Читать интересную книгу Германский вермахт в русских кандалах - Александр Литвинов

Глядя на Вальтера, и Валерику делалось скучно. И хотелось ему немца подбодрить, сказать что-то доброе, даже веселое, но, кроме «гутен так», в голову ничего не приходило.

Ему и нравился Вальтер, что сам себя сдал в русский плен, и не нравился, что он такой безответный и сникший.

И Валерику было обидно за Вальтера, что за насмешки разных там себастьянов товарищ Сталин дает только сто граммов хлеба.

«Сто граммов, — прикидывал Валерик, — это довесок хороший. Интересно, ему горбушку дают или мякишку?»

Фриц сказал, что не только Вальтер получает Сталинский хлеб, есть и другие, кто в русский плен добровольно пошел. Но они не заметны, а может, не интересны для пересмешников злых или опасны и умеют себя защитить.

То же самое бабушка Настя сказала, когда Валерик поведал ей про бедного Вальтера:

— Дак этот твой немец, наверно, по первости не сумел защититься, когда над ним начали злобно смеяться. Дал потачку насмешникам. А в этом деле спуску давать нельзя. Тут, дитенок ты мой, или пан, или пропал, если хочешь быть и дальше человеком…

И все привыкли, что Вальтер — человек неисправимо-виноватый, и поведением своим он будто бы согласен с приговором таким. И виноватость эта рабская, осознанная им, даже голос его сделала придавленным.

Когда Вальтер в плену оказался вместе с остатками роты своей, жуткий страх на него навалился. Страх возник как прозрение: что теперь будет с его семьей? Согласно приказу фюрера от 3 января 42 года, все отступающие офицеры и солдаты будут, как изменники, расстреливаться эсэсовцами и гестаповцами, находящимися во второй позиции. Теперь Вальтер предатель и трус и подлежит расстрелу. И кто докажет, что Вальтер не отступал и не сдавался в плен, а его запахал русский танк вместе с его пулеметным расчетом. Что похоронная команда русских вытащила Вальтера из-под раздавленного танком пулеметного гнезда.

Вальтер не сомневался, что фюрер семью уничтожил. И тяжесть вины позорной, непоправимой вины, — ежедневно давила его.

Но семья отыскалась нежданно, и Вальтер воспрянул и будто воскрес. И воскрешение это был отмечен лагерным начальством.

Пленные немцы в то утро без охраны привычной пошли на работу. И не колонной пошли, как всегда, а повзводно. И с боку каждого взвода шел человек безоружный в черном мундире.

— Слава те, Господи! — перекрестилась бабушка Настя. — Уразумил-таки Бог начальников наших: пленных немцев принять за людей! Сколько ж можно гонять их стадом скотинным! И все под дулами винтовок да револьверов…

В слове «револьверов» ударение бабушка сделала на первое «о».

— Да рванье б это скинуть с них, с колодками вместе. А то командиров в мундиры одели, хоть и в черные, а солдатиков бедных в лохмотьях оставили. Видно, батюшка Сталин не знает…

— Ты ж говорила, что батюшка Сталин не дает на немцах нашу солдатскую форму поганить! Говорила? Говорила…

— Ну, когда-сь говорила, наверно… Ну, дак и что? — Уклоняется бабушка Настя от прямого ответа. — Дак с тех пор немцы с нами сдружились! Да и мы их врагами уже не считаем. Какие ж это враги? Скорей, обездоленные. Германия ихняя вон аж где! И бабы там ихние, и дети… если выжили. А мужики все в России… шлындают тут по развалинам… Хоть и не часто мы им помогаем, а все ж угощаем. И не вот тебе с шиком каким угощаем, а по бедности нашей, чем Бог посылает. Но зато от души. И немцы это видят и понимают… А чтой-та за люди такие в черном, а, внучек ты мой? Откуда взялись?

— Мам, а кто эти в черном?

— Это антифашисты, сынок. Против фашизма они боролись.

— А как боролись? Прямо строчили из автоматов?

— Наверно, вели подрывную работу в тылу.

— Взрывали все, как партизаны?

— Скорее всего, против фашизма народ поднимали.

— А кто ж их сюда прислал?

— Их, пожалуй, набрали из числа военнопленных. Твой приятель не попал в число антифашистов?

— Наверно, не попал. А было бы здорово, если бы Фрицу дали такой мундир! Старый мундир его весь продырявился…

И замер Валерик на полуслове: сбоку взвода, где шли его немцы-друзья, Вальтер Эрих Карл шагал, в черную форму одетый. На рукаве повязка с буквами «КВ».

— Вот это да-а! Вот это номер! А Фриц… Эх ты, Фриц! Смылся бы в плен, как Вальтер, был бы сейчас бы командиром!

А мама с тротуара вглядывалась в проходившего Фрица. И о чем толкует с бабушкой Настей Валерик, не слышала. В ту минуту она не способна была видеть и слышать кого-то еще.

«Вот он сейчас пройдет, и взгляды не встретятся наши! Однако глянул мельком! И будто бы улыбнулся украдкой! Вот что бывает, когда на глаза попадаемся часто! Привыкаем друг к другу. Мне он становится ближе… Будто Степушка мой… Себя обманываю я заведомо умышленным обманом. Но как приятно обмануться, когда ты этого желаешь! Боже мой! И в этом весь мой грех!»

«В мамкиных глазах грустинки плачут», — отметил Валерик, наблюдая, как его мамка глазами провожает Фрица.

И еще уловил Валерик, как глянул на мамку Фриц. Глянул так, будто взглядом своим ненасытным решился вобрать ее всю: с прической, платьем и туфлями белыми!.. И тут же глаза опустил.

«Стесняется Фриц, — догадался Валерик. — А мамке нельзя быть нарядной такой и красивой: испугается Фриц и знакомиться с нею не станет».

А колодки стучат по булыжникам, сыпанину шагов отбивая. Немцы не в ногу прошли, но дисциплину в строю соблюдали: никто не держал в карманах рук, как бы они ни торчали из рукавов, истрепанных пленом.

— Степаныч! — окликнул Валерика дядя Женя Уваров. — А ты знаешь, кто это вот перед нами идет? Кто это колодками скребет по нашей мостовой?

— Как будто не видите! Пленные немцы…

— Нет, дорогой! Это не просто пленные немцы! Это германский вермахт в русских кандалах! Вот это кто! И что это такое!

И палец в рубцах ожоговых дядя Женя кверху заострил и на Валерика взглянул многозначительно.

Валерик ничего не понял из того, что Уваров сказал мимоходом. Его заботило другое: как будет командовать Вальтер на заводских руинах?

А когда увидел Вальтера нового и голос услышал его измененный, то невольно отметил, что немец как будто бы даже подрос. Стал говорить уверенно и твердо, словно ждал возражений и, с крепнущей волей воскресшего в нем командира, готов был тут же пресечь любой протест.

— Теперь Вальтер даст кое-кому прикурить, да, Фриц?

— Вальтер есть фельдфебель, — уточнил уважительно Фриц.

— Да? Ну, теперь Себастьяну капец! Фриц, а что это за буквы у Вальтера на рукаве?

— КВ — командир взвода, — сказал Фриц и добавил, что за командирство Вальтер получает еще сто грамм хлеба.

— Ого! Куда ж он его столько ест?

И заметил Валерик, что немцы, которые «мухлевали», закладывая в штабели кирпичей половинки и трехчетверки, — стали спешно, но так, чтобы Вальтер не видел, свои штабеля очищать от кирпичного боя, по-воровски озираясь.

Началось это после того, как Вальтер приказал Себастьяну погрузить на машину свой штабель, в котором середина забита была половинками.

— Вас ист дас? — негромко спросил тогда Вальтер. — Что это?

Себастьян, улыбаясь кисло, на Вальтера не глядел и пальцы мял, будто они замерзли под взглядом командира взвода.

— Вернешься в Фатерланд и будешь так же мухлевать? Должен, по-твоему, так поступать настоящий немец? — спокойно заметил он Себастьяну по-немецки, но слово «мухлевать» по-русски произнес.

— Вальтер дал Себастьяну по кумполу, — заметил Бергер.

— А я думал, орать начнет! — зажмурился Валерик, будто готовился услышать крик ужасный.

— О, братишка. Убивать можно тихо, и Вальтер это знает. Он гороший солдат. Он получил из Фатерланд большую радость: в деревне у него все живы — фрау, дети, папа, мама… и старый пес… А Вальтер думал, что погибли все.

И Бергер вздохнул с застарелою болью и привлек Валерика к себе:

— Вальтер не боится ничего теперь. А где моя фрау? Где мои дети?.. О, майн Готт…

— Письмо тебе пишут дети твои и фрау, — нашелся Валерик.

— Ты горошо говоришь. Ты есть комиссар.

— Отто, а почему ты не командир? Разве ты не антифашист?

— Отто есть ветеринар. Отто есть специалист. Отто не гочет быть никто. Антифашист не есть специалист.

— И Вальтер не специалист?

— Вальтер есть гороший командир.

Валерику было приятно, что беззащитного в прошлом Вальтера, которого так жестоко обижал Себастьян, командиром сделали.

— Фриц, ты бы, наверно, был командиром получше, чем Вальтер!..

— Йа, йа, — Фриц соглашается и тут же внимание Валерика отводит от себя, указывая в сторону бачка с водою питьевой. — Вальтер курит!

И Фриц в пол-лица гримасу состроил, похожую на усмешку, показав этим самым неодобрение: вот, мол, только стал командиром, как сразу заважничал. Мы работать должны, а он в это время может курить сколько хочет! А ведь раньше совсем не курил!