Бриди и твоя мама так тобой гордились.
Полузабытые воспоминания наконец выплывают на поверхность.
– Ах да, теперь вспомнила. В том году ты, кажется, перебрался в свой дом, – я смутно припоминаю сплетни о том, как он унаследовал дом, где жил в годы войны. – Ну да, конечно. Бывший дом Кармайклов.
Он кивает.
– Как будто вернулся домой. Здесь всё стало родным, и я был рад, что мне достался тут дом. В Глазго было трудновато. Конечно, тяжело было оказаться в незнакомом месте в таком раннем возрасте, но мои лучшие воспоминания – о том, как мы со Стюартом были беженцами.
– А где теперь Стюарт? По-прежнему в Глазго?
Глаза Дэйви затуманиваются, он опускает голову. Потом говорит:
– Он погиб. Его ранили в драке после футбольного матча.
– Мне очень жаль, – сжимаю я его ладонь. Он качает головой, вспоминая.
– Мы возвращались домой после матча и нарвались на группу фанатов команды противника. Сначала они прицепились ко мне. Стюарт попытался меня защитить, как всегда. Кто-то достал нож… Спустя несколько секунд брата не стало.
– Как же ужасно. Мне так жаль, что я никогда его не узнаю.
Дэйви отводит взгляд, смотрит на воды озера, золотые в вечернем свете.
– Он любил это место. И рыбалку тоже любил. Я назвал лодку в честь него. И в честь нашей мамы. Её тоже больше нет.
– Бонни? Это её имя?
– Да. Она изо всех сил старалась быть хорошей мамочкой. Но жизнь была трудной, и когда нас, таких маленьких, у неё забрали, она пристрастилась к выпивке. Когда мы вернулись, она пыталась завязать, но так и не смогла. А потеря Стюарта её добила.
Мы оба молчим: он не в силах справиться с чувствами, я не в силах подобрать слов.
– Я не смог помочь им обоим. И всю жизнь должен жить с этим осознанием. Так что, вернувшись сюда, написал их имена на лодке, и теперь они всегда со мной.
– И с тех пор ты пытаешься помочь другим, заботясь о Бриди, о моей маме и обо всех, кому нужно крепкое плечо?
Эти слова вырываются у меня раньше, чем я успеваю подумать, и хотя я говорю это в хорошем смысле, они звучат как-то неправильно. Он долго смотрит на меня, а потом спокойно отвечает:
– Мне кажется, это не совсем верно. Просто здесь всё так устроено. Мы все заботимся друг о друге. Может быть, ты забыла об этом за годы, проведённые в Лондоне.
Во мне вскипает гнев, но я понимаю – он пытается защитить себя и поэтому так реагирует на мою грубость.
– Тоже верно, – заключаю я. – Отвыкла от наших порядков. И это, наверное, не к лучшему, – признавая свою ошибку, я чувствую облегчение. Будто вырвалась из колючего куста, который сама же и вырастила вокруг себя, чтобы спастись от чувства вины. Он подливает вино в мой бокал.
– Прости, Лекси. Может быть, ты тоже в чём-то права. Может быть, я и правда слишком пытаюсь помочь другим.
Я чокаюсь с ним.
– Ну, за нашу неспокойную совесть.
Он тихо напевает:
Если всё светло и ясно,
Не вини себя, мой милый,
Душу ты свою не рань.
Я удивлённо поднимаю брови.
– Старая, старая детская песенка, – объясняет он.
– Твой субботний репертуар?
Он смеётся.
– Да нет. Обычно мы стараемся подобрать что-то повеселее. Не хотим, чтобы зрители выходили из бара мрачнее тучи.
Я передаю ему тарелку, он накладывает себе ещё лобстеров.
– Ну и когда ты придёшь нас послушать?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. Надо найти кого-то, кто посидит с Дейзи.
– Бриди уже предложила, – говорит он, и я вновь чувствую прилив раздражения при мысли о том, что они обсуждают мою гипотетическую светскую жизнь и строят планы, как её реализовать. – Ой, да расслабься ты уже, Лекси Гордон. Позволь твоим друзьям иногда помочь тебе. Не умрёшь же ты от этого.
Я смеюсь, поднимаю руки вверх, сдаваясь. Я знаю, что вечер в баре и живая музыка доставят мне удовольствие, и знаю, что Бриди и Дейзи тоже отлично повеселятся вдвоём.
– Тогда замётано, – заявляет он, – в эту субботу мы тебя ждём.
– Откуда ты знаешь, что у меня на эти выходные ничего не запланировано? – я предпринимаю последнюю, тщетную попытку взять контроль над ситуацией.
– Чутьё.
– Основанное, я так полагаю, на знании того, что у меня в принципе на выходные ничего никогда здесь не было запланировано?
– Можно и так сказать, – он вновь подливает мне вина. – Ну, расскажи мне, в каких лондонских театрах ты выступала. Какой был самым большим?
$
Почему-то в следующий раз, когда я смотрю на часы, уже почти полночь, и значит, мы проболтали несколько часов напролёт. Дэйви допивает кофе, который я сварила давным-давно, и встаёт из-за стола.
– Спасибо за прекрасный вечер, Лекси. Было здорово снова сидеть на кухне Флоры и слышать смех её дочери. Этот дом всегда был наполнен песнями и веселым настроением.
Когда он уходит, дом кажется слишком пустым. Мне было хорошо в его компании, и теперь, когда я узнала, кто он такой, я вспомнила, что мама время от времени упоминала его имя. Я ставлю чашки в раковину, его слова эхом разносятся по пустой кухне. Плита, остывая, негромко тикает сама по себе, а с холма за домиком доносится трещание коростеля. Я прохожу в гостиную и беру с каминной полки мамину фотографию.
– Думаю, настало время вновь наполнить этот дом песнями и весёлым настроением, – говорю я ей.
И она одобрительно улыбается мне в ответ, когда я ставлю фото на место и выключаю свет.
Флора, 1940
В воскресный вечер, на следующий день после вечеринки в поместье Ардтуат, Флора сидела на скамейке у домика смотрителя и наслаждалась солнечными лучами, красившими её волосы в красновато-золотой, пока солнце медленно катилось по западному небу. Она взяла с собой корзину с вещами, которые нуждались в починке, и теперь пришивала пуговицу к отцовской рубашке. Закрепив её несколькими быстрыми стежками, она оборвала нитку, аккуратно сложила рубашку, отложила в сторону. Прежде чем взять очередную вещь, она на миг расслабилась, прислонила голову к стене домика, закрыла глаза и подставила лицо солнцу.
Хотя день выдался мирным, в голове жужжали, как мухи, мысли, назойливые и раздражающие. Новости по радио тем утром были тревожными: только на прошлой неделе тысячи солдат были эвакуированы из Дюнкерка в связи с наступлением Германии, Нидерланды пали, а Бельгия сдалась несколькими днями ранее; британский авианосец был потоплен немецкими линкорами у берегов Норвегии; Париж бомбили, Италия делала все более воинственные