на то, чтобы с неё содрали кожу девятихвостыми хлыстами, а затем искупали в солёной воде, утопили и оживили, снова утопили и снова оживили, повторяя это непрестанно, говоря ей, что её бросили, и чего стоит быть верной королевству, которое недостаточно заботилось о её спасении?
И это только в том случае, если они взяли её живой.
Подступила тошнота, Элиас едва успел отшатнуться в сторону и схватить ближайшую вещь, напоминающую мусорную корзину, — бесценную вазу из выдувного стекла ручной работы, выставленную у окна, — прежде чем отдал ей то немногое, что осталось в его желудке.
Смутно, сквозь вздохи и сопровождавшие их сдавленные всхлипывания, он почувствовал, как Аурели своей маленькой ручкой успокаивающе водит кругами по центру его спины, её ладонь неприятно царапает старый шрам на этом месте. Сорен тоже всегда так делала, когда он болел, но она знала, что вместо этого нужно потереть его между лопатками.
Боги, это было смешно, что такие мелочи могли заставить его так сильно страдать.
— Прости, — прохрипел он, когда рвота, наконец, утихла.
— Я спрячу вазу, — любезно предложила Аурели, и он бы обнял её за это, если бы его дыхание не было абсолютно ужасным.
Он не чистил зубы два дня, и желчь, обжигающая горло, не помогала делу.
— Не беспокойтесь, — сказала Эмберлин, неожиданно появляясь с другой стороны.
Оружейница вырвала вазу у него из рук и сморщила нос, пока тщательно расставляла свои обожженные пальцы, чтобы не испачкаться.
— Я выброшу.
— Мне следует быть лучше, — сказал он вместо того, чтобы поблагодарить её. — Сильнее для неё.
Эмберлин долго смотрела на него, поджав губы, и он не мог прочитать выражение её лица.
— Когда мой боевой товарищ умер, — сказала она, наконец, — я неделю напивалась до тошноты, меня рвало, а потом я снова пила, чтобы заставить себя забыть, что я больна. Если бы Вонни не вытащила меня из комнаты и не окунала в ведро с ледяной водой, пока я не протрезвела настолько, чтобы горевать, я бы всё ещё была в том состоянии. Или тоже была бы мертва. Сила тут ни при чем, не тогда, когда речь о горе. Или чувство вины. Ты боролся за неё. Ты сделал всё, что мог.
По его рукам пробежала паника, угрожая вызвать новый приступ рвоты. Она произносила вещи, слишком похожие на то, как говорила его мать, когда умер его отец, как его первый капитан после того, как он нашёл голову Кайи. Как будто Сорен уже была погребена под замерзшей грязью. Как будто она уже была потеряна для них.
— Это другое. Сорен не умерла.
— Мы знаем, — раздался ещё один голос.
Ивонн стремительно приближалась к ним в размытых бархатных юбках и с выпяченной челюстью. Её угловатые черты лица всё ещё выражали шок, кулаки были сжаты, но в её глазах стояло выражение, которое он узнал: взгляд, который говорил, что она приняла какое-то решение и не изменит его, ни при каких условиях. Все Никсианские принцессы были более чем упрямы, и кронпринцесса ничем не отличалась.
— И мама тоже это знает. Но она права. Отправка любого количества спасателей через границу это просто отправка ещё большего количества заключенных, с которыми можно поиграть.
Элиас прислонился к стене, дыша сквозь приступы рвоты, его тело не совсем было уверено, закончились ли они. Все три оставшиеся принцессы стояли перед ним, между ними происходили молчаливый обмен, время от времени взгляды указывали на него.
— Итак, — наконец, сказала Эмберлин, — кто скажет первой?
Аурели в замешательстве сощурила полные слёз глаза.
— Скажет что?
Ивонн посмотрела на Элиаса.
— Ты видел её до того, как это случилось, — сказала она. — Насколько она была плоха?
Размытая вспышка крови, тускнеющие глаза и смертельная ухмылка.
— Очень плоха, — прохрипел он, и даже стойкая Эмберлин поморщилась, потянув покрытые шрамами пальцы ко рту. — Но я… Я верю, что она жива.
Боги, он должен был верить, что она жива.
Глаза Эмберлин, золотисто-карие и всегда задумчивые, скользнули вверх и вниз по его телу в откровенной оценке.
— А ты?
Он непоколебимо встретил её взгляд.
— Я не мёртв. Для меня этого достаточно.
Ивонн закрыла уши Аурели, не обращая внимания на протестующий стон младшей принцессы.
— Ты знаешь, всегда лучше просить прощения, чем разрешения, — сказала она. — И мне кажется, ты уже пытался просить о разрешении. Но если я правильно помню… Эмбер?
— Охрана на конюшнях меняется в семь, — тут же добавила Эмберлин. — Охранник у ворот меняется через час после этого. Со свежей лошадью ты мог бы пересечь границу Атласа за несколько дней.
Шок ощетинился в его груди.
— Ты говоришь мне пойти и забрать её.
— Я ничего тебе не говорю, — Ивонн пожала плечами. — Я просто обсуждаю смену караула со своей сестрой, и ты случайно подслушиваешь.
— Я всё ещё слышу тебя сквозь твои руки, — проворчала Аурели. — Это глупо.
— Тише, — отругала Ивонн. — Я предпочитаю пока не развращать тебя схемами такого рода.
— И мы не верим, что ты не расскажешь, — сухо добавила Эмбер. — Мама бросает на тебя один взгляд, и ты сдаешься, как неудачная комбинация карт.
Мортем спаси его. То, что они предлагали, было хуже, чем неповиновение; Энна отдала ему прямой приказ оставаться здесь. Бросить ей вызов будет предательством. Лишение его титула и позорное увольнение из армии были абсолютно минимальным наказанием, а максимальное… казнь.
Его взгляд упал на свою забинтованную, покрытую синяками руку. О чём он думал? Он всё равно умирал. Недели, месяцы, годы — какое это имело значение? Его судьба уже была решена, но судьба Сорен не должна была быть такой. Нет, если он справится с этим.
— Чёрт возьми, умница, — пробормотал он, проводя рукой по лицу. — Я делаю это для тебя.
Отдающаяся эхом боль, отозвавшаяся в нём из-за отсутствия быстрого и язвительного «осёл», стала последней каплей. Принцессы дали ему всё, что ему было нужно — если он поторопится, то всё ещё сможет опередить смену в оружейной. Он мог выбраться из дворца до наступления ночи, и к тому времени, когда кто-нибудь поймёт, что он пропал, будет слишком темно, чтобы утруждать себя погоней за ним. А к утру они уже никогда не догонят.
— Я приведу её домой, — прохрипел он.
Глаза Ивонн блестели от непролитых слёз.
— Ты лучший.
— И когда ты найдёшь её, — добавила Эмберлин, снова закрывая уши Аурели, не обращая внимания на то, как девушка размахивала руками, — обязательно надери ей задницу за то, что она так напугала нас.
Он расправил плечи, отвесил им быстрый поклон, а затем ускорил шаг. Он старался выглядеть как