Натужно заскрипел ворот, и цепь, сразу вырвавшись из ослабевших пальцев Венедима, пошла вверх. Хорошо хоть, что одна его нога угодила прямиком в ведро. Вода отдавала свою жертву неохотно, с сердитым бульканьем и тяжким всплеском.
Все еще не веря в спасение, Венедим рукой коснулся стенки колодца. Сначала это был сплошь холодный камень, но вскоре появился и мох – сперва только отдельные языки и нашлепки, а потом и сплошное слоевище.
Ведро (а вместе с ним и Венедим) поднималось короткими, резкими рывками. Ворот, явно не рассчитанный на такую нагрузку, скрежетал и сотрясался, однако человеческие голоса, среди которых выделялся хрипловатый тенорок Кузьмы, звучали все явственнее. Похоже, там горячо о чем-то спорили.
Наконец несколько рук ухватили Венедима за одежду. Его выдернули из колодца и бросили на толстый ковер мха. Все, естественно, происходило в полной темноте.
– Возблагодарим Господа за милосердие! – сотрясаясь от озноба, воскликнул Венедим.
Крепкие руки спасателей почему-то продолжали бесцеремонно ощупывать и тискать его. Конечно, это можно было расценить как неуклюжую попытку восстановить кровообращение в задубевшем от холода теле, однако смущала локализация прикосновений – главным образом к ляжкам, гузну и филейным частям. Можно было подумать, что Венедима принимают за свиную тушу.
– Ты ведь говорил, что он святой человек, монах? – В густом голосе, явно принадлежавшем человеку крупных габаритов, звучало глубокое возмущение.
– Монах, – ответил Кузьма откуда-то со стороны. – Так ведь и монахи всякие бывают. Большинство, конечно, обжоры, чревоугодники. А это постник. Плоть свою умерщвляет ради спасения души.
– Обманул! – зловеще произнес невидимый здоровяк. – Вокруг пальца обвел! И я ради такой дохлятины из сил выбивался! Все руки стер!
– Ты доброе дело сделал, – сказал Кузьма тоном не то заискивающим, не то глумливым, – Божьего человека спас. Он тебе спасибо скажет. И в молитвах не забудет.
– А что я бабе своей скажу? А братьям? А бабам братьев? – продолжал возмущаться здоровяк. – Мы уже который день на подножном корме сидим. Хорошо хоть, что сегодня вода появилась. Галушек из мха наварим. Так ведь травой все равно не наешься!
– Научить вас на земляных червей охотиться? – предложил Кузьма самым невинным тоном.
– Мы не кроты. Нас другая дичь интересует, сам знаешь.
– Знаю, – печально вздохнул Кузьма. – Хотя и не приветствую.
– Мы в твоих приветствиях не нуждаемся, – фыркнул здоровяк, судя по голосу, перемещаясь в ту сторону, где находился Кузьма. – Ты, Индикоплав, хоть и уважаемый человек, но обман тебе не простится. Не на тех нарвался. Сдавайся лучше по-хорошему, иначе из живого все жилы вытянем.
– Что происходит? – патетически воскликнул Венедим, которого грубо поставили на ноги, пребольно заломив при этом руки.
– Не милостив к нам оказался твой Бог, – пояснил Кузьма. – Знаешь, кто этим колодцем владеет? Известная в Шеоле семья Шишкаревых. Хорошие ребята, но сплошь людоеды. Сейчас ты имеешь удовольствие слышать голос главы семьи – Владимира Ивановича.
– И ты хотел отдать меня на съедение этим нечестивцам? – На этот раз Венедим не смог сдержать своих эмоций, то бишь страстей. – Жирного монаха им на обед пообещал?
– Стали бы они иначе тебя наверх тащить, – ответил Кузьма без тени смущения. – Давно бы пузыри в колодце пускал. А сейчас цел и невредим.
– Пока, – уточнил тот Шишкарев, который держал Венедима за руки. – Но ты, монах, сильно не переживай. Мы тебя сразу не съедим. Мы тебя сначала мхом хорошенько откормим. Пока нам и одного Индикоплава хватит.
– Меня еще поймать надо. – Голос Кузьмы раздавался уже совсем с другой стороны.
– Не дури, – предупредил его Шишкарев-старший. – Из этой пещеры только один выход. И тебе его не отыскать. Сдавайся, не зли меня.
– Нашли дурачка! – присвистнул Кузьма. – Кто же добровольно под нож ляжет! Свиньи и то в последний момент визжат да кусаются.
– Можешь и ты напоследок повизжать, если желание имеется. Разрешаю.
– Нет, я лучше покусаюсь.
– Кусайся, если зубов не жалко.
Так, беззлобно переговариваясь и обмениваясь солеными шуточками, они кружили во мраке пещеры, и трудно было поверить, что эта игра предполагает смертельный исход.
Вслепую Кузьма ориентировался гораздо лучше противника, зато тот знал это место как свои пять пальцев. Победу могли принести две вещи: либо предельное хладнокровие, либо счастливый случай. Ни на отсутствие первого, ни на антипатии второго Кузьма пожаловаться не мог. Беда состояла лишь в том, что время работало против него.
Это сообразил даже скудоумный Владимир Иванович.
– Пашка, свяжи монаха ремнем и чеши за подмогой, – велел он. – А то упустим Индикоплава. Он, гад, как нетопырь, увертливый. Как будто бы в темноте видит.
– Мне и видеть не надо, – сказал Кузьма. – От тебя за версту тухлятиной несет.
– Это у меня отрыжка такая. Недавно одного выползка съел, твоего дружка, – не остался в долгу Шишкарев-старший. – Очень уж на вкус поганый оказался.
– Мы такие! – подтвердил Кузьма. – Если что, тебе еще долго отрыгиваться будет.
– Ничего, толченого угля приму.
Венедиму, вновь опрокинутому лицом в мох, между тем уже вязали руки. Шишкарев-старший, методически прочесывая пещеру, время от времени выспрашивал: «Ты где?» – но Кузьма больше не отзывался.
Вдруг что-то увесистое свалилось в колодец и забулькало там, медленно уходя на дно.
– Утопиться решил, паразит! – взревел Шишкарев-старший. – Ни себе, ни людям! И на этот раз обманул!
– Ты себя сам обманул, – раздался спокойный голос Кузьмы, за которым последовал звук увесистого пинка, – ступай умойся… Здесь два выхода, а не один.
Падая в колодец, Шишкарев-старший успел ухватиться за цепь, и шум поднялся немалый, это уже не говоря о истошном вопле, оборвавшемся только после глухого всплеска. Последним умолк ворот, застопорившийся после того, как вся цепь размоталась.
– Один готов, – сказал Кузьма. – Кто там следующий? Павел Иванович, если не ошибаюсь?
– Не подходи, сука! – завопил Шишкарев-младший. – Иначе я твоего дружка придушу!
– Не успеешь, – мягко возразил Кузьма, который, похоже, был уже совсем рядом. – А если и успеешь, то братцу своему помочь не сможешь. Слышишь, как он плещется?
Действительно, из колодца доносились звуки, похожие на те, что издают бабы при полоскании белья. Кроме того, слышалось позвякивание цепи и утробное фырканье. Людоед не утонул, но воды нахлебался вдоволь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});