Читать интересную книгу Рыбья кровь - Евгений Таганов

– Наверное, души убитых больше всего сейчас жалеют, что я их в такую рань тоже не вывел на боевые занятия, тогда бы они все были живы.

Стержак досадливо передернул плечами:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что лучше всех знаешь, как можно захватить Ивицу?

– Знаю и могу.

Сказав это, Дарник обвел гордым взглядом присутствующих. В эту минуту он готов был управлять хоть всеми воинами княжества.

Вожаки молчали. Их прежнее высокомерное отношение к безусому юнцу разом улетучилось. Никто, конечно, не собирался передавать ему общее управление ратью, но брошенный им вызов каждый запомнил накрепко.

Между тем события у Ивицкого озера продолжали развиваться сами по себе, уже без чьего-либо управления. Первое изумление от пережитого страха прошло, и многие короякцы пребывали в полной растерянности: как быть дальше? От острова к берегу направилась долбленка с переговорщиками. Встречали их не насмешками, какими обычно приветствуют побежденную сторону, а угрюмым молчанием. Да и как было не помалкивать – из всех убитых ивцев железные доспехи имелись у пяти-шести человек, остальные были обыкновенными селянами, более привыкшими управляться с сохой и косой, чем с оружием. Так что насмешки подошли бы больше осажденной стороне, сумевшей почти победить втрое превосходящее число профессиональных воинов. Переговоры касались возможности забрать и похоронить своих убитых.

И скоро два огромных погребальных костра, разделенные водной гладью, возносили души погибших в потусторонние чертоги.

Во время сбора своих погибших и раненых сотоварищей хитрые ивцы сообщили сторожившим им короякцам, что хотят дать хорошую откупную виру на каждого из ратников, поэтому, когда начались переговоры с воеводой и вожаками, тем уже невозможно было отказаться – весь стан хотел мира, дирхемов и возвращения домой. Каждому бойнику ивцы предложили по пять дирхемов, вожакам – по двадцать, Стержаку и его обиженному младшему брату по пятьдесят. Правда, во время выплаты выяснилось, что общего количества монет у ивцев не хватает, поэтому вожакам они могут дать лишь по десять дирхемов, а воеводе с братом – по тридцать. Стержак попробовал воспротивиться такому лукавству, но бойники зашумели, и сделка была совершена.

Дарник только посмеивался – уловка осажденных пришлась ему по вкусу. Его ватага получила семьдесят дирхемов, едва ли не больше всех, а сам он еще десять. Не бог весть какая плата, но ватажники радовались ей, как малые дети медовым пряникам.

При выступлении войска в Корояк Рыбья Кровь, не дожидаясь команды, вывел свою ватагу в голову колонны. На возмущенный ропот вожаков и недовольство Стержака рассудительно заметил:

– У моих бойников самый лучший вид. Или вы хотите выставить вперед самых побитых и потрепанных?

В самом деле, пятнадцать вышитых рубах-кафтанов и пятнадцать лепестковых копий, не говоря уже об одинаковых «рыбных» щитах придавали его ватаге строгий и опрятный вид на фоне других ратников с разнообразным, порой чересчур кичливым вооружением. Рядом с телегой и щитниками на четырех трофейных лошадях гарцевали сам Дарник со своими старшими.

Так они и въехали в Корояк, где горожане уже были наслышаны о происшедшем. Особых восторгов никто из встречающих горожан не выражал, но боевой вид ватаги Дарника всем бросался в глаза.

3

Честно говоря, столь резких перемен для себя Рыбья Кровь не ожидал. В городе только и разговоров было о его бойниках, которые одни сохранили присутствие духа при нападении на лагерь сотен (никак не меньше) «свирепых» ивцев. Теперь во всех рядах Дарника узнавали и радушно приветствовали. Многие стремились просто подойти и поговорить с ним. Сначала это было даже приятно, и в ответ хотелось сказать что-то не менее приятное. Но потом он почувствовал, как этот чужой восторг и любование вынуждают его против собственной воли говорить и делать совсем не то, что бы ему хотелось. Вот оно, то испытание медными трубами, о которых он читал в свитках, не очень понимая, о чем идет речь. Надо было что-то срочно предпринимать, чтобы вернуться к прежнему уравновешенному и отстраненному от всех состоянию.

Просто избегать посторонних было как-то слабовато, и Дарник решил их самих отучить от излишней назойливой приветливости. Стал размещать по ремесленным мастерским заказы своей ватаги и тянуть с оплатой, а всех самых достойных девушек посада напропалую принялся приглашать в свои наложницы и называл трусами и неповоротливыми мешками чужих гридей и бойников, кто участвовал в осаде Ивицы. Такой подход немедленно привел к желаемым результатам. Вскоре кругом заговорили о его непомерной спеси и хвастовстве. Все больше людей перестало с ним заговаривать и здороваться. И Рыбья Кровь вздохнул с облегчением.

Впрочем, на желающих вступить в его ватагу это никак не отразилось. Каждое утро у ворот их дворища собирались двадцать, а то и тридцать молодых вооруженных парней, хотевших стать под их рыбное знамя. Среди них были как бездомники, так и отпрыски состоятельных семей. У дарникцев все они получили прозвище ополченцев.

Кормить такую ораву было накладно, да и на дворе места для них не хватало, поэтому Дарник придумал уводить их вместе с ватажниками за ограду посада, на дальнее Гусиное Поле, и устраивал боевые занятия среди гусей и телят.

Быстрян шутливо посоветовал ему со всех ополченцев брать отдельную плату, зачем, мол, даром учить их для чужих ватаг. Как обычно, выслушав его, Маланкин сын поступил по-своему: приставил к ополченцам в качестве учителей всех своих бойников. И опять угодил в яблочко – уча других, учусь сам: ватажникам их новое положение пришлось по душе, и то, что еще вчера им было в тягость, вдруг предстало совсем иначе, когда они сами принялись распоряжаться собственными учениками. Дарнику оставалось лишь наблюдать со стороны и время от времени поправлять зарвавшихся «учителей».

Поход в Ивицу заставил его многое переосмыслить. Никто не ожидал от Стержака и его помощников большой личной доблести, важнее было услышать от них мудрое распоряжение или точное предвидение намерений противника или, на худой конец, хорошее ободряющее слово, придающее дополнительные силы. Значит, то же самое требуется и от него для своих ватажников. И если он собирается быть хорошим вожаком, то должен сам поменьше вступать в единоборства, а больше действовать доходчивой убедительной речью.

Понаблюдав, как разговаривают со своими ратниками другие вожаки, он перенял от них манеру покрикивать на подчиненных и делать язвительные замечания и вместо прежнего всегда ровного тона стал приучать себя к тону изменчивому – то ласковому, то сердитому, чтобы кроме смысла самих слов ватажники всегда чутко вслушивались в сам голос и могли за спиной вожака сколько угодно судачить, что такое его могло рассердить или обрадовать.

Полученный опыт в виде выскакивающих из тумана конных и пеших воинов изменил и его представление о ратном сражении: оказывается, можно не только чинно выстраиваться друг перед другом и дожидаться, пока достроится противник, но и нападать без соблюдения какого-либо ритуала. И большая часть боевых упражнений на Гусином Поле отныне была направлена именно на быстроту действий: раз – и прямая линия щитников выгибается в полукольцо, два – один ряд превращается в два, три – первый ряд встает на одно колено и упирает копья в землю, четыре – щитники разворачиваются боком, и из-за их спин выскакивают на вылазку лучники с мечами и топорами, пять – лучники, прекратив рукопашную, возвращаются под защиту щитов. Большое количество новичков только способствовало этим придумкам Дарника. Никто из ватажников не возражал, бой у Ивицы убедительно показал пользу приобретенных навыков, да и собственное послушание в присутствии еще более безропотных ополченцев выглядело как завидное знание тайн воинского мастерства.

Перемены коснулись и вооружения. Для щитников лепестковые копья оказались не нужны, их сменили обыкновенные пики увеличенной длины. Лучникам в тяжелых доспехах было не очень сподручно, и они сменили их на легкие безрукавки со вшитыми стальными пластинами. Обретение своей маленькой конной группы заставило задуматься и об ее снаряжении. Прямоугольный щит с острыми углами мог ранить коня, поэтому был выбран небольшой щит овальной формы. А привычная безрукавка была превращена в целый кафтан, полы которого со вшитыми стальными пластинами закрывали бедра и голени всадника.

Наладив на Гусином Поле нужный порядок, Дарник все чаще оставлял командовать вместо себя Быстряна, а сам приступил к осуществлению своей бежецкой мечты о боевой колеснице. Была куплена двухколесная повозка с большими тяжелыми колесами, по весу равная обыкновенной телеге. В Корояке на многих повозках уже применялись колеса не из сплошных досок, а с прочными дубовыми спицами. Одному из тележников Дарник заказал сделать два таких колеса в человеческий рост. Тележник слегка удивился, но сделал. Двуколка, став в два раза легче, сразу приобрела нужную подвижность и разворотливость. С двумя хорошими упряжными лошадьми она мало уступала в скорости скачущему всаднику.