Читать интересную книгу Что сердцу дорого - Наталья Парыгина

Он остался по необходимости и, вместо того чтобы наблюдать за работой пирометриста, начал развлекать его беспечной болтовней о последних кинофильмах. Пирометрист слушал невнимательно, отвечал односложно, а иногда даже невпопад. Аркадию это не понравилось, он умолк и от нечего делать стал наблюдать за тем, как его коллега орудует у пульта.

Сначала Аркадию казалось, что тот действует точно так же, как он. Но вот едва заметно изменились показания прибора, Аркадий и внимания на это не обратил бы, а пирометрист сейчас же изменил емкость конденсаторных батарей. Он не отходил от пульта, был все время сосредоточен, будто выполнял дело необыкновенной государственной важности, и очень тщательно регулировал тепловой режим печи.

Теперь Аркадий убедился, что кое-что, действительно, упускал из виду. Правда, в основном он работал так же, но отдельные мелочи… Он еще не решил, насколько важны эти мелочи, и хотел даже уйти, не дожидаясь конца плавки, но пирометрист неожиданно начал ему объяснять свои секреты. Пришлось задержаться.

По технологическому процессу время плавки составляло час сорок пять минут, а фактически металл был готов к разливке через час шестнадцать минут.

— Неужели такая разница за счет этих пустяков? — удивился Аркадий.

— Это вовсе не пустяки, — насупившись, возразил пирометрист. — Годами опыт копил… Делюсь с тобой без утайки, а ты — пустяки!

— Ты не обижайся, — немного смутился Аркадий. — Правда, интересно, я даже хотел бы еще одну плавку проследить, да проголодался здорово, после работы ведь.

Пирометрист смягчился.

— Оставайся, — предложил он, — а закусить у меня найдется.

Признаться, Аркадий этого не ожидал. Но делать было нечего. Он съел угощение — хлеб с салом, выпил горячего чаю из термоса и задержался еще на два часа.

На другой день Аркадий попробовал применить у себя кое-какие увиденные приемы и вдруг открыл в своей довольно однообразной и поднадоевшей ему работе что-то новое, даже занятное. Он не отходил от пульта управления и поглядывал на часы, стараясь сэкономить на плавке побольше минут, словно эти минуты сулили ему какую-то личную выгоду. И когда оказалось, что плавка прошла на двадцать три минуты быстрее технологического срока, Аркадий был очень доволен.

Правда, никто не оценил его успеха. Но это не испортило его настроения — смешно было бы ждать похвалы от Вадима. И не для Вадима же он старался, а потому… просто потому, что ему самому этого хотелось.

Так же тщательно Аркадий провел в этот день остальные плавки.

Он не заметил, что Петр Антонович непрерывно и зорко наблюдал за ним всю смену, и поэтому удивился, когда в конце дня, анализируя работу бригады, Петр Антонович одобрительно проговорил:

— Поработали сегодня неплохо. И особенно хочу отметить — хорошо вел плавки Рогачев. Надо только этот успех закрепить.

То ли потому, что никогда раньше не хвалили Аркадия за работу, то ли по другой какой причине, но одобрение мастера радостно взволновало его. Эта радость ему самому казалась непонятной и даже как будто унизительной — ведь труд ничего не значил в жизни Аркадия, — и все-таки горделивое возбуждение не покидало его.

27

В этот вечер, больше, чем когда-либо, ему не хотелось оставаться одному. Сразу после окончания смены он направился в модельное отделение. «Позову Зинку в кино», — думал он, убеждая себя, что именно ради Зины Огарковой спешит к модельщицам.

На самом деле бедная Зинка вовсе не была ему нужна. Взглянуть на склоненную Сонину головку. Поймать взглядом ревнивый румянец на ее щеках. Почувствовать, что она страдает, страдает из-за него — вот что ему было нужно.

Сонька еще вернется. Она мучается, раскаивается. Только не хочет смирить свою гордость. Но этот миг придет, скоро, быть может, сегодня…

Оказалось — нет, не сегодня. У модельщиц вышла какая-то заминка с составом, и их отпустили с работы на полчаса раньше. Ни Сони, ни Зинки. Аркадий сам не ожидал, что это так огорчит его. А впереди — долгий вечер. Куда же? К Левке?

И вдруг он подумал, что если бы не Левка, они не поссорились бы с Соней. «Вот далась мне эта Сонька! — одернул себя Аркадий. — Приворожила, что ли?»

Он никак не мог освободиться от странной ее власти.

Скорее назло Вадиму, чем на самом деле, Аркадий подружился с Андреем. Часто виделся и с Левкой. Не пропускал ни одной кинокартины. Однажды даже позвонил своей прежней знакомой Талочке и назначил ей свидание. Но все это только раздражало его и усиливало бессмысленную, неотвязную тоску о Соне.

Левка и Борис — они до тошноты надоели своими однообразными разговорами о девочках, о серости жизни и о том, как бы раздобыть денег. Кинокартины Аркадий всегда смотрел со скептической усмешечкой. Талочка со своими ужимками, резким голосом и ненатуральным, часто беспричинным смехом была ему неприятна. И потому на вопрос, когда они встретятся вновь, Аркадий грубо ответил: «Никогда», и Талочка, обиженно поджав губы, поплелась домой одна. Андрей…

Да, пожалуй, самое лучшее все-таки Андрей. Забавный малый. Как мальчишка, мечтает о каких-то подвигах. Говорит — ни разу не был влюблен, ждет чего-то необыкновенного. Угощает Аркадия всякими идейными речами, не понимая, что не в коня овес.

А все-таки чем-то он нравится Аркадию. То ли своей новизной — Аркадий никогда прежде не дружил с людьми, которые больше живут мечтами, чем земными радостями. То ли добротой. Все они там, на бюро, рычали на него, один Андрей подошел по-человечески. И вообще в общежитии весело. Люба с Сашкой, готовясь к заводскому фестивалю, часто поют дуэтом под гитару. Люба чувствует себя в общежитии свободно, иной раз ворчит на Сашку, словно жена. Аркадий не позволил бы, а Сашка чуть ли не гордится этим. Случается, Аркадий, взяв гитару, тоже поет. У него порядочный запас грустных романсов — о разбитой жизни, о безответной любви. Он может петь даже под Вертинского и порою, увлекшись, томится искренней грустью, будто что-то потерял в жизни. На самом деле он ничего не потерял. Стоит ему захотеть… Но нет, пусть она еще помучается, тогда больше будет ценить и перестанет ломаться.

«К черту! — подумал Аркадий, заметив, что мысли его опять непроизвольно соскользнули к Соне. — Не буду о ней думать. За целый вечер не вспомню ни разу!»

С этим твердым намерением он, поужинав в столовой, направился в общежитие.

Своим появлением Аркадий прервал, видимо, интересный разговор. У всех были оживленные лица, даже Карасик не спал, а просто лежал на кровати с приоткрытыми глазами.

— Помешал? — спросил Аркадий.

— Нет, проходи, — приветливо пригласил Андрей. — Даже помочь можешь, а то напали на меня — трое на одного.

Вадим взял со стола раскрытую книгу, поднялся было, чтобы уйти, но Аркадий, вдруг обозлившись, спросил:

— Что ты от меня бегаешь, как черт от ладана?

— Запах твой не нравится, — отпарировал Вадим, но не ушел, а сел на прежнее место у окна.

— Мы вот о чем говорили, — поспешил Андрей замять назревавший инцидент. — Я хочу поехать куда-нибудь, только обязательно далеко. В Сибирь, например. Или на Чукотку. Я же нигде не был, всю жизнь в одном городе. Детдом, ремесленное, завод — и все. А хочется весь мир увидеть.

— В мире нам отводится узенькая тропочка, — сказал Аркадий. — Надо идти по этой тропочке и не рыпаться.

— Кому тропка, а кому и магистраль, — не глядя на Аркадия, вставил Вадим.

— Я летом хотел уехать в Сибирь, никто не знает, — продолжал Андрей.

— Знаем, — хитро подмигнув, возразил Сашка.

— Ну да?

— Вот тебе и «ну да». Минаев говорил, как он тебе хвост защемил. «От трудностей бежишь?» Ты и сел, испугался.

— Нет, я не испугался, — горячо возразил Андрей, — но я не хочу, чтобы обо мне так думали. Мне эта работа у печей не нравится, я прямо говорю, Вадиму — по душе, он как-то сразу освоился, а мне — нет. Но все равно, не могу я. Вот перейдем в новый цех, где все механизировано, тогда…

— Уедешь? — не то подсказал, не то возмутился Сашка.

— Тогда, может, уеду. Вы знаете, гудок паровозный услышу — прямо в сердце что-то переворачивается… Аркадий, поедем вместе, а?

Андрей сидел у стола, подперев рукою голову; мечтательно, с улыбкой глядели из-под густых, сросшихся бровей его глаза.

— Аркадий тебе не попутчик, — вызывающе сказал Вадим.

— Почем тебе знать? — усмехнулся Аркадий. — Вот возьму и поеду в Сибирь. Буду жить в общежитии, спать на жесткой койке…

— У тебя от жесткой койки бока заболят, — перебил Вадим.

— Ты неправ, Вадим, — упрекнул Андрей.

— А я никуда не поеду, — объявил Сашка. — Буду на заводе работать, квартиру с Любой получим…

— В Сибири, говорят, заработки хорошие, — подал голос Карасик, и все засмеялись.