Владимир Семенович Маканин
Испуг
По левой стене зала – Жан Антуан Ватто. «Сатир и испуганная нимфа» («ИСПУГ»). Можно оценить трепетную игру красок, а также великолепную мизансцену.
И, как всегда у Ватто, особый интровертный психологизм. Кто, собственно, испуган? Где чей испуг?.. Обратите внимание, как робок душой, как смущен и зажат бедняга сатир и как вдохновенно лицо испуганной нимфы.
Из каталога выставки
Конфликт между президентом Ельциным и тогдашним парламентом России разрешился в Москве в 93-м году. О нем, уже скучая, пишут историки. Уже поставлена точка. Но любопытен один необычный и, можно сказать, феноменальный факт тех напряженных дней.
Речь о группе стариков, оказавшихся в день обстрела рядом с Новоарбатским мостом. Их никто не собирал. Они не сговаривались заранее. У них не было никаких пенсионерских плакатов или плакатиков. Никем не званных, их было более полусотни. И большинство из них не знали друг друга. (Некоторые газетчики писали о сотне и даже двух сотнях белоголовых.) Старики ничего не выкрикивали. Они просто стояли неподалеку от танков, бивших прямой наводкой по Белому дому. Старики просто смотрели.
«Пришли ли белоголовые одуванчики привычно потоптаться, как в очереди? – задавались вопросом журналисты. – А то и посмотреть на черные побитые стены Дома, на стрельбу, на кровь?.. Или, скажем, одуваны все-таки приехали (а ведь большинство несомненно добиралось транспортом), чтобы полюбопытствовать, поглазеть на ход Истории?»
Когда у одного из них спросили, зачем он ходил туда, к Белому дому, старикан не знал, что ответить. Лицо его пошло мелкими, подозрительными морщинами. Он осклабился:
– А испуг был.
Из газет
Неадекватен
Человек думает и рассказывает о красоте. В конце-то концов!..
Поль Валери
1
Одежда его вечерами проста и всегдашня – темно-серый пиджак, темные брюки. Также темная беретка, придающая ему знаковую интеллигентность: он лишь слегка надвигает беретку на высокий лоб. Туфли как туфли, неприметные. В целом же – все для ночи, невидный, неброский. (Но в этом нет умысла. Так получилось. Другой одежонки просто нет.) В лунную ночь старикан Алабин, как правило, бродит по дачному поселку. (А лучше б спал!) На ночной дороге он в профиль покажется вырезанным из черной бумаги.
Светлое пятно в нем тоже есть: в разлете пиджака белая рубашка. Со старомодными уголками воротника – пристегнутыми на пуговички. Рубашкой он гордится, чистая, белая, – у него их две! Они надежно сменяют друг друга. Стирает их он сам. Одинокий.
Сняв с плечиков, надел рубашку. Брюки. Пиджачок…
– Мой вечерний костюм, а? – говорит старикан Алабин сам себе, по привычке всех одиноких. (И многих неодиноких.)
Он как бы посмеивается… Однако же вдруг очень уважительно проводит по плечам и полам пиджака влажной тряпицей. Моль – известный недруг одиноких стариканов.
Пиджачок… теперь беретка… Он готов!
В окно (погасил свет) ударила сиянием ночная луна – старику кажется, что она его поторапливает.
Да, да! – говорит он ей по-приятельски. – Уже иду.
Натягивая еще раз, поудачнее (да, да, покрасивше!) беретку на лоб, старикан выходит из своего скромного домишки в полную тьму.
Дачный поселок спит.
Нет-нет подымая к небу глаза (луна вдруг спряталась), старик вышел на дорогу и поторапливается. Страдающий бессонницей идет, спешит на свидание к луне, почему бы и нет?.. Но идет он не к ней.
– Боже мой! – вздохнула во сне молодая женщина. Прозвучало лишь невнятное, утонувшее в подушке «бы-жи-мый…».
А заоконная луна, сбросив налипшую тучку, вдруг заново просияла.
Старикан Алабин, только-только вошедший и весь на свету, тотчас напрягся. На свету (если это внезапно) человеку хочется съежиться. Человеку некомфортно. Человеку хочется себя пожалеть и немного оправдать. (Вроде как до света, человек в темноте только и делал, что жил полнокровной и правильной жизнью.) Свет с человека спрашивает.
Но заодно лунный свет дал увидеть себя со стороны: ночь… чужая темная спальня (чужая к тому же дача!)… Пробравшийся сюда старик, сидит рядом со спящей молодой женщиной… правда, на краешке постели… Этот старик – я.
Нет, нет, ничуть не бывало. Я не напрягся, когда луна засияла и меня в чужой спальне залило бледным светом, – я лишь на миг задержал дыхание. Я крепкий старик.
И я вовсе не собирался себя жалеть, оправдывать.
– Игорь? – позвала-спросила она.
Никак я не мог определить, спит ли она. (Я еще задержал дыхание… Надолго.) Когда у женщины в постели голос сонлив и гундос, ясно, что она не спит. Но голос был неотличимо ровный.
Я выждал. Она могла протянуть сонную руку и тихо привлечь меня к себе. (Бывает же и такое!) Или, скажем, в полусне погладить… Тогда бы ясно, что спит. По мягкости ее руки. По мягкости ее ночного желания. Я ведь сидел совсем рядом.
Однако же вместо того, чтобы нечаянно и с ленивой лаской ко мне потянуться, она окликнула мужа по имени.
Я на случай уже отсел к ее ногам. Подальше. Вне отсвета луны.
И затаился.
– Игорюнчик! – звала она, обращаясь к отсутствующему мужу, словно бы он был близко, в другой комнате.
Она так ласково взывала к нему:
– Принеси мне анальгин. И воды немного…
Могло ли быть так, что муж и впрямь вернулся? Рановато ему. (Шума машины не было, это точно.) Но иногда обстоятельства против нас. Машина машиной, а муж мог вдруг вернуться сюда электричкой… и прийти пешим!
Мне стал слышаться шорох шагов.
Настрой был сбит. (Я уже уходил мягким-мягким шагом. Ни шумка.) Через сад и обойти дом – удобнее. У них здесь сплошь яблони и сливы. Ее звали Анна, какое имя! Мог бы звать ее Аня. Аня. Аня. (Я уже выбрался через калитку на улицу. Тихо.)
Был ли там, в доме, объявившийся муж Игорюнчик или скорее всего его не было? Звала ли Аня его въявь или со сна? – Я поразмышлял так и этак. Окна темны. Окна нигде не зажглись. Но муж, разумеется, и не включая света мог вернуться… Мог оказаться там. И отозваться. И принести ей сейчас анальгин.
Не зная, на что решиться (колеблясь), я остался стоять напротив их дома. Так и торчал на дороге, залитый насмешливым лунным светом. Я мог стоять здесь хоть до утра. Дорога – она ничья. Можно стоять, можно сесть на траву у обочины. Трава тоже ничья. И мне стало вдруг замечательно! Я все еще вглядывался в завораживающие темные окна.
Смотрел и на луну. Я даже высказал ей несколько слов упрека… Мол, как же так. Пообещать и не помочь – это нехорошо. Я усмехнулся. Это нехорошо и нечестно. Поманить – а потом оставить человека среди ночи ни с чем.
– Как же так, подруга! – повторил я со смешком (и легко вздохнул), не отрывая глаз от светила.
Вернулся в мой Осьмушник – таково прозвище этой пристройки дачного дома. Хозяева – Крутовы – вдруг разом купили эту дачу, здоровенную, большую. А тот аппендикс, что выходит к забору (слесарню и вторую кухню предыдущего хозяина), отдали мне.
Просто так отдали: живи. Со мной они добряки. Зимой (а также среди лета, если Крутовы вдруг на юга, к морю) я присматриваю за всем домом – это ясно.
Так что у меня отдельный клочок земли, отдельный вход сбоку: осьмушник, хотя, я думаю, здесь меньше одной восьмой доли всего строения, если в дробях. Но мне хватает. Две комнатки, кухня. Правда, газовая плита отчасти с видом на туалет – готовь себе еду, поглядывая на унитаз. Что-то вроде жрального мементо мори! Ешь, но знай и помни, куда и как это все уплывает с большой волной.
Вошел я и сразу, одним крупным шагом, – направо. Там моя комнатка, одна без дверей.
Вторая, конечно, тоже моя, но вторая комнатка сама по себе, она посветлее и с дверью – она получше. При случае она как бы для летних гостей, для родственников. Как раз гостит мой внучатый племянник Олежка. Приехал дня на три. Он меня любит. Самый теперь близкий мне родич. Так получилось по жизни. Есть, конечно, где-то взрослые мои дети. Есть и дети детей. Есть ведь и жены – вспомнил!.. Однако жены уже прошли. Жены как сезонный жизненный период. Жены как облака. Были – и нет.
То есть жены где-то, конечно, есть, они живые. Как облака, они и сейчас в порядке и где-то плывут высоким небом дальше и дальше; и даже (вполне возможно) кого-то других, терпеливых, осчастливливают хлестким дождичком своих слов. У меня все были говорливые. Давно было!
Олежка спал, молодой, недавно после армии, после войны, чего ж не спать!.. Ищет теперь работу в Москве, а сюда, за город, приехал меня проведать, заодно же негородским воздухом подышать! Полезное с приятным. И вдруг оказался с деньгами – так что меня, старого, подкармливает. Привез сыру, копченой колбасы две палки. (Нашел работу?.. Надолго ли?)
Пройдя к своей кровати, я рухнул. Успел только на миг подумать об Анне, об этой появившейся красавице дачнице, – и заснул. Был с ней рядом! Сидел!.. Но какой же у нее радующийся голос. Даже среди ночи радующийся. Даже со сна. Дрожащий в воздухе голос. Легко такую любить.
![Белоснежка - Елена Чудинова - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)
![Во имя любви: Жертвоприношение - Мануэл Карлус - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/5/0/8/18508.jpg)
![Царевна Василиса и приложение «Сказка» - Натали Хэппи Мин - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/7/1/4/4/6/371446.jpg)
![Книжная лавка с сюрпризом (СИ) - Руд Дарья - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/9/9/6/3/2/399632.jpg)
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/2/7/8/7/5/127875.jpg)