Он, Император Всероссийский, выведет свою страну из войны… Пароходы у союзников немедленно же нашлись. Нашлись, бы у них и снаряды, и самолеты (и все – хорошего качества), разговаривая с ними Россия своим природным царственным языком – единственном на котором мы должны разговаривать с Европой…
Второе событие случилось в октябре. Турция объявила нам войну.
Событие исключительной важности, целиком изменявшее иерархию ценностей войны.
До сих пор война имела государственный смысл лишь для Германии («предупредительная война», вызванная, до того, как Россия окрепла бы). Россия, вовлеченная в войну высоко моральными побуждениями защиты меньшого брата – Серба, лишь отбивалась.
С нападением на нас Турции, война приобрела для нас великодержавный смысл. Соображения духовного порядка – крест на Святой Софии. Соображения политические – проливы. Соображения экономические – те же проливы, без которых Россия осенью 1914 года уже начала задыхаться. Эти троякие соображения придали войне с Турцией активно-великодержавный (и творческо-великодержавный) характер, которого была лишена оборонительная война против Германии и Австро-Венгрии.
Эта истина оказалась скрытой от слепорожденных руководителей российской государственности времен её упадка. Турцию они считали только второстепенным врагом, навязавшим нам второстепенный театр военных действий.
Ключи от Босфора полагали в Берлине… Сейчас мы видим, что ключи от Берлина находились на Босфоре. Овладей мы Константинополем весною 1915 года, все успехи Австро-Германцев были бы сведены на нет. Революция не произошла бы: «климат“ в стране стал бы совсем не тот. Да и война не затянулась бы до 1917 года.
Турецкий фронт становился для России главным. Только там мы могли решать великодержавную задачу. Австро-Германский фронт ставился второстепенным. Там главное было – «продержаться».
Ничего этого не заметили – более того, не хотели заметить.
Это видел лишь Император Николай Александрович. У Него одного ум сочетался с духовностью – необходимое условие для управления великой страной вообще, – и Россией в частности.
Но Русский Царь уже не был хозяином в своей стране – не был хозяином своей вооруженной силы. Дважды Он повелевал овладеть Константинополем – и дважды это повеление не было исполнено Его военачальниками (Великим Князем в мае и ген. Щербачевым в ноябре 1915 г.). А когда Государь назначил в третий раз овладеть Царьградом в апреле 1917 года – все сроки оказались безвозвратно пропущенными.
Вот основной стержень русской драмы в Мировую войну.
* * *
В январе 1915 года Фалькенгайн и Конрад решили нанести России смертельный удар в оба фланга – в Литве и Карпатах.
Беззаветная доблесть русских войск разбила в прах этот план.
Австро-Германское наступление было сломлено в Карпатах 8-й армией ген. Брусилова. На противоположном фланге – в Августовских лесах – немцы имели тактический успех против 10-и армий незадачливого Сиверса. Однако крепким ударом новообразованной 12-й армии ген. Плеве на Ломженском фронте – в Праснышском сражении – этот первоначальный успех немцев сменился поражением. Французы именуются Прасныш «Русской Марной».
Выигрышем колоссального зимнего сражения от Прасныша до Мезо Лаборча и Ужка наши успехи прекратились надолго. Отметим занятие Перемышля, последовавшее несколько позднее и не имевшее стратегического значения. По ликованию, охватившему всю Россию при этой вести, можно составить себе приблизительное понятие о том великом духовном подъеме, что охватил бы страну при известии о покорении Константинополя…
Подошли критические месяцы войны, когда наша Артиллерия, расстреляв свои запасы, перешла на поражение «четыре выстрела на пушку в день». Местные парки могли быть поданы на фронт не раньше середины лета. Промышленность не могла закончить своей «мобилизации» раньше начала осени.
В то же время неприятель, стабилизировав свой фронт на Западе, перебросил оттуда крупные массы войск и, перейдя на трехполковые дивизии, получил достаточные силы для решительного удара на Востоке. Наш снарядный голод, отнюдь не бывший тайной для противника, открывал ему широкие перспективы разгрома России с минимальными потерями.
Наша Ставка ничего не видела и ничего не предвидела.
Нельзя было продолжать вести широкие операции безоружными армиями. Нельзя было занимать этими безоружными армиями огромный и чрезвычайно невыгодно начертанный фронт.
Обстановка требовала от Ставки сберечь и сохранить русскую вооруженную силу, временно поставленную в чрезвычайно невыгодные условия.
Для этого надо было заблаговременно отойти по всему фронту, давая отступательные бои там, где мы хотим, а не там, где нам это навяжет противник. Жертвуя землей, сберечь кровь. Уступив временно пространство, сохранить вооруженную силу (которая потом это пространство вернула бы с лихвой).
В положении Барклая надо было принять решение Барклая.
Ставка не оказалась способной на это решение. Она предписала армиям стоять на месте («ни шагу назад!») – и этим подписала им смертный приговор. Большее того – отменила готовившийся десант на Константинополь (что должно было спасти Россию от удушения) и направила эти войска в южную Галицию, променяв Царьград на Дрыщов.
* * *
Разгром не заставил себя ждать. В конце апреля Макензен истребил геройски бившиеся полки 3-й армии ген. Радко-Дмитриева в побоище от Горлицы до Сана – где каждый русский полк принял грудью удар свежей дивизии. В мае – июне, с огромными потерями, была оставлена Галиция.
Враг положил вывести Россию из строя. Двойным ударом: Макензена с юга на север – на Люблин – и Галльвица с севера на юг – на Пултуск – норовил он взять в клещи наши армии С—3. фронта на Висле и, сомкнув эти клещи у них в тылу – где-нибудь у Седлеца – принудить их к сдаче.
Клещи были из крупповской стали высшего качества. Но еще выше качеством были те русские кости, о которые эти клещи сломались!
Июльское побоище пятнадцатого года затмило собой все остальное, до сих пор виденное. В «летнем Праснышском сражении» наша 1-я армия ген. Литвинова отразила Галльвица (в условиях совершенно неслыханных: одного против пяти). А в Люблинской и Холмской битвах (Красностав, Реиовец, Лысая Гора, Верещин) наши 3-я армия ген. Леша и 13-я ген. Горбатовского спружинили удар Макензена и измотали его армии. Воспользовавшись этим, ген. Алексеев (главнокомандующий С.-З. фронтом) смог вывести из намечавшегося мешка стоявшего на Висле 2-ю и 4-ю армии, зачем-то устроив повторение Порт-Артура в потерявшем всякое значение Новогеоргиевске (запер там 100 тысяч «ртов»).
В этих боях наши войска воздвигли памятник своей неслыханной доблести. Но лучше бы этого памятника не было: он был сложен из черепов.
Обескровленные и надорванные армии отступили в Литву и Полесье. «Ни шагу назад» Ставки сменилось полной растерянностью.
Тогда Государь решился на жертву. Он сместил Великого Князя и Сам стал во главе вооруженных сил – Другого выхода не было. Начальником штаба Царя стал ген. Алексеев. Местопребыванием Царской Ставки –