Читать интересную книгу Реквием - Грэм Джойс

— В этом нет необходимости, — ответила она. — Но я пришла на свадебный пир.

Увидев, что произошедшее не испугало ее и не опечалило, я окончательно убедился, что она джинния. Но я не боялся ее и вошел вместе с ней в пещеру, где мы с Мехметом устроили удобное ложе и накрыли праздничный ковер с яствами. Она разделась. Кожа ее была цвета корицы. От нее исходил запах солнечного восхода, на плечах играли блики вишневого цвета. Ее аромат сводил меня с ума.

Она легла на спину раскинувшись. Но в тот момент, когда я проник в нее, она сбросила свое земное обличье. И в течение трех часов она, схватив меня за ногу, таскала и таскала меня вокруг всей нашей планеты. С тех пор я расплачиваюсь за свой грех, за совокупление с демоном, с джиннией. Каждую ночь перед рассветом она возвращается ко мне и требует, чтобы я выполнил свое обещание и занялся с ней любовью. Если я подчиняюсь ей, она принимает какое-нибудь из своих многочисленных мерзких обличий и приводит меня в ужас. Поэтому каждую ночь мне приходится сражаться с ней, сопротивляясь до тех пор, пока у нее не иссякнут силы или пока свет не станет для нее слишком ярким.

Так что вот с какой джиннией мне приходится теперь жить, Том. Хочешь еще чая?»

32

— Знаешь, Энтони умер, — сообщила Кейти.

— О! — отозвался Том.

Наступило неловкое молчание.

— Он сказал, что я должна поехать в Иерусалим. Тогда, в парке. Он описал мне этот город и сказал, что, если я поеду, какая-то часть его самого будет продолжать жить. Во мне. Мы поедем в Иерусалим, Том?

— Зачем?

— Он сказал, что город похож на расколотое зеркало: ты видишь в нем свое отражение, но оно пугает тебя… Мы увиделись бы с Шерон.

— Вряд ли.

— Почему мысли о Шерон тебя смущают? Почему ты не хочешь поговорить со мной? У меня такое ощущение, что я потеряла тебя, но должна найти какой-то новый подход к тебе. Я чувствую себя Марией Магдалиной. Словно я составляла важную часть твоей жизни, а затем меня оттеснили в сторону, и я не понимаю, как это произошло. Может быть, все-таки съездим, Том? Может быть, съездим в Иерусалим?

33

Магдалина. Он называл ее Магдалиной. Никаких разумных оснований для этого не было, имя само пришло к нему во сне. Но как только он дал имя этой женщине, преследовавшей и пугавшей его, окликавшей его на улицах Иерусалима, она стала реальной. Ахмед предупреждал его, что он не должен давать ей имя, но ему казалось, что она сама назвала себя.

После визита к Ахмеду Том заметил, что лица арабов в мусульманском квартале подобрели, стали дружелюбнее. Переулки выглядели не так зловеще, тени среди старых домов были не такими угрожающими. Он улыбался людям, встречавшимся на узких улочках, и они улыбались ему в ответ. Паутина его страхов была разорвана. В конце концов, напомнил он себе, это ведь арабский город, он был мусульманским начиная с седьмого века, за исключением короткого перерыва во время правления крестоносцев. А теперь арабов загнали в тесное гетто, и все на Западе считают их опасными захватчиками.

У купальни Вирсавии он резко обернулся. Кто-то следил за ним. Он пошел быстрым шагом по Виа Долороза, затем резко остановился. Мимо него прошли два молодых араба, громко разговаривая. Он подождал, пока улица опустеет. Кто-то явно прятался в тени позади него. Том продолжил путь по улице и дошел до христианского квартала.

Это не был призрак. Ощущение было совсем иное, чем тогда, когда Магдалина преследовала его. Никакого запаха, никаких таинственных завихрений в воздухе. Это был кто-то другой. Дойдя до башни Давида у Яффских ворот, Том решительно обернулся. Какой-то человек в черном костюме проворно свернул с Виа Долороза в переулок.

В Цитадели у башни Давида происходило какое-то костюмированное празднество. Миновав толпу у порот, он вышел в пешеходный квартал Нового города.

Шерон дома не было, она работала с пациентками в своем центре.

— У них бывают видения, — сказала она ему с намеком, — и галлюцинации. Их посещают призраки.

Том коротал время до прихода Шерон в ее квартире и думал о ней. Когда она пришла с работы, он прижал ее к двери и сорвал с нее одежду. Она заметила, что в последний раз занималась любовью подобным образом в шестнадцатилетнем возрасте.

Уже потом он сказал ей, где он был и какую историю поведал ему Ахмед. Он считал, что имеет право это сделать, поскольку Ахмед сам уже рассказывал об этом Шерон.

— Ха! Кобра! — бросила она.

— А как насчет Мастеров, живущих в пустыне, или Приближенных, как их называет Ахмед?

— Не знаю я никаких Мастеров-пустынников.

— Может быть, он имеет в виду мистиков-суфиев? Они ведь существуют.

— Может быть. Но вообще-то, у Ахмеда в голове сплошной гашиш. Я все время сталкиваюсь с такими людьми. Послушал бы ты, что они рассказывают.

— И все это неправда?

Они лежали обнявшись в постели, насыщенные любовью, мысли их где-то витали, они говорили лениво.

— Друг Ахмеда подавился собственным языком и умер, когда Ахмед проводил с ним гипнотический сеанс. Это правда. Все остальное он присочинил из чувства вины. Джинны, которые якобы преследуют его каждую ночь, — плод его воображения.

— Но он верит, что они реальны.

— И по-твоему, это делает их реальными?

— Да, — ответил он, подумав.

— А если я, например, верю в фей и эльфов, то, значит, они существуют в действительности?

— Это другое дело.

Шерон пробормотала что-то неразборчивое. Она почти совсем уже уснула. Том уставился в неразличимую темноту, понимая, что затронутая ими тема предательски и неумолимо подталкивает его к вопросу о его собственных убеждениях. Его вера была подобна великолепному зданию, возведенному в пустыне, но разрушающемуся, причем, как в фильме с ускоренной съемкой, можно было наблюдать, как под действием ветра, продувающего здание насквозь, оно растрескивается, рассыпается в пыль. В конце концов здание исчезало совсем, и оставалась голая пустыня.

— Я хочу сказать, — произнес он, не зная, слышит ли она его, — что если достаточно большое число людей верит во что-то, то это должно существовать на самом деле.

Он говорил о таких вещах, как Бог, Любовь, Истина, — о словах, которые пишутся заглавными буквами. Но что, если это всего лишь слова, написанные на песке, памятники Озимандии?[23] Здания, построенные в пустыне, разъедаемые и разрушаемые памятью?

Лежавшая рядом с ним Шерон погрузилась в дрему и не слышала ни слова. Он пытался разглядеть ее в кромешной тьме. Кто эта женщина? Может быть, есть что-то неправильное в том, что они делают? Может быть, это оскорбляет память Кейти? Осудила бы она их или нет? А если нет, то почему у него такое чувство, словно он ей изменяет?

Как в том случае, когда он впервые изменил Кейти в тот самый момент, когда они занимались любовью.

Нет, он был не в силах побороть свои фантазии — это было все равно что пытаться забыть сны. Он занимался любовью с женой, а в мозгу его раскручивалась привычная фантазия. Вместо Кейти в постели с ним находилась Келли Макговерн. Они были в классной кладовке. Сердце его обливалось кровью и выпрыгивало из груди. Он поспешно раздел ее, и полная грудь Кейти превратилась под его руками в подростковые соски Келли. Живот, который он ласкал, втянулся; бедра стали стройнее; изменился даже ее женский запах, и, как по волшебству, вернулась невинность. Изливая семя в свою жену, он буквально слышал, как оно струится в его призрачную мечту. А сразу же после этого у него не было никаких сомнений в том, что Кейти все поняла.

Когда Том и Кейти влюбились друг в друга, они пережили период интенсивной телепатической связи, какая всегда устанавливается между влюбленными, испытывающими восторг от только что зародившейся близости. Эта телепатия проявляется в способности угадать слова партнера, чувствовать, чего он хочет, общаться с помощью изобретенного влюбленными кода, понимать невысказанные мысли. Возможно, благодаря особой милости судьбы, их период телепатического взаимопонимания длился дольше обычного, и, когда он кончился — в тот самый момент, — Том сразу понял, что он уже не вернется. Они лишились особой благосклонности судьбы. Это было похоже на смерть.

Это и была смерть.

Кейти тоже почувствовала это — достаточно было посмотреть на ее лицо, полное замешательства и обиды. Но говорить об этом они не стали. Ведь, строго говоря, никто никому не изменял, все это было из области абстракций, не подтвержденных фактами. Однако по глазам Кейти было видно, что она вдруг все поняла. Они словно инеем подернулись, когда она посмотрела на него, а затем отвернулась, укрылась одеялом и притворилась спящей.

Он еще с час не спал, вглядываясь в темноту. Да, у него было ощущение, что он умер.

А в Иерусалиме он посмотрел на Шерон, спавшую с рассыпавшимися по плечам волосами, и удивленно вытаращил глаза. Оказывается, она не спала, ее глаза были широко открыты и наблюдали за ним. Смущенная улыбка играла на ее губах. Поза ее была немного неестественной. Она подложила руку под голову и как-то приподнялась, приняв неудобное положение. Том перегнулся через нее и включил лампу на прикроватном столике.