class="poem">
Повелитель наш превосходный,
Драгоценность этого мира гун[201],
Пребывал он во многих рожденьях,
Помнит он, что было с ним прежде[202],
Но рождался не для себя он,
Для других он жил и рождался.
Сангадхарма поместил меня к Мадави, и у нее я осталась жить, вступив в буддийскую общину. Вот почему я здесь, рядом с Манимехалей, о принц!
Не дослушав, раздосадованный, ушел прочь Удаякумаран, все еще грозясь завладеть девушкой; если не удалось это ему самому, то прибегнет он к помощи бабки ее Читрапати.
Вышла из хрустального дворца Манимехалей и, посмотрев ему вслед, печально сказала подруге:
— О, я знаю, каков он, этот принц, знаю! Но почему сердце мое стремится вслед за ним? Что это? Неужели любовь проснулась во мне?..
Близился вечер, стемнело. И вдруг возле хрустального дворца появилась какая-то женщина. Это была великая волшебница, богиня Манимехалей — ее именем и в ее честь Мадави и назвала свою дочку. Богиня вместе с другими небожителями веселилась в Кавэрипумпаттинаме на празднестве Индры, а теперь, приняв обличье молодой женщины, явилась в сад, чтобы почтить святыню хрустального дворца[203] чудесным гимном в несть Будды.
Затем, посмотрев на девушек, она спросила:
— Чем вы так огорчены? Зачем вы здесь, ведь уже поздно?
Судамати рассказала ей о домогательствах и угрозах принца. Богиня подумала и сказала:
— Удаякумаран не решился совершить насилие в этом саду отшельников. Он знает: здесь злодеяние безнаказанно не совершается. Но каким бы путем вы отсюда ни вышли, он найдет способ подстеречь вас и завладеть Манимехалей. Иди-ка ты, Судамати, на север, к Чакравалакоттаму — «Кругу вселенной», этому приюту мудрых отшельников. Там ты будешь в безопасности.
— Как странно, — возразила Судамати, — что и ты, и похитивший меня видьядхара называете это место «Кругом вселенной», в то время как все прочие называют его «Местом сожжения трупов». Почему?
И вот что рассказала девушкам богиня.
3. Рассказ о месте Чакравалакоттам, ранее называемом «Местом сожжения трупов»
Это случилось давным-давно, когда город Кавэрипумпаттинам начинал только еще свою историю. Было тогда рядом с этим садом большое лесное кладбище, обнесенное высокой изгородью с четырьмя воротами. На этом кладбище было множество отделений для сожжения трупов — в зависимости от варны, касты, ашрамы[204] или достоинства умерших. Кроме того, стоял там храм богини Кали[205] и множество жертвенников, где совершались жертвоприношения кладбищенским духам[206]. Еще были там повсюду надменные идолы, ниши для сиденья и хижины, где ели и спали кладбищенские сторожа. Шумное это было место! Постоянно слышался скрип шагов — приходили и уходили люди, приносили трупы своих родичей и близких; вечно слышался треск дров и гуденье пламени погребальных костров; глухо шуршала земля, выбрасываемая из новых погребальных ям. Повсюду вопли и стенания, визг шакалов и плач лисиц, лай кладбищенских собак и крик больших сов, зовущих к себе умерших, и посвист человекоголовых птиц андалай, питающихся мозгом, выклеванным из трупов. Громадные деревья переплетали свои толстые ветви, образуя множество затемненных мест и закоулков. В дуплах, шалашах, ямах жили там капалики[207] — люди, что лишают девственности мертвых девушек своей касты. Были там и те, что пожирают жирные части и мозг трупов. Еще жили в том месте сами кладбищенские духи, а также отшельники, принявшие обет молчанья, — все те, кто с живыми не общается и кого навряд ли в каком-нибудь ином месте увидеть можно.
И вот однажды заблудился близ этого места один брахманский мальчик. Приняв кладбище за шумный город, вошел он внутрь ограды. Уже смеркалось. И только вошел он, как навстречу ему выскочила, сгорая от неутоленной страсти[208], девушка-дух с почерневшей от тленья головой трупа, с раздвоенными, как копыта, ногами. Волосы ее были как туча, как сражающиеся карпы — глаза, нос — как кроваво-красный цветок кумиль[209]. Ее губы алели, как цветы кавир[210], зубы, как жемчуг, сверкали. Такая ни о чем не думает, никого не жалеет, а пищу себе добывает, питаясь глазами мертвецов. И только увидела она мальчика, как вся затрепетала, забилась в судорогах неистового танца и бросилась на него, вздымая облако пепла от сожженных тел. Закричал мальчик, вырвался из ее объятий и в смертельном страхе бросился прочь, не разбирая дороги. Задыхаясь, добежал до дому и упал у порога мертвый.
— Мать! Ha кладбище жизнь свою отдал я девушке-духу, — только и ушел крикнуть он.
В ужасе зарыдала мать его.
— Кто жизнь мальчика моего пожрал?! Какая девушка погубила его, стремясь утолить свою страсть?! Проклятая, думала ли она, что у меня и у старого мужа моего никого, кроме этого сына, нет на свете, что от слез мы глаз своих лишимся?!
Крепко прижав к груди тело сына, она добежала до кладбища, стала у ворот и воскликнула:
— О Джамба́пати, подобно солнцу сверкающая богиня-покровительница города нашего! Всегда и всех ты защищала от зла и насилия; будь то в роще, в лесу, в уединенном месте, в воде — где угодно. Как же ты не досмотрела за единственным моим сыном? Или нет больше справедливости в делах твоих? Как теперь быть мне?!
Отвечала ей богиня:
— Разве духи виноваты в том, что твой сын заблудился и на кладбище набрел? В этом лишь его злая судьба повинна.
— Богиня! — взмолилась мать. — Возьми мою жизнь, но верни жизнь сыну! Он будет опорой ослепшему отцу!
— Разве ты не знаешь, о женщина, — отвечала богиня, — что жизнь, одно тело покинув, тотчас обретает другое тело, достигает иного рожденья. Но прежнему телу ушедшую жизнь вернуть я не в силах. Успокойся же и не оплакивай сына.
— Я знаю, — сказала мать, — это мудрость богов, что в древних книгах хранится. Так пусть же сами боги мне милость и мудрость явят свою, иначе здесь же я с жизнью расстанусь!
— Я богиня всех здешних мест, я милость тебе явлю! — отвечала Джамбапати. — Посмотри, сколь чудесна моя сила!
И тотчас же со всех сторон стали стекаться к ним духи телесные и бестелесные, небожители различных рангов, и те, кто ад населяют, асуры[211], ашвины[212], и все божества, обитающие в пределах гор, что вселенную окружают. Поведала им богиня о том, что случилось с женщиной, и те молвили несчастной матери слова мудрости — о жизни, о теле, о рожденьях иных. Успокоилась мать, услышав все это, оставила тело сына на кладбище и тихо скончалась. И тогда Джамбапати,