Мне известно, что многие из опозиционно настроенных к ельцинскому режиму и гражданских и военных недолюбливали главкома, выдвинутого из маршалов авиации в министры обороны СССР после августа 91-го, считая его слабаком и чуть ли не предателем их интересов. Я достаточно долго общался с Евгением Ивановичем на всех его должностях - от Главкома ОВС СНГ до секретаря СБ и представителя президента в компании "Россвооружение" - и не только лишь по долгу радиостанционной службы, чтобы остаться при своем мнении. Маршалу Шапошникову, может, и не хватало порой решительности в действиях, но в том была не его вина, а его беда, ибо он, как, впрочем, и вся российская армия, оказался заложником тех политических обстоятельств, которые принес с собой августовский "недоворот" и последовавшая за ним Беловежская "путча" бывших партийных товарищей. Не Шапошников и даже в какой-то мере не Грачев, а новоявленная "банда четырех" развалила и страну и армию, оставив России хотя и самый большой лоскут от военного одеяла, но никак не могущий целиком покрыть образовавшиеся бреши в оборонном пространстве. Евгений Иванович произвел на меня впечатление честного и патриотически настроенного русского офицера. Еще раз оговорюсь, это мое личное мнение, которое я вынес из общения с ним на протяжении нескольких лет. В октябре 93-го он сделал свой выбор, подав в отставку с поста секретаря СБ, когда режим ждал от него совсем иных действий по отношению к парламенту, который так и не утвердил его в этой должности. Я до сих пор лично благодарен Евгению Ивановичу в первую очередь за то, что он помог мне осуществить мою давнюю мечту - снова оказаться в России и работать в подвластных ему военных структурах в качестве военного журналиста, пусть и откомандированного "вражьим" радиоголосом.
У меня остались самые приятные впечатления и от встреч с генералами Маниловым, Пьянковым и Ивашовым. В их лице я получил великолепно подготовленных в военных вопросах собеседников, без помощи которых никогда бы не смог довести концепцию своей программы до того уровня военного профессионализма, который, по письмам некоторых радиослушателей, приходивших в Московское бюро РС, выгодно отличал ее от всего другого, звучавшего на волнах "Свободы". Пусть основную часть моей аудитории составляли "те, кто носит на плечах погоны", но их количество в России, по самым скромным оценкам, превышало миллион человек. Отечественные же СМИ на тот период своего существования продолжали "славную горбачевскую традицию" оплевывания всего, что связано с понятием "защитник Отечества", и некоторые из этих, с позволения сказать, "коллег по перу" очень уж часто бросали на меня косые и порой весьма недружелюбные взгляды.
ГЕНЕРАЛЫ МУТНОГО ВРЕМЕНИ
Первым из российских генералов, согласившихся дать интервью "Свободе", оказался тогдашний командующий ВДВ Евгений Подколзин. В один из майских дней я созвонился с его помощником, полковником Геннадием Яценюком, и запряг Мишу Елистратова маршрутом к славной российской тюрьме "Матросская тишина", рядом с которой как раз и расположен штаб Воздушно-десантных войск, а также часть ОСНАЗа ВДВ. На беседу к Подколзину меня, конечно, сопровождал полковник Уватенко из Управления информации российского Минобороны. В приемной пришлось немного подождать. Было слышно, как командующий разбирался с кем-то по ЗАСу. Потом меня и Уватенко пригласили в кабинет.
Беседа получилась объемной, более чем на час, и многоплановой. Евгений Подколзин оказался хотя и не оратором (чего греха таить, не так уж много генералов советской школы были приучены к микрофонам и выступлениям перед аудиторией), но говорил по-военному четко, профессионально и по существу, не уклоняясь от ответов даже на некоторые каверзные вопросы, как так называемая миротворческая функция, навязанная ВДВ горе-политиками и грозившая превратить и без того ослабленный потерей нескольких дивизий стратегический резерв Верховного Главного Командования в этаких "пожарных СНГ". Дескать, "никто, кроме вас!" Впечатления от беседы у генерала Подколзина, впрочем, как и у меня самого, остались самые приятные.
Уже в конце 92-го, когда я приехал в Москву во второй раз и столкнулся с очередным "вывертом" в Управлении информации МО в лице нового начальника генерала Чирвина (при Язове, как мне сообщили по секрету, он заведовал минобороновской каптеркой, выдавал уборщикам метлы и моющие средства), а также с категорическим запретом Грачева давать какие-либо интервью иностранным корреспондентам без его личного на то разрешения, генерал Подколзин счел возможным проигнорировать данный запрет, и я вернулся из второй более краткосрочной российской командировки, слава богу, не с пустыми руками.
Следующим по счету российским генералом, нашедшим время для беседы с корреспондентом "Свободы", стал начальник Высшего общевойскового командного училища имени Верховного Совета РФ, генерал-лейтенант Александр Носков. Начальник ВОКУ правда заставил себя подождать пару часов, но причина была уважительная. Офицеры училища сдавали зачеты по физнормативу, этот же норматив сдавал и сам генерал. Я знал о нем не так уж много, как о достаточно еще молодом выдвиженце Дмитрия Язова, охарактеризованном некоторыми офицерами, знавшими его по мотострелковой дивизии, которой он раньше командовал, толковым и перспективным военачальником. Ко времени встречи с Носковым я успел задать несколько вопросов курсантам и пообщаться с замполитом училища, то есть, по-новому, помощником по работе с личным составом.
Беседа с генералом Носковым прошла в достаточно, я бы сказал, конструктивном ключе. Генерал сконцентрировался только на военно-учебной тематике и всячески избегал сугубо политической темы, сразу сказав, что, по его личному мнению, это не дело военных. Что касается внешних данных Александра Носкова, то более спортивно сложенного и по-военному подтянутого представителя российского генералитета я, признаюсь, так больше и не встречал. Не знаю, продолжает ли генерал Носков руководить училищем, получил повышение или, наоборот, был уволен в запас. Если последнее, то было бы очень жаль.
Отдельным вопросом в моей работе со структурами российского МО стоял сам министр обороны, но, как я уже говорил, Павел Сергеевич интервью давать передумал, заявив, что не время, мол, и не место. Только гораздо позже я понял смысл этой многомудрой фразы. Временем оказался август 94-го, а местом - Берлин. По программе-минимум я согласился на его заместителя. Признаюсь, я рассчитывал провести интервью с Борисом Громовым, но, видимо, на тот момент еще не определенное до конца положение бывшего командарма 40-й ставило под вопрос и мою беседу с ним; альтернативой я назвал второго генерала-афганца, моего тезку Миронова, к тому времени сдавшего ПрибВО и получившего должность заместителя министра обороны по воспитательной работе. Мои заявки на остальных замов Грачева не подлежали удовлетворению, так как я мог рассчитывать только на одно интервью, а заданный как бы вскользь вопрос об интервью с кем-нибудь из Генштаба, если не с самим НГШ Михаилом Колесниковым, то хотя бы с Николаевым или Барынькиным из структур ГОУ, вообще остался вроде бы не услышанным до этого всегда чутким ухом российского министра обороны. Я быстро понял, что если буду слишком давить на самого главного, то лишусь и уже приобретенных разрешений на интервью, а посему на время оставил Пал Сергеича в покое, решив не разбивать образ "уважаемого журналиста, как бишь там, мать твою, тебя зовут?".
Озадачив своего помощника из управления информации МО полковника Уватенко вопросом об отслеживании маршрута замминистра Миронова, я с его помощью наконец встретился с бывшим начальником Генерального штаба ВС СССР генералом армии Михаилом Моисеевым. Встреча и беседа состоялись в здании напротив МО, принадлежавшем Управлению внешних сношений. Генерал армии Моисеев очень подробно коснулся вопросов, связанных с августом 91-го. Слушая его интерпретацию тех событий, я еще более уверился в своей концепции театрального представления под названием "путч", в которой от природы хитрый актер Бориска переиграл хренового и бездарного режиссера Мишку. А тех действующих лиц, которые вовремя не почуяли, куда подул ветер, впоследствии определили на роли "стрелочников".
Вторая часть беседы с генералом Моисеевым касалась вопросов военных, теории и стратегии, а также того, какой видится бывшему начальнику ГШ концепция военной реформы в России. Эту вторую часть интервью по возвращении в Мюнхен я довольно свободно пустил в эфир, чего не скажу о первой ее части. "Свободовский кагал" устроил-таки форменный крик по поводу протаскивания в эфир американской радиостанции мемуаров одного из "гэкачепистов". Однако покричали и успокоились (больные люди, раз кричат, значит - что-то болит, голова, наверное), интервью в эфир все же ушло, не в последнюю очередь опять благодаря личному вмешательству директора Русской службы Матусевича.