Читать интересную книгу Журнал Наш Современник №9 (2002) - Журнал Наш Современник

*   *   *

Ужин заканчивался. Прошел он, вопреки опасениям, довольно легко и непринужденно. Говорили банальности. Расспрашивали Тыковлева про Сибирь, тайгу, морозы и гнус. Хвалили Большой театр и Уланову. Восхищались Чайковским. Осторожно осведомлялись, кого из английских писателей любят в России. Уважительно кивали, когда Саша начинал демонстрировать знание Диккенса, говорить о постановках Шекспира в московских театрах. О, да, конечно, Диккенс уникальное явление в английской литературе. Особенно приятно, что его читают в России. Не всякий англичанин читал Диккенса. И уж редко кто читал его в Америке, Россия, чувствуется, самая читающая страна в мире. Жалко, однако, что мало знаком советский читатель с современной западной литературой...

— Все существенное и ценное в художественном отношении переводим, — возражал Тыковлев. — Специальный для этого журнал создан. “Иностранная литература” называется. Кстати, большим спросом у нас в стране пользуется. Насколько я знаю, такого издания у вас на Западе нет. Наверное, считаете, что читать чужую литературу необязательно? Варитесь в своем соку и полмира видеть не хотите? Получается, что наше социалистическое общество более открытое, чем ваше.

 — Не совсем так, господин Тыковлев, — сухо заметил Крузе. — Мы Солженицына вашего издали. А вы — нет.

— Ну, это отдельный и серьезный разговор,— помрачнел Саша. — Можем его продолжить, если хотите, после ужина. Пока же спасибо хозяину. Спасибо за очень вкусный ужин. Желаю этому дому добра и счастья.

Тыковлев встал из-за стола. За ним последовали другие гости. Двинулись назад в белую комнату. Расселись вокруг низкого овального стола с мраморным верхом. Подали кофе. Официанты стали предлагать коньяк и другие крепкие напитки. Взяв с подноса рюмку, Тыковлев опять заговорил:

— Вы затронули вопрос о творчестве Солженицына. Чувствую, что тема эта очень волнует вас, кажется вам привлекательной и перспективной. Сегодня на этом пароходике только о Солженицыне и говорили. Вообще-то вопрос большой. И не о Солженицыне он. Да, не о нем. А о том, как вы себе представляете будущее отношений между Западом и Советским Союзом. Вот и давайте об этом поговорим.

Тыковлев шумно перевел дух и отхлебнул из коньячной рюмки.

— Давайте, господа, начистоту, — предложил он. — Что вам этот Солженицын дался? Ну, есть в Советском Союзе Солженицын. Есть и еще десяток-два таких, как он. И что? Я сегодня на прогулке по Темзе уже вашим объяснял. Не на тех ставку делаете. Останетесь при пиковом интересе. Никогда диссиденты Россией править не будут. Что вы, в самом деле? Не понимаете, с кем разговаривать и договариваться надо? Забыли, что с Гитлером случилось? Не понимаете, что воевать с нами больше никогда не сможете? Не понимаете, что вообще мы вас больше не боимся? Наши войска стоят на Эльбе. Наши ракеты без труда достают до Америки. Атомного оружия у нас не меньше, чем у вас. Первый реактивный пассажирский лайнер построили мы, а не вы. Первую атомную электростанцию — тоже мы. В космосе первые опять-таки мы. Мы в год прирастаем на 8 — 10%, а вы, дай Бог, на 2—3%, если, конечно, не считать японцев. А разве можете вы тягаться с нами по уровню образованности народа, по бесплатной медицине, по ценам на товары первой необходимости? А у нас еще лучше будет. Мы только разворачиваемся. Так не пора ли принять мир таким, как он есть? Мы вам предлагаем мирно сосуществовать, не трогать друг друга, мирно соревноваться. Но для этого надо договориться об условиях. Мы хотим только предметного разговора, не держим камень за пазухой. Но пока ответа не слышим. Не слышим, — многозначительно и даже с некоторой угрозой в голосе сказал Тыковлев. — Но надежды не теряем. Вот и я для этого в Лондон приехал. Мы предлагаем диалог о мирном сосуществовании двух систем. Право, это самое разумное решение и для вас, и для нас. Атомная война — не альтернатива.

— Конечно, — быстро согласился Ларкин. — Но мы ведь начали с вами переговоры по контролю над ядерными вооружениями. Сам факт этих переговоров отражает новое отношение президента и конгресса США к Советскому Союзу и перспективам нашего сотрудничества. В зависимости от результатов, мы...

— Вот-вот, — прервал Ларкина Тыковлев. — В зависимости от результатов. По-вашему это значит, что, если мы согласимся односторонне разоружиться, вы нас похвалите. Не дождетесь. Если будем разоружаться, то только на равных. А на равных вы не хотите. Вот о чем речь! Все думаете обдурить и продиктовать условия. За нами уже третья часть планеты идет, а вы всё игры играете.

— Идет-то идет, — съязвил Боренстейн, — да только кто идет? Гвинея, Мавритания да Египет. Чем больше таких друзей себе на шею повесите, тем быстрее ко дну пойдете. Не получается у вас привлечь на свою сторону ни одно из развитых государств мира. Чем больше раздуваетесь вширь, тем скорее надорветесь. Мы у вас эту Мавританию, кстати, завтра могли бы перекупить. Только на кой черт она нам сдалась. А вам без нашей технологии  не обойтись. Ни чехи, ни восточные немцы вам не пара. Не тот калибр. Вот говорите про атомные электростанции да полеты в космосе, а ведь знаете, что ни накормить, ни одеть прилично своих людей не можете. Откройте ваши границы, господин Тыковлев. Вот и посмотрим, кто куда побежит. Ваши в капиталистический ад или наши в коммунистический рай. Да что там говорить! Стену в Берлине вы не от больших успехов поставили. Мы со времен Линкольна всегда стояли и стоим за свободу. Вы свободу у своих людей отняли. Верните им свободу, тогда все встанет на свое место. Будем соревноваться, дружить и сотрудничать.

— Свободу? — переспросил Тыковлев, которому в этот момент стало даже как-то жалко американского сенатора. — Мы, знаете ли, всегда спрашиваем, свободу от чего и свободу для чего. Абстрактной свободы не бывает. Не хочу углублять этой темы. Разговор затянется да и станет излишне острым. Вы только поосторожней насчет Линкольна и свободы. У него свобода для одних отлично уживалась с рабством для других. Не забывайте также, что США обязаны своим существованием геноциду коренного индейского населения. Гитлер, кстати, многое позаимствовал в этом отношении от ваших отцов-основателей. Так что давайте не будем. А что до недостатков нашего снабжения, то сами о них знаем, стараемся преодолеть. Но достижения Октябрьской революции на американские штаны не променяем. Не надейтесь! Слишком дорого заплатили за то, что имеем сейчас.

Воцарилась неловкая пауза. На выручку пришел Ларкин, как хозяин он счел за благо на время сменить тему:

— Как вам нравится “Вестсайдская история”? Господин Балаян сказал мне, что вы успели сходить на этот фильм. Совершенно оригинальное прочтение сюжета Ромео и Джульетты в условиях современного американского мегаполиса. Я лично очарован музыкой этого фильма. Думаю, что в культурных обменах заложен большой потенциал для улучшения взаимопонимания между западным миром и СССР. Культура прокладывает путь для политического диалога, о котором вы только что говорили.

— Да-да, — активно включился в беседу полковник Беркшир. — Именно в области культуры Советскому Союзу есть что предложить, причем самого высокого качества. Ваши музеи, классический балет, Большой театр, Ойстрах, Рихтер, Гилельс. Кстати, господин Боренстейн, — обратился к нему Беркшир, стараясь как-то смягчить надувшегося сенатора, — очень советую посмотреть советский фильм “Летят журавли”. Уникальное произведение.  Мы знаем одного Эйзен­штейна, но у них сейчас есть целая плеяда выдающихся кинорежиссеров и артистов. Жалко, что мы мало покупаем их фильмы.

— В Америке они мало известны, — поддакнул Крузе. — В Германии, однако, их все больше смотрят. В Западном Берлине появилась даже фирма “Пегасус-фильм”, которая покупает и прокатывает советские фильмы. За ней стоят влиятельные еврейские круги. Это многое объясняет. Им импонирует, когда делают хорошее кино, разоблачающее преступления фашизма против евреев. У русских стали появляться такие фильмы, и еврейская община, разумеется, тут же заметила их. Не только заметила, но и позаботилась, чтобы они получили премии и известность. Например, фильм “Восхождение”, где фашисты казнят советского партизана за то, что он партизан, и заодно с ним еврейскую девочку просто за то, что она еврейка.

— Это очень интересно, — оживился Боренстейн. — У нас пока что эта тема плохо развита. Все какие-то поделки с грохотом пушек, великолепными джи-ай и дураками немцами. Копируем англичан. А ведь в центре всей второй мировой войны — драма еврейского народа. Преступление фашизма в том, что он хотел уничтожить евреев. Если бы не это, то была бы война как война.

— Наверное, это не совсем так, — покривился Тыковлев. — Уничтожение евреев для Гитлера было лишь началом, легкой разминкой. За шестью миллионами евреев должны были последовать сотни миллионов славян... Но мы разбили Гитлера, разбили его совместно с Америкой, вернули мир Европе, несмотря на все разногласия в идеологической области. Неужели наши нынешние трения и разногласия настолько велики, что мы не сможем договориться в интересах мира и сотрудничества? Ведь у нас есть большой и позитивный опыт, как это сделать.