слишком пьян, чтобы понимать, что вытворяю.
Шарлотта насмешливо подняла бровь:
– Это уж точно.
– Не могу отпираться. Пьянство – моя проблема, – произнес он тихо.
Она наклонилась к нему ближе. Выбившийся из прически локон задел его по щеке, и сквозь него прошла необъяснимая нервная дрожь.
– И конечно, это ваше знаменитое свидание на вершине Великой пирамиды, – прошептала она.
Он вдохнул ее восхитительный аромат, наслаждаясь ее близостью, ощущением ее волос на своей щеке, лицезрением ее прелестных округлостей под черным шифоном.
– Не знаю, чем так знаменито это свидание, но уверяю вас, что там было ужасно жарко.
Даже в сумраке ложи он заметил, как ее щеки вспыхнули.
– Какой вы негодник! – сказала она, но при этом в ее голосе слышалась смешинка, и она не отодвинулась от него.
– Вы ведь любите негодников, правда? – Он вдруг неожиданно охрип. Его волновала ее близость. Ему показалось, что он заметил в ее глазах искру чувственности.
– Я люблю археологов. – Она улыбнулась. – Даже если их поведение не совсем безукоризненно.