– Как только здесь братья-людоеды ходят? – удивлялся он.
– Ты еще спроси про то, как змеи в своих норах пресмыкаются, – ответил Кузьма. – Самым естественным образом. Они здесь родились и этим путем, наверное, тысячу раз пользовались. Тут они короли. Тут за ними никому не угнаться.
Уже после третьего перехода путники стали страдать от жажды, хотя и в разной мере.
– Ты мох ешь, – советовал Кузьма, выискивая в слоевище самые сочные волокна. – Они влагу из земли вытягивают.
– Свят, свят, свят! – крестился в темноте Венедим. – Никогда в жизни! Уж лучше умереть.
Немного воды добыли, выкручивая влажную одежду, но это не умерило жажду, а только оставило во рту омерзительный привкус.
Еще недавно они буквально захлебывались водой, а теперь им грозило смертью ее полное отсутствие. Чего только не бывает в Шеоле!
Ради спасения требовалось как можно быстрее спуститься вниз, до того уровня, где вода была уже не редчайшей ценностью, а вполне обычным делом. Однако за все время пути Кузьма не обнаружил в коридоре ни единого ответвления, ведущего в сторону, а тем более вниз. Это действительно была кишка, тонкая извилистая кишка, уходящая в неизвестность.
На очередном привале обратились за помощью к логике. Если братья Шишкаревы пользовались этим ходом для своих охотничьих вылазок, следовательно, он должен был вести в людные места, где достаточно праздношатающейся человеческой дичи, не способной всерьез постоять за себя. Например, в окрестности обители Света, к Торжищу или к подземным магистралям, которыми обычно пользовались добытчики летучих мышей.
Итак, надежда достичь обжитые места имелась, пусть и чисто теоретическая. На практике все обстояло гораздо хуже – Венедим уже еле передвигал ноги, да и Кузьма перестал отпускать свои шуточки-прибауточки.
– Как долго тебе приходилось обходиться без воды? – спросил Венедим, прикладывая к губам ладанку с мощами блаженного Иоанна, устюжского юродивого, большую часть жизни просидевшего в навозной куче и постоянно терпевшего голод и жажду.
– По-всякому, – неохотно ответил Кузьма. – Но ведь со мной почти всегда были летучие мыши.
– Они приносили тебе питье? – удивился Венедим.
– Нет. Как ты не понимаешь?.. Каждый зверек – это почти чарка крови.
– Ты убивал их? – содрогнулся Венедим.
– А что оставалось делать? От трех-четырех штук стае не убудет.
– Сказано в Писании: «Не ешьте никакой мерзости. Всякие крылатые пресмыкающиеся нечисты для вас». Грех… Великий грех…
– Но только не для меня. Я родился и вырос в пещере, где обитали летучие мыши. Множество летучих мышей. Мои родители были специалистами по рукокрылым, я, кажется, уже как-то говорил об этом. В пещеру они спустились не одни, а вместе с большой экспедицией.
– С кем? – не понял Венедим.
– Ну… с отрядом, имеющим научную задачу. Были там разные специалисты. По пещерам, по подземным водам, по льду. Спе-ле-о-ло-ги… Гля-ци-о-ло-ги…Раньше я знал почти все эти названия, но уже подзабыл. У них были еда, палатки, свет, даже оружие. Когда связь с теми, кто остался на поверхности, прервалась и ни один посыльный не вернулся, стало ясно, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Было принято решение выбраться из пещеры наружу. Накануне моя мать повредила ногу, и ее оставили дожидаться помощи. Присматривать за ней поручили моему отцу, который был обучен врачеванию. Правда, в то время они были едва знакомы между собой. Ждать пришлось очень долго. Помощь так и не прибыла, зато в подземных галереях стали появляться химеры. Тогда они были совсем другие – и по повадкам, и на вид. Отец и мать решили остаться в пещере, тем более что она должна была вскоре разрешиться от бремени. Еда в конце концов иссякла. Родителям пришлось питаться летучими мышами, которые тогда пребывали в спячке. Шили из их шкурок одежду. Потом, когда появился молодняк, занялись дрессировкой малышей. Скорее скуки ради, чем с какой-то определенной целью. Потом в подземелье проник мох. Сначала он казался безвредным, но однажды задушил отца, сунувшегося с факелом в какую-то нору. Мать стала воспитывать из летучих мышей разведчиков, способных в темноте прокладывать путь для человека. К тому времени уже и я подрос. Помогал ей. Вот так и получилось, что летучие мыши стали для меня всем на свете. И слугами, и едой, и одеждой. Мать говорила, что так было у людей всегда. Приручив лошадей, они ездили на них верхом, пахали землю, пили их молоко, ели мясо, одевались в лошадиные шкуры, а хвосты поднимали вместо знамен. Разве Писание осудило людей за это? Или ты не имеешь никакого представления о лошадях?
– Имею, – сказал Венедим. – И о лошадях, и о волах, и об ослах, и о верблюдах. Они приносили людям пользу, ничего не требуя взамен. Ныне же остались только свиньи… Да твои летучие мыши.
– Хоть раз ты в чем-то со мной согласился.
– Нет, каждый из нас остался при своем мнении… Просто твой рассказ почему-то напомнил мне ветхозаветную историю, случившуюся с пророком Даниилом, пребывавшим тогда в вавилонском плену. Однажды царю Навуходоносору приснился сон, устрашивший его. Увидел он во сне чудесное дерево, высотою достигавшее неба, а ветвями покрывавшее все края земли. В кроне его гнездились птицы, а в корнях находили приют животные. И было у этого дерева, кроме всего прочего, человеческое сердце. Но гнев Всевышного пал на чудесное дерево, и велено было срубить его, лишить веток, разбросать плоды, а человеческое сердце заменить звериным. И пало дерево под ударами безжалостной секиры, сгнили плоды и листья, разлетелись птицы, разбрелись во все стороны животные. Однако по воле Всевышнего главный корень с малой толикой животных был сохранен в недрах земли. Там, в железных и медных узах, питаемый небесной росой, он должен пребывать семь времен…
– Сколько это – семь времен?
– Сие известно только Господу Богу и его пророкам… Я не буду сейчас говорить о том, как истолковал этот сон мудрый Даниил и как вскоре сбылись все его предсказания. Я хочу сказать о другом. Разве злая судьба этого древа не напоминает печальную участь, постигшую род человеческий? Разве не был он прежде могуч и славен? Разве не доставал до неба и не простирал свою власть во все края земли? Разве не царствовал над зверями и птицами? Рухнуло могучее древо. Пропали его плоды. Рассеялись по миру подвластные ему животные. Лишь глубоко под землей остался корень, питаемый скудной небесной росой. Гнетут его медные и железные оковы, звериное сердце порождает звериные нравы, но по прошествии семи отмеренных времен он даст живой побег, через который возродится и древо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});