Читать интересную книгу Тот, кто убил лань - Михаил Лакербай

В этих условиях народы Кавказа, естественно, видели свое спасение в тесном сближении с русским народом, надеясь найти у России защиту против чужеземных грабителей и работорговцев. Многие кавказские народы снаряжали отряды ополченцев, вливавшиеся в русскую армию, и совместно с ней вели бои с турецкими захватчиками. Они не раз показывали в сражениях примеры боевой доблести и героизма.

Среди отрядов абхазских ополченцев был и Самурзаканский отряд. За свои подвиги он получил от командования почетное боевое знамя.

В сражении на реке Ингур отряд был полностью уничтожен. И когда турки уже близко подобрались к убитому знаменосцу и лежавшему в крови и пыли рядом с ним знамени, из-за выступа скалы внезапно появилась молодая девушка-абхазка. Проворно, как серна, подбежала она к знамени, не обращая внимания на град пуль, схватила его и вмиг скрылась... Аскеры долго искали ее среди скал и пропастей, но так и не нашли. Это была шестнадцатилетняя Кесария Эмухвари.

Турки форсировали Ингур, прошли по всей Имеретии и осадили Кутаиси. Больше восьми лет подряд владычествовали они тогда и в Абхазии. Все эти годы девушка, пренебрегая опасностью, берегла знамя, никому не доверяя своей тайны.

В первый же день после изгнания турок Кесария принесла сохраненное ею знамя в расположение русских войск и, по представлению командования, была награждена золотой медалью и грамотой.

"Молодая 16-летняя абхазская девушка Кесария Эмухвари, рискуя жизнью и спасая знамя, овеянное славой Самурзаканского отряда, спасла честь всего самурзаканского народа", — говорилось в этой грамоте...

— Если бы турки обнаружили это знамя, — сказала мне Марта Эмухвари, с которой нас познакомили, — то все представители нашего рода были бы уничтожены, а всех самурзаканцев выслали бы в Турцию в рабство. Награды Кесарии — это драгоценные реликвии и всей фамилии Эмухвари. Я горжусь ими. Горжусь тем, что в нашем роду была такая девушка...

— Гордиться предками, конечно, можно и должно, — медленно произнес, пряча хитринку в глазах, присутствовавший при нашем разговоре старый Махаз Кецба. — Пожалуй, можно даже хвастать ими, если и твои потомки смогут гордиться тобой...

— А я не хвастаю, — торопливо сказала Марта. — Потому-то редко и неохотно показываю эти веши. Я даже отказала музею. Приезжали из Сухуми, просили... Но я и им не отдала.

— А вот это напрасно, — вмешался наконец в разговор я. — Ваша скромность делает вам честь. Недаром абхазская пословица говорит: "Пока можно хвастать своими заслугами, заслуг предков в ход не пускай". Но, здраво рассуждая, почему бы вам не передать грамоту и медаль государственному музею? Ведь там эти реликвии смогут посмотреть тысячи людей. И будут они гордостью не одной только вашей фамилии, а всего народа. Пусть знают все, какой славный подвиг совершила наша девушка!

Женщина задумалась. Потом лицо ее прояснилось, и она сказала:

— Вы меня убедили. Спасибо! Завтра же еду в Сухуми и сдам эти награды в музей.

Даур и Сеид.

Перевод автора

В 1918 году по всей Грузии, в том числе в Абхазии, власть захватили меньшевики. Их господство было столь ненавистно народу, что то и дело в разных местах вспыхивали восстания. Кучке узурпаторов не на кого было опереться, и потому они вначале обратились за покровительством к кайзеровской Германии, армии которой тогда хозяйничали в Закавказье.

Только при помощи кайзеровских вооруженных сил, и в особенности двух немецких крейсеров "Гебен" и "Бреслау", державших под дулами своих орудий Черноморское побережье, меньшевикам удалось подавить первую попытку установления Советской власти в Абхазии, обагрив ее горы и долины кровью рабочих и крестьян.

По Приморскому бульвару и улицам Сухуми шатались пьяные немецкие матросы, дебоширя и бесчинствуя, издеваясь над местным населением. С их появлением улицы города пустели, жители разбегались по домам.

Однажды в ту пору из горной деревни Ахуца приехал в Сухуми молодой абхаз-крестьянин Даур Царба. Проходя по городу, он неожиданно наткнулся на чужеземных матросов. Негодяи тащили схваченную на улице женщину... Она в отчаянье плакала, взывала к прохожим, умоляя ее выручить.

Не раздумывая, Даур вступился за женщину. Началась драка. Силы были неравны, и Даур поневоле выхватил револьвер. Двое насильников были убиты. Остальные разбежались. Спасенная им женщина оказалась работницей местной табачной фабрики, русской.

Юноша, воспитанный по аламысу, считал, что он действовал правильно, защищая честь женщины. И, конечно, ему теперь не оставалось ничего другого, как скрыться в горах.

Командование "Гебена" и "Бреслау" приказало городским властям немедленно найти убийцу и выдать его для расправы. Однако наместники меньшевистского правительства были бессильны выполнить этот приказ. Никогда народ не выдал бы смельчака, действовавшего по-аламысу — неписаному закону чести.

Тщетно прождав два дня, командование крейсеров предъявило меньшевикам ультиматум: если до пяти часов вечера убийца не будет пойман, город обстреляют из орудий и на месте Сухуми останется только груда развалин...

Поднялась паника. Жители стали уходить в горы, бросая имущество... Уже к полудню город опустел.

Местные верховоды — "чрезвычайный комиссар" Чхиквишвили и его помощник, начальник полиции белогвардейский офицер Корзая, держали наготове автомашину, чтобы удрать в последний момент, бросив обреченный на уничтожение город.

Абхазия — страна небольшая, многие жители ее быстро узнали о нависшей над Сухуми угрозе.

Узнал об этом и Даур.

Едва стрелки на часах показали четыре часа тридцать пять минут, меньшевистские "правители" сели в машину и укатили. Всем немецким морякам было предписано вернуться на корабли. Дула орудий с обоих крейсеров зловеще нацелились на город. Когда до истечения срока ультиматума оставалось лишь десять минут, у готовившейся отчалить от пирса последней лодки неожиданно появился юноша-абхаз и сказал офицеру.

— Ваших офицеров убил я. Судите меня, но не разрушайте нашего Сухуми.

Немцы были удивлены.

— Кто ты такой? — спросил офицер.

— Я абхаз. Зовут меня Дауром. Даур Царба.

— За что ты убил наших матросов?

— Они собирались обесчестить женщину. Она кричала. Наш аламыс не позволяет пройти мимо такого преступления, и я вмешался. Завязалась драка... Спасая женщину и защищаясь, я убил двух насильников. Делайте со мной что хотите. Только, прошу вас, не трогайте города...

Дауру тут же связали руки. Он не сопротивлялся.

— Знаешь, что тебя ждет? — спросил офицер.

— Знаю — смерть, — ответил юноша.

— Если бы ты знал, какая тебя ждет смерть, то не стал бы так заботиться о Сухуми. Ха-ха! — показав гнилые зубы, визгливо расхохотался офицер.

— Пусть так, — спокойно и твердо сказал Даур. — Мне все равно, какая будет смерть. Но я отдался в руки вам только для того, чтобы вы не трогали города. Вы же сами поставили такое условие... Прошу еще раз — не разрушайте Сухуми, если в вас есть хоть капля аламыса!

— Алямис, алямис! — раздраженно передразнил его офицер. Он ткнул в грудь юноше дуло револьвера. — Пошел! Мы покажем тебе алямис!

Как ветер, облетела окрестные села весть о том, что Даур Царба добровольно сдался немецким властям, чтобы спасти родной город. Вначале одиночками, а затем и толпами стали возвращаться жители Сухуми в свой город, в покинутые дома. Много пришло и крестьян. С крейсеров вновь высадились матросы. Вскоре они заполнили весь берег у бульвара и пристани. Одновременно местные жители запрудили ближайшие улицы, примыкающие к гостинице "Ориенталь", где происходил военный суд над Дауром.

Напоказ всем собравшимся на балкон верхнего этажа гостиницы вывели под охраной связанного Даура.

Вскоре на этот же балкон вышли кайзеровские офицеры. Один из них огласил приговор: "...публично сжечь абхаза-злодея Даура Царба живьем, бросив его в топку крейсера "Гебен", матросов которого он убил".

Глухой ропот прокатился внизу.

— Так же точно мы будем поступать и впредь с каждым, — выкрикнул офицер, — кто посмеет поднять руку на воинов великой германской империи!

Вдруг из толпы вышел юноша и громко сказал:

— Господин офицер! Ваших матросов убил я, а не Даур Царба. Это я убил их. Я!

Все обернулись в его сторону, и люди узнали в нем двадцатилетнего юношу Сеида Кове из села Герзеул.

— Ты с ума сошел, Сеид! — закричал с балкона связанный Даур и, повернувшись к немецким офицерам, сказал: — Не верьте ему! Он — мой друг и жертвует собой ради меня. Есть у нас такой обычай.

— Нет, нет! — прервал его Сеид. — Это Даур взял на себя вину, чтобы спасти меня. Ваших матросов убил я. Сожгите меня, а его освободите! — И Сеид стал пробираться вперед.

— А ну-ка, подойди сюда, парень! Сейчас мы разберемся, кто из вас виноват. Подойди ближе! — позвал Сеида офицер.