дружно, в один голос, воскликнули:
– Hal-El-lu-yah![35]
– Шилох[36] идет! Шилох идет! – громко запела Дура-Делла. – Сын Давидов идет!
Кто-то в толпе заметил Иосифа, идущего за Дурой-Деллой, и громко крикнул:
– Смотрите, смотрите, и в самом деле идет Сын Давидов!
Все взоры обратились на Иосифа. Поднялся дружный смех. Иосиф не знал куда себя деть. Идущие рядом со смехом подтолкнули его вперед, еще ближе к Дура-Делле, а сами несколько отстали.
– Царь иудеев идет! – продолжала возвещать Дура-Делла, не обращая внимания на смех толпы. – Мешийах идет! Шилох! Шилох! Шилох!
Смех толпы перерос в неудержимый хохот. Иосиф готов был провалиться сквозь землю.
Внезапно впереди на перекрестке началась толкотня. Люди с криками кидались в разные стороны, давя друг друга. Поднялась невероятная суматоха. Визг, женские крики на какое-то время смешались со смехом толпы.
Но смех быстро прекратился. Толпа сзади выдавила Иосифа и Дура-Деллу на освободившееся впереди пространство. Иосиф потерял равновесие и упал на колени прямо на перекрестке. И в этот момент мимо вихрем промчался отряд галлов на черных конях. Все в черном и с красной повязкой на лбу. Один из них огрел Иосифа хлыстом по спине.
– Ирод едет! Ирод едет! – завизжала Дура-Делла.
Иосиф быстро вскочил на ноги. Посмотрел налево. Середина улицы по всей длине была очищена от людей. На том конце показались царские колесницы и всадники. Они стремительно приближались.
Иосиф схватил Дура-Деллу за руку и отпрянул назад, прижавшись спиной к толпе. Толпа раздвинулась и вобрала их. Иосиф чувствовал жжение в спине.
В считанные секунды мимо промчался еще один отряд галлов, а следом на огромной скорости пронеслась целая вереница царских колесниц. Иосиф даже не успел увидеть Ирода.
Толпа вновь заполнила улицу. Но праздничное настроение было испорчено. Пропало прежнее беззаботное веселье. Люди хором запели “Hal-El”. Грустно и протяжно.
Однако в Храме праздник шел своим чередом. Подходила к концу вечерняя служба.
Иосиф добрался до Никоноровых ворот в тот момент, когда Первосвященник завершал свое праздничное обращение к сынам Израилевым. Иосиф не мог его видеть, но голос слышал четко.
– В эти великие дни Хануки наш многострадальный народ восстал из пепла. Ровно сто сорок пять лет тому назад он оказался на грани полного исчезновения. Сирийский тиран Антиох Епифан запретил нам жить по законам и обычаям отцов наших. Он ненавидел нас. Повсюду были введены эллинские законы и обычаи. Тот, кто отказывался их соблюдать, подвергался жестокому наказанию. Здесь в Храме были установлены статуи Зевса, Аполлона, Афродиты. Храм был осквернен идолами. Многие сдались. Стали одеваться по-эллински. Говорить по-эллински. Есть свинину, как эллины. Одним словом, жить по-эллински. Еще немного и сыны Израилевы навечно были бы стерты с лица земли. Но Бог отцов наших, Бог Авраама, Исаака и Иакова не отвернулся от своего народа и послал ему спасение. Маттафий Маккавей и его сыновья восстали против ненавистного тирана. Они сбросили эллинское иго. Иуда Маккавей обновил наш Великий Алтарь, очистил жертвенник и Храм от скверны. С тех пор мы каждый год празднуем Хануку, Великий Праздник Очищения, Праздник Света, Праздник Радости. В эти дни мы чтим память Ханны и ее семерых сыновей, принявших мученическую смерть от руки Антиоха, но один за другим отказавшихся поклониться ему. I’hodes u I’hal-El!
Вслед за Первосвященником толпа хором повторила: “I’hodes u I’hal-El!”. Затем все поклонились Храму и приступили к безмолвной молитве.
После молитвы двенадцать священников протрубили в шофары, что знаменовало завершение праздничной службы. Люди начали расходиться.
Рабби Иссаххар, Первосвященник и царь Ирод вели размеренную беседу, стоя втроем перед Прекрасными Воротами. Царю как идумею было запрещено входить во внутренние дворы Храма. Люди, затаив дыхание, трепетно следили за каждым движением, за меняющейся мимикой, стараясь угадать содержание их беседы. Им приятно льстило ощущение близости и некоторой сопричастности к трем наиболее могущественным лицам в царстве.
Иосиф понял, что подойти к рабби Иссаххару ему сейчас не удастся. Решил дождаться подходящего момента. В какой-то миг ему показалось, что царь собрался уходить. Но тот взял Симона бен Боэтия и рабби Иссаххара под руку, и они втроем направились к Лискат Пархедрин[37]. Вскоре все трое исчезли за дверями.
Иосиф оглянулся по сторонам и заметил в толпе Рубена.
23
– Почему вы против обновления Храма, – спросил недоуменно царь Второсвященника, опустив свое огромное тело на ближайшую от дверей скамейку. – Ей-богу не понимаю.
– Храм действительно нуждается в обновлении, Иссаххар. Крыша течет, камни крошатся, а в некоторых местах не сегодня-завтра стены обвалятся, – вставил Первосвященник.
– Вот видите, рабби, – подхватил царь, – и Симон подтверждает необходимость обновления.
– Я не против обновления. Просто опасаюсь, как бы начатое дело не оборвалось на полпути.
– А-а-а! Вот в чем дело? – сказал царь. – Не доверяете идумейскому царю. Но Храм для нас, идумеев, также свят, как и для вас, иудеев. Авраам не только ваш, но и наш отец. Исаак тоже. А наш предок Исав не только единокровный, но и единоутробный брат Иакова, вашего предка. И верим мы в одного и того же Бога. И обрезаем своих сыновей. И свинину не едим. Но все равно не доверяете. Нас за людей не считаете? Почему? А!? Чем мы хуже вас?
От злости царь побагровел.
– А!? Чем мы хуже? – повторил он. – Ну и что, что наши пастухи дерут своих коз в зад. Что им остается еще делать, если они не любят дрючить себя, как иудейские пастухи. Если на то пошло, мы имеем больше прав на этот Храм, на эту гору. По праву первородства. И Ишма-Эл, и Исав были первенцами в семье.
– Храм и гора Мориа принадлежат Богу, – сказал спокойно рабби Иссаххар.
– Да, да, Богу. Это на словах. А на деле разделили Храм на дворы для иудеев и для неиудеев. Почему идумеям запрещен доступ во внутренние дворы Храма? Почему!? Почему, мне, царю, нельзя войти туда? А!?
– Успокойся, Моро, – сказал Симон бен Боэтий. – В гневе нет правды.
– Ах, Симон! Симон! – воскликнул Ирод, стукнув кулаком по колену.
Наступила тишина. Первосвященник продолжал стоять, а Рабби Иссаххар сел на скамейку лицом к царю.
– Я дам свое согласие при одном условии, – сказал рабби Иссаххар.
Царь невольно вспомнил Соломпсио: «И тут условие».
– При каком?
– Если своевременно будут заготовлены все строительные материалы. И лишь после будут начаты работы по обновлению.
– Очень разумное предложение, – сказал примирительно Первосвященник.
– Ну раз вы так считаете, и я согласен, – сказал царь и добавил: – Но у меня тоже есть условие. Я хочу выступить перед народом на площади и известить его о своем намерении обновить