Читать интересную книгу Стрела времени - Айзек Азимов

Пью кивнул:

— Вероятно, разумнее разделять клоны и воспитывать их с обычными детьми. Но из них составляются такие великолепные команды!

— Разве? Не уверен. Если бы наша команда состояла из десяти обыкновенных, ничем не примечательных инженеров-изыскателей, неужели все они оказались бы в одно время в одном и том же месте? Неужели они бы все погибли? А что, если эти ребята, когда начался обвал и стали рушиться стены, бросились одновременно в глубь шахты, быть может, чтобы спасти того, кто был дальше всех? Даже Каф, который оставался наверху, сразу кинулся в шахту… Это, конечно, только предположение. Но мне кажется, что из десяти обыкновенных растерявшихся людей хотя бы один выскочил на поверхность.

— Не знаю. Но известно, что идентичные близнецы порой умирают одновременно, даже если они никогда друг друга не видели. Идентичность и смерть — какая странная связь…

Проходили дни, красное солнце кралось по темному небу, но Каф все так же не отвечал на вопросы, а Пью и Мартин все чаще сцеплялись между собой. Пью начал жаловаться на то, что Мартин храпит. Оскорбившись, Мартин перенес свою койку на другую сторону купола и перестал с ним разговаривать. Когда же Пью принялся насвистывать валлийские песенки, это надоело Мартину. Пью в свою очередь на него обиделся и какое-то время с ним не разговаривал.

За день до прилета корабля Мартин объявил, что собирается в горы Мерионета.

— А я полагал, что ты по крайней мере поможешь мне закончить анализ образцов на компьютере, — мрачно заметил Пью.

— Каф тебе поможет. Я хочу еще разок взглянуть на траншею. Желаю успеха, — добавил Мартин на диалекте и, посмеиваясь, ушел.

— Что это за язык? — спросил Каф.

— Аргентинский. Разве я тебе об этом не говорил?

— Не знаю. — Через некоторое время молодой человек добавил: — Боюсь, что я многое забыл.

— Ну и пусть, — мягко сказал Пью, внезапно осознав, как важен для него этот разговор. — Ты поможешь мне поработать на компьютере?

Каф кивнул.

У них было много недоделок, и работа отняла весь день. Каф оказался отличным работником, куда более быстрым и сообразительным, чем сам Пью. Правда, его бесцветный голос действовал на нервы, но это можно было пережить — через день прибудет корабль, а на нем старая команда, товарищи и друзья.

Днем они сделали перерыв, чтобы выпить чаю, и Каф спросил:

— Что случится, если корабль разобьется?

— Они все погибнут.

— Что случится с вами?

— С нами? Мы передадим по радио сигнал бедствия и будем жить на половинном рационе, пока не придет спасательный корабль с Третьей базы. На это уйдет четыре земных года. Мы наскребем припасов для троих на четыре — пять лет. Туго придется, но перебьемся.

— И они пошлют спасательный корабль из-за трех человек?

— Конечно.

Каф больше ничего не сказал.

— Хватит рассуждать на веселые темы, — бодро сказал Пью, поднимаясь из-за стола, чтобы вернуться к приборам, но тут же покачнулся. Стул вырвался у него из руки, и Пью, не закончив пируэта, врезался в стену купола.

— Боже правый, — произнес он по-валлийски. — Что это было?

— Землетрясение, — ответил Каф.

Чашки плясали, звонко ударяясь о стол, ворох бумаг сполз с ящика, крыша купола то вздувалась, то оседала. Под ногами рождался утробный гул, наполовину звук, наполовину дрожь.

Каф сидел неподвижно. Землетрясением не испугаешь человека, погибшего при землетрясении.

Пью побелел, черные жесткие волосы разметались. Он был напуган. Он сказал:

— Мартин в траншее.

— В какой траншее?

— На линии большого сброса. В эпицентре местных землетрясений. Погляди на сейсмограф.

Пью сражался с заклиненной дверью дрожащего шкафа.

— Что вы делаете?

— Надо спешить ему на помощь.

— Мартин взял ракету. Летать на флаерах во время землетрясений опасно. Они выходят из-под контроля.

— Заткнись ты, ради бога!

Каф поднялся, и голос его был так же ровен и бесцветен, как и всегда:

— Нет никакой необходимости отправляться сейчас на поиски. Это ведет к неоправданному риску.

— Если услышишь, что он нажал на кнопку тревоги, немедленно сообщи мне по рации, — сказал Пью, защелкивая шлем и бросаясь к люку.

Когда он выбежал наружу, Либра уже подобрала свои драные юбки, и вся она, до самого красного горизонта, отплясывала танец живота.

Из-под купола Каф видел, как флаер набрал скорость, взвился вверх в красном туманном свете, подобно метеору, и исчез на северо-востоке. Вершина купола вздрогнула, земля кашлянула. К югу от купола взвился сифон, выплюнувший столб черного газа.

Пронзительно зазвенел звонок, и на центральном контрольном пункте вспыхнул красный свет. Под огоньком была надпись: “Скафандр № 2” и от руки нацарапано “А.Г.М.”. Каф не выключил сигнала. Он попытался связаться с Мартином, потом с Пью, но не получил ответа.

Когда толчки прекратились, Каф вернулся к работе и закончил то, что они делали с Пью. Это заняло часа два. Через каждые полчаса он пытался связаться со “Скафандром № 2” и не получал ответа, затем радировал “Скафандру № 1” и тоже не получал ответа. Примерно через час красный огонек потух.

Подошло время ужинать, Каф приготовил себе ужин и съел его. Потом лег на койку.

Толчки затихли, и лишь изредка по планете прокатывались отдаленный гул и дрожь. Солнце висело на западе, светло-красное, огромное, похожее на чечевицу, и все никак не садилось. Было тихо.

Каф поднялся и принялся расхаживать по заваленному вещами, неприбранному пустынному куполу. Здесь царила тишина. Он подошел к магнитофону и поставил первую попавшуюся ленту. Это была электронная музыка, полностью лишенная гармонии и голосов. Музыка кончилась. Тишина осталась.

Над грудой образцов породы висел форменный комбинезон Пью с оторванной пуговицей. Каф посмотрел на него.

Тишина тянулась бесконечно.

Детский сон: на свете нет никого, кроме меня. Во всем мире ни одного живого существа.

Низко над долиной, к северу от купола, сверкнул метеорит.

Каф открыл рот, будто хотел что-то сказать, но изо рта не раздалось ни звука. Он быстро подошел к северной стене и вгляделся в желатиновый красный сумрак.

Звездочка подлетела и опустилась. Перед люком возникли две фигуры. Когда они вошли, Каф стоял у люка. Скафандр Мартина был покрыт пылью и оттого казался таким же старым и покоробленным, как поверхность Либры. Пью поддерживал его под руку.

— Он ранен?

Пью снял скафандр, помог Мартину раздеться.

— Перенервничал, — бросил он.

— Обломок скалы упал на ракету, — сказал Мартин, усаживаясь за стол и размахивая руками. — Правда, меня там не было. Я, понимаешь, приземлился и копался в угольной пыли, когда почувствовал, что все вокруг затряслось. Тогда я выбрался на участок вулканической породы, который присмотрел еще сверху. Так было надежнее и дальше от скал. И тут же увидел, как кусок планеты рухнул на мою ракету. Ну и зрелище! Вдруг мне пришло в голову, что запасные баллоны с кислородом остались в ракете, так что я нажал на кнопку тревоги. Но по радио связаться ни с кем не смог — во время землетрясений здесь всегда так бывает. Я так и не знал, получили ли вы мой сигнал. А вокруг все прыгало, и скалы разваливались на глазах. Летели камни, и пыль поднялась такая, что в метре ничего не видно. Я уже начал подумывать, чем буду дышать через пару часов, как увидел, что старик Оуэн кружит над траншеей в пыли и камнях, словно огромная, уродливая летучая мышь…

— Есть будешь? — спросил Пью.

— Конечно, буду. А как ты здесь пережил землетрясение, Каф? Все в порядке? Не такое уж и сильное было землетрясение, правда? Что показывал сейсмограф? Мне не повезло, что я оказался в самом эпицентре. По-моему, там были все пятнадцать баллов по шкале Рихтера, вся планета раскалывалась…

— Садись, — сказал Пью. — И ешь.

После того как Мартин поел, поток его слов иссяк. Он доплелся до койки, все еще стоявшей в том дальнем углу, куда он поставил ее, когда Пью стал жаловаться на его храп.

— Спокойной ночи, дырявый валлиец, — крикнул он.

— Спокойной ночи.

Мартин замолчал. Пью затемнил купол, убавил свет в лампе, пока она не стала гореть желтым светом свечи. Затем, не говоря ни слова, сел и погрузился в свои мысли.

Какое-то время ничто не нарушало тишину. Ее прервал голос Кафа.

— Я кончил расчеты.

Пью благодарно кивнул.

— Я получил сигнал Мартина, но не смог связаться ни с ним, ни с вами.

Сделав над собой усилие, Пью сказал:

— Мне не следовало улетать. У него еще оставалось кислорода на два часа даже с одним баллоном. Когда я помчался туда, он мог направиться домой. Так бы мы друг друга потеряли. Но я перепугался.

Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь негромким храпом Мартина.