особенным усердием заниматься изучением святоотеческих книг. Собирание и изучение отеческих книг на славянском языке. Недостатки славянских переводов святоотеческих книг. Искание и обретение греческих подлинников и начало их изучения. Временное переселение в монастырь Симопетру.[7] Невозможность дальнейшего пребывания на Афоне и решение переселиться со всем братством в Молдовлахию
В своем учении о монашеской жизни и устройстве монашеского братства старец Паисий руководился писаниями святых отцов Церкви. Но сначала он долго и безуспешно искал для себя живого руководителя старца. «Когда я ушел из мiра, рассказывает он, с горячею ревностью усердно работать Богу в монашестве, я не сподобился в начале моего монашества даже следа от кого-нибудь увидеть здравое и правильное рассуждение, наставление и совет, согласный с учением святых отцов о том, с чего и как мне неопытному и новоначальному начинать мое бедное монашество. Поселившись в одном пустынном монастыре, где по милости Божией я удостоился получить и начало монашеского звания, я не услышал там ни от кого должного разъяснения, что такое послушание, в каком смысле и с какой целью оно установлено и какую оно заключает в себе пользу для послушника. Ни начальник монастыря, ни мой восприемник и старец никакого мне по этому поводу не дали наставления. Постригши меня без всякого предварительного испытания, они предоставили мне жить без всякого духовного руководства. Восприемный мой отец, прожив в монастыре после моего пострижения одну только неделю, ушел неизвестно куда, сказав мне на прощание: „Брат, ты ученый, как тебя Бог научит, так и живи“. Оставшись как овца без пастыря, я начал скитаться там и сям, стремясь найти душе своей пользу, покой и вразумление и не находил за исключением блаженных старцев Василия и Михаила, от которых я получил и монашеское наставление и великую духовную пользу, но с которыми не мог остаться, опасаясь рукоположения во священство. Так я достиг, наконец, тихого и небурного пристанища святой горы, надеясь хотя здесь получить некоторую отраду для души своей. Но и здесь я нашел немного братии нашего российского племени, знающих Священное Писание, т. е. грамотных. Не отыскав желаемого душе моей руководства, я поселился на некоторое время в уединенной кельи и, положившись на волю Божию, стал читать понемногу отеческие книги, получая их от своих благодетелей, сербских и болгарских монастырей и читал эти книги с большим вниманием. Читая эти книги, я как в зеркале увидел, с чего именно мне надлежало начинать мое бедное монашество, я понял какой великой благодати Божией я был лишен, не находясь в послушании у опытного духовного наставника и не слыша ни от кого наставления об этом предмете, я понял, что мое бедное, так называемое, безмолвие не моей меры, что это есть дело совершенных и бесстрастных. Недоумевая, что делать и кому предать себя в послушание, я скорбел и плакал, как дитя плачет по умершей матери».
С этого времени старец Паисий с особенным усердием стал изучать святоотеческую письменность. Правда, он и раньше еще, в раннем детстве любил читать отеческие книги, но тогда он читал их, не углубляясь в подробности и тонкости их смысла и довольствуясь тем их пониманием, какое непосредственно открывалось его познанию и чувству. Теперь же при более тщательном и постоянном изучении отеческих книг, ища в них не только назидания для себя, но и указания, как строить монашескую жизнь, он заметил в славянских переводах многие погрешности, требовавшие проверки и исправления. И тогда пред ним открылась новая и важная задача заняться пересмотром славянского текста святоотеческих книг и по возможности исправить его, очистив от темных и неясных мест. Вот как он сам рассказывает о начале своих книжных исправлений: «Когда я еще жил на святой горе Афонской, пишет старец настоятелю Софрониевой пустыни архимандриту Феодосию, то, зная хорошо из учения и заповедей Богоносных отцов наших, что руководителю братии не следует наставлять и учить по своему единоличному разуму и рассуждению, но нужно держаться истинного и правильного смысла Божественного Писания, как учат Божественные отцы, вселенские учители, а также учители и наставники монашеской жизни, просвещенные благодатию святого Духа, зная при том и свое малоумие, и боясь как бы, вследствие моего неисскуства, я и сам не упал как слепец в яму и других туда не ввергнул, я и решил принять за непоколебимое основание всякого истинного и правильного наставления Божественное Писание Ветхого и Нового Завета и его истинное толкование благодатию Святого Духа, т. е. учение Богоносных отец наших, вселенских учителей и наставников монашеской жизни, и все апостольские соборные и святых отец правила, каковые содержит святая соборная и апостольская восточная церковь, а также и все заповеди и уставы ее. Все это я принял как руководство для себя и для братии, чтобы и я сам и братия, живущие со мною, пользуясь всем этим при содействии и вразумлении Божественной благодати, не отступили ни в чем от здравого и чистого соборного разума святой православной Церкви. И прежде всего я начал прилежно с помощью Божией приобретать с большим трудом и издержками святоотеческие книги, учащие о послушании и трезвении, о внимании и молитве. Одни из них я переписывал своими руками, другие покупал за деньги, которые добывал собственным трудом для необходимых нужд наших, ограничивая себя постоянно и в пище и в одежде. Мы покупали вышеупомянутые святоотеческие книги, писанные славянским языком, и смотрели на них как на небесное сокровище, свыше нам от Бога посланное. Когда же я читал их усердно в продолжение многих лет, я заметил, что в весьма многих местах в них оказывается непонятная неясность, в других же местах не замечается даже грамматического смысла, хотя я читал и перечитывал их многократно с большим старанием и рассмотрением, тогда как одному только Богу известно, какая печаль наполнила мою душу, и недоумевая, что делать, я подумал, что славянские отеческие книги можно хотя отчасти исправить по другим славянским же книгам. Я стал своею рукою списывать книгу святого Исихия, пресвитера Иерусалимского и св. Филофея Синаита и св. Феодора Эдесского с четырех списков, надеясь, согласовав эти списки, найти в них какой-либо грамматический смысл. Но весь мой труд оказался напрасным, потому что и в полученном мною соединении четырех списков я не мог найти смысла. Книгу святого Исаака Сирина я в течение шести недель день и ночь исправлял по другому списку, который, как мне было сказано, во всем был сходен с греческим подлинником, но и этот мой труд пропал даром. Со временем я понял, что свою лучшую книгу я