по золотому пути. Пока этого не произойдет, ты больше его не увидишь. Так что в твоих интересах поскорее оказаться в спальне султана. На этом у меня всё. До завтра.
Принц Эрик развернулся и стремительно покинул комнату вслед за рыжей вампиршей.
Эверилд осталась одна, она так и сидела с расческой в руке, ее накрывало почти отчаяние, но она должна справиться хотя бы ради сына.
— Красный Бард, Красный Бард, зачем ты меня оставил… — по ее лицу покатились тяжелые жемчужные слезы. — Я должна постараться ради Эрика. Я должна улыбаться и показать всё мастерство, которым обладаю. Как я бы хотела повернуть время вспять, остаться на острове и жить с тобой, Красный Бард, а я ведь так и не узнала твоего настоящего имени. Обидно, но с этим уже ничего не поделаешь. Я всем мужчинам приношу несчастья, и султану принесу, — она злорадно улыбнулась, и у нее даже поднялось настроение.
Вампирша монотонно заработала расческой, распутывая волосы, заплела их в десяток косичек и вплела нежно-голубые ленты. Затем переоделась в белую рубашку под низ, сверху надела голубое платье и черные шаровары. Потом передумала и полностью переоделась в прозрачную рубашку, сверху надела полупрозрачное платье с воланчиками, цвета бушующего огня, и в тон — шаровары. Остался последний штрих — это красная помада и обувь на деревянной платформе, жуть как неудобно, но потерпеть можно.
Она открыла шкатулку и нашла в ней пару золотых перстней с камнями цвета неба, надела жемчужное ожерелье, заколола волосы несколькими заколками с цветами. Теперь вампирша была готова к выходу в свет, осталось дождаться утра. Есть не хотелось. Она взяла арфу, которую принц Эрик заботливо ей оставил на столе, рядом с ней лежала флейта. Поразмыслив немного, Эверилд всё же выбрала флейту, стала пробовать ее на звучание, оно ей понравилось, и она заиграла. Всю ночь напролет она продумывала свой танец в мелочах: улыбки, жесты, взгляды, благо, вампиры не потеют. Утром за ней пришел евнух — двухметровый мужчина, уже знакомый ей по бане.
— Сначала мы пойдем в мечеть и дадим вам новое имя, дальше в паланкине вас рабы доставят во дворец. Меня зовут Ибрагим, я буду сопровождать вас на протяжении всего времени пребывания во дворце султана, вы можете ко мне обращаться за советами. Вам всё понятно?
— Да, Ибрагим, — подтвердила Эверилд, и они покинули комнату. Ее усадили в паланкин, спрятав от чужих глаз.
Часть 2. Расцвет Османской империи. Глава 4. Мечеть
Эверилд вошла в голубую мечеть: в главном зале был купольный потолок, украшенный надписями — сурами из Корана и изречениями пророка Мухаммеда, которые были искусно выполнены Сейидом Касымом Губари из Диярбакыра. Купол поддерживали четыре огромные колонны, а стены мечети радовали глаз узорами с растительными мотивами — здесь были тюльпаны, лилии, гвоздики и розы, а также орнаментами различных цветов на белом фоне. Внутри мечеть хорошо освещалась — свет падал из, казалось, бесчисленного количества окон. Эверилд особенно поразил михраб — молитвенная ниша, которая была вырезана из цельного куска мрамора. На нём установлен чёрный камень, привезённый из Мекки. Рядом с михрабом находился минбар — место имама для чтения проповедей.
К Эверилд с евнухом неслышно подошел принц Эрик, одетый во всё черное, с чурбаном на голове.
— И как, нравится? — Эверилд кивнула. — Я уже выбрал тебе имя, думаю, оно тебе понравится. Кстати, посмотри туда, видишь — с западной части мечети есть особенный вход, над которым висит цепь. Этим входом пользуется султан. Видишь, цепь низко висит? Это сделано для того, чтобы, когда султан въезжает во двор мечети на лошади, он каждый раз наклонялся, что символизирует ничтожность султана по сравнению с Аллахом.
— Интересно, я не знала об этом. Хотела я бы на это зрелище посмотреть… Ну что, Эрик, давай покончим с этим, какое ты выбрал для меня имя?
К ним подошел мулла с длинной бородой, почти до колен, карие глаза смотрели внимательно, пронзительно, словно старались заглянуть в душу. Эверилд замерла, они с минуту играли с муллой в гляделки.
— Опусти глаза в пол, женщина, — приказал он, и Эверилд подчинилась. «Ох, ей не дадут забыть, кто здесь хозяин».
— Я пришла принять ислам, — робко проговорила Эверилд, старательно изображая саму покорность.
— Знаете Шаха́да? — уточнил мулла, Эверилд растерялась.
— Скажи да, я мысленно тебе надиктую, — сказал принц Эрик, связавшись с Эверилд ментально.
— Да, мулла, — покорно проговорила Эверилд. Честно, ей не терпелось покинуть мечеть. Она даже бы, наверно, бежала, если бы сын не был в заложниках. Темный Эрик мысленно передал ей текст, слава богам, он был на арабском, а Эверилд немного его знала.
— «Ашхаду ал-ляя иляяхэ иллял-ла, ва ашхаду анна мухаммадан расулюл-ла» или «Ашхаду ал-ляя иляяхэ иллял-ла, ва ашхаду анна мухаммадан ‘абдуху ва расуулюх»[1].
— Я тебя нарекаю Каной, — торжественно сказал принц Эрик.
— Любимая? Забавно, — вампирша усмехнулась, что ни скажи, но принц казался ей мальчишкой, который иногда превращается в грозного, брутального мужчину. — И всё же ты меня, принц Эрик, забавляешь. Сколько тебе было лет, когда тебя обратили? — не удержалась от любопытства Эверилд.
Они уже покинули мечеть, и вампир немного позволил ей пройтись пешком. Недалеко, но этого хватило, а главное — она увидела напротив храм Софии. Он не сильно изменился, но всё равно был немного реконструирован.
— Забирайся в паланкин, рабы тебя отнесут ко дворцу.
— В храм Софии мы не успеем зайти? — с какой-то досадой спросила Эверилд.
— Нет, отныне ты мусульманка, и да, мне было двадцать лет, когда меня обратили, — запоздало ответил принц.
Эверилд неохотно забралась в паланкин, и рабы понесли его мимо идущих по своим делам людей. Слышалось ржание коней, она смотрела через занавески на город, он, вроде, изменился, а вроде — и нет. Но всё равно здесь присутствовала чужая рука, Константинополь был родным и чужим одновременно. В сердце что-то сладко сжалось, и по щекам потекли слезы. Она узнала улицу из своего города. Они на ней играли с мальчишками в воинов. Учились воровать, да-да, она переняла привычку матери. Они загоняли нищих ребят в угол и били палками, просто так, от скуки, а нищие смотрели затравленными собачонками. Однажды парни так увлеклись, что забили одного мальчика насмерть.
Погрузившись в свои воспоминания, Эверилд не заметила, как они прибыли ко дворцу, где ее передали евнуху. Они вошли в шикарный коридор из белого мрамора, высокие десять колонн поддерживали потолок, вокруг суетились слуги, кто-то носился с подносами, кто-то — с охапкой грязного белья, кто-то — со стопкой только