сейчас — стоят десять тысяч реалов. Одна на пятьсот реалов дороже: за счет ремонта. Один бриллиант укатился в водосток в ревашольской Дельте — что за головокружительная ночь! К тому же, сам Серж Ван Дейк сказал, что следует различать элегантность и снобизм. А поскольку Серж — автор этих туфель… выводы делайте сами. «Керсфа́лль, 130, пожалуйста. Кажется, это где-то за городом?»
Ступни 37 размера, а что за подъемы! Словно изящные аркады Запада… Подолог из Кексхольмского кружка дал бы им девять с половиной запертых подвалов по десятиподвальной шкале.
Звонит переносной телефон, щелкает, открываясь, крышка. Но мы всё еще смотрим на «Ван Дейки» за десять тысяч, на то, как вспыхивают драгоценные камни, когда нога покачивается в такт играющему в такси Факкенгаффу. Мы не можем на них наглядеться. «Алло! Береника, дорогая! Озонн! Так здорово! Всегда хотела там побывать! Нет, ненадолго. На пару недель».
Дверь такси закрывается. «Спасибо». Тринадцатисантиметровые каблуки цокают по дорожке в сумерках; здесь всегда или сумерки, или темнота, куда делся день? Белые голени сверкают, обрамляя вид на бетонный куб на фоне елей. Внутри куба горит свет. Лишайник на деревьях искрится, лужи покрыты тонким ледком: заморозки, предвестники октябрьских бурь. Туфли встают перед дверью, рядом с ними опускается чемодан. Щебечет дверной звонок. Ноги Йесперовой girlfriend бесконечны. Наш взгляд ползет по ним, и кажется, что до края ее расклешенного пальто никогда не добраться. Под выпуклостью ягодиц мескийский воздушный флот апокалипсиса, черный, как тавот, появляется на горизонте Ревашоля. В столице моды, где-то на уровне коленей Аниты, уже смотрят в небо из-под руки и спрашивают: что это за зловещий черный дым над океаном, будто грозовые тучи?
— Открыто, — кричит Йеспер из-за двери. Девушка входит, и гостиная встречает ее запахом пота. Табачный пот: очень много пота и табака. Йеспер идет к ней навстречу с другого конца комнаты, где сидел на полу под окном. Там, на матрасе, лежит какой-то незнакомый парень, из-под одеяла торчит всклокоченная русая голова. Дизайнер берет у нее чемоданы и знакомит ее с толстым парнем, который сидит рядом с потным парнем. Иммигрант неловко улыбается, протягивая руку; ладонь у него теплая и тоже потная.
— Анита, — представляется девушка.
— Я Инаят, но все называют меня «Хан». Ты тоже можешь звать меня Ханом. А это, — указывает он на тело под одеялом, — мой напарник Тереш Мачеек. Как видишь, ему нездоровится.
Хан считает, что неплохо справился. Могло пойти и хуже: «Да ладно?! Йеспер, почему ты не сказал, что встречаешься с настоящей моделью? Ничего себе! Если бы я встречался с Анитой Лундквист, я бы всем рассказал. А можно мне автограф, а Пернилла Лундквист — это же твоя сестра, тогда дай номер Перниллы, покажи сиськи! Йеспер, скажи ей, пусть покажет сиськи!»
Хан портит непринужденное начало беседы, рассмеявшись всем этим «сиськам» у себя в голове. Теперь он невольно начинает разглядывать их под просторной туникой девушки. «Сиськи, сиськи, сиськи модели, сиськи известной модели», — думает он и хихикает всё громче. Он даже не замечает, что девушка уже второй раз спрашивает про Тереша.
— Бедняжка, а что с ним?
— Пищевое отравление. — Йеспер берет девушку за руку и уводит ее в спальню переодеваться.
Хан решает проявить такт и кричит от дверей:
— Ну ладно, тогда увидимся завтра!
— Уже уходишь? Погоди, я вызову тебе такси!
— Не надо такси, я лучше прогуляюсь.
— Пока! — дружелюбно кричит девушка.
Хан спускается к остановке по лесной дорожке, покрытой хрустящим от холода мхом, а девушка в это время надевает штаны на кровати. Ее тунику в богемном стиле украшает трафаретный портрет Сержа Ван Дейка в революционной двухцветной палитре: серой с бирюзовым. Что? Нет, не претенциозно! Ван Дейк тоже своего рода революционер. Он fashion-революционер. Мазов мира моды. Только он не отправляет буржуа на поселение в тайгу на северо-восточной окраине Граада, а, ну, продает им одежду.
— Йеспер, а кто это?
— В смысле?
— Ты никогда мне не рассказывал ни о каком Хане. И о том, о втором?
— Это Тереш. Так, бывшие одноклассники, друзья по средней школе. У нас недавно была встреча. Встреча выпускников. Разве я тебе не говорил?
— Нет.
— Странно.
— Да, странно.
— Ну, мы просто решили вспомнить старые времена. Слушай, Тереш приехал из Граада. Возможно, он останется еще на несколько дней. Ты ведь не будешь против?
— Вовсе нет, — отвечает девушка, но ее гложет дурное предчувствие. Она сверлит спину Йеспера подозрительным взглядом, когда он идет заваривать чай. Прием был холодным. Всего один рассеянный поцелуй. Раздосадованная, она бродит по спальне, но вдруг замечает среди книг на прикроватном столике футляр для кольца. О, сюрприз! Это на вечер? Коробочка лежит как раз на таком расстоянии, чтобы Йеспер мог дотянуться до нее с кровати. Неужели? Вряд ли, но все-таки стоит узнать заранее. Да просто любопытно, наконец! Настроение сразу улучшилось. Черная бархатная коробочка, крошечная коробочка. Девушка открывает коробку: щёлк!
На Ваасу опускается ночь. В центре города, в Кёнигсмальме, через перекресток бежит лисенок. Дыхание зверушки окрашивает воздух в синий цвет, она шевелит ушами. Улица тиха и пустынна, ажурные балконы домов выстроились в ряд, желтые огни светофоров мигают в зеркалах окон. Ночной северный мегаполис — это световая инсталляция: красиво, современно, только посетителей мало. Здание королевского архитектурного музея в стиле дидридада возвышается над рекой; в лучах фасадной подсветки оно сияет, словно сделанное из золота. Внизу, в темноте, движется вода — в ледяной глазури, будто водка из морозильника. Над ней выгибаются мосты с жемчужными нитями фонарей на спинах. Жужжат спицы — одинокий велосипедист едет домой; в воздухе витает запах разлуки. Наверху, гудя, выключаются для экономии электричества рекламные щиты по углам универмага. Над рядами таксофонов улыбается в последний раз и исчезает гигантская модель в нижнем белье. Анита Лундквист. «Деточка, прикройся, — сказал бы ей председатель Президиума Сапурмат Кнежинский, — ты же простынешь». По крыльцу полицейского участка взбегают два агента Международной полиции. «Тереш Мачеек! Где Тереш Мачеек? Вы задержали его четыре дня назад!» — Спрашивающий — сотрудник отдела внутренних расследований. Он ангел смерти.
«Тереш — как? Мачеек?» — Дежурный офицер ждет ответа у аппарата. — «Никого с таким именем у нас не было».
Асфальт блестит. В Салеме ночные заморозки, лужи подернуты льдом. Деревянные домики, сутулясь, теснятся вдоль тротуаров, эхо шагов одинокого пешехода разносится по улице. И где-то там, в подвале, Инаят Хан щелкает подсветкой «Харнанкура». Комната погружается во тьму, когда воздушный корабль — единственный источник света — гаснет. Каждый раз, когда он освещается снова, из темноты появляется лицо Хана. Цепочки огней на палубах корабля отражаются в толстых