Протесты на Уолл-стрит, таким образом, — это только начало, но начинать нужно именно так, с формального отказа, который важнее, чем позитивное содержание, — только такой жест открывает пространство нового. Протестующих на Уолл-стрит непрерывно бомбардируют вечным вопросом: «Да чего же вы хотите?» Стоит вспомнить, что это архетипический вопрос, который начальник-мужчина обращает к истерической женщине: «Ах, все эти твои стенания и жалобы — сама-то ты знаешь, чего хочешь?» В психоаналитическом смысле протесты — это действительно истерические действия, провоцирующие начальника, подрывающие его власть, а вопрос «Да чего же вы хотите?» стремится как раз помешать дать истинный ответ. Его скрытый смысл — это «скажи мне это в удобных мне понятиях или заткнись!» Таким образом, мы действительно блокируем процесс перевода зачаточных форм протеста в конкретные проекты.
Искусство политики состоит, помимо прочего, в том, чтобы настаивать на определенном требовании, которое, будучи совершенно «реалистичным», в то же время угрожает самой сущности господствующей идеологии: то есть на таком требовании, которое, с одной стороны, кажется абсолютно целесообразным и оправданным, но с другой стороны, фактически неисполнимо (в США, например, это требование общедоступности здравоохранения). После демонстраций на Уолл-стрит мы должны призывать людей выдвигать именно такие требования — однако не менее важно при этом оставаться вычтенным из прагматического поля переговоров и «реалистичных» предложений.
Угрозу такой стратегии смогла четко распознать Энн Эпплбаум. Как я уже говорил, символ Уолл-стрит — это металлическая статуя быка в ее центре, и простым людям в последнее время досталось немало его дерьма. И вот в то время как обычная и ожидаемая реакция самой Уолл-стрит — это непристойная чушь (bullshitting), Эпплбаум предложила в «Вашингтон пост» ее более утонченную ароматизированную версию, вплоть до ссылок на Монти Пайтон. (Она делает едкое замечание, что «живой микрофон» — повторение слов выступающего собравшейся вокруг него толпой — напоминает известную сцену из «Жизни Брайана», в которой толпа слепо повторяет произносимые Брайаном слова «Мы свободные индивиды, мы не слепая толпа». Это замечание, конечно, крайне несправедливо: оно игнорирует то обстоятельство, что демонстранты были вынуждены прибегнуть к такому способу коммуникации, так как полиция запретила им использовать громкоговорители — повторение лишь позволяло лучше слышать слова выступавших. Тем не менее необходимо признать и то, что процедура механического повторения скоро стала самоценным ритуалом, производящим свое собственное jouissance, экономика которого может быть подвергнута критике.) Поскольку предложенная Эпплбаум негативная версия клинтоновского призыва выдвигать конкретные предложения являет нам идеологию в чистом виде, ее слова заслуживают быть процитированными. Отправным пунктом ее рассуждений служит то, что протесты по всему миру «схожи в своей расфокусированности, незрелости и особенно в нежелании действовать посредством существующих демократических институтов. В Нью-Йорке участники шествия скандировали "Именно так выглядит демократия", но в действительности демократия выглядит совсем не так. Так выглядит свобода слова. Но демократия выглядит гораздо скучнее. Она включает в себя институты, выборы, политические партии, правила, законы, судебную систему и множество других далеко не пленительных видов деятельности, пожирающих время. /…/ В то же время в определенном смысле неспособность международного движения "Оккупай" произвести на свет четкие законодательные инициативы можно понять: истоки глобального экономического кризиса и возможные решения по выходу из него по определению находятся за пределами компетенций местных и национальных политиков.
Возникновение международного протестного движения без связной программы поэтому не случайно: оно отражает более глубокий кризис, у которого нет никакого очевидного решения. Демократия основана на правлении закона. Демократия работает только в определенных границах и среди людей, которые ощущают свою принадлежность к одной нации. "Глобальное сообщество" не может быть национальной демократией. А национальная демократия не может рассчитывать на лояльность ворочающих миллиардами глобальных хедж-фондов, с их штаб-квартирами в налоговых гаванях и их служащими, разбросанными по всему миру.
В отличие от египтян на площади Тахрир, с которыми открыто сравнивают себя протестующие в Лондоне и Нью-Йорке, мы на Западе все-таки имеем демократические институты. Они созданы для того, чтобы отвечать, пусть несовершенно, стремлению данной нации к политическим переменам. Но им не под силу справиться с желанием глобальных политических перемен, так же как они не могут контролировать то, что происходит за их границами. Хотя я по-прежнему верю в экономические и духовные преимущества глобализации — наряду с открытыми границами, свободой передвижения и свободной торговлей — глобализация, очевидно, начала подрывать легитимность западных демократий.
"Глобальные активисты", если они не будут действовать более осторожно, сделают упадок демократий только еще более скорым. Протестующие в Лондоне кричат: "Мы требуем новых решений!" Отлично, у них есть способ принятия решений, он называется Британская политическая система. И если они не найдут для себя возможности пользоваться ею, то будут только еще больше ее ослаблять» {63}.
Первое, что необходимо отметить — это сведение протестов на площади Тахрир к требованиям демократии по западному образцу, и стоит нам на это поддаться, как тут же сравнение протестов на Уолл-стрит с египетскими становится смешным: как могут протестующие здесь требовать то, что у нас уже есть, то есть демократические институты? Таким образом, теряется из виду общее недовольство глобальной капиталистической системой, которое, очевидно, приобретает тут и там различные формы.
Но самая потрясающая часть рассуждений Эпплбаум, с загадочным зиянием в ее аргументации, находится в конце. После того как она допускает, что незаслуженные экономические последствия глобального капиталистического рынка оказались, ввиду их интернационального характера, вне контроля демократических механизмов, которые, по определению, действуют лишь в пределах национальных государств, Эпплбаум делает необходимое заключение, что «глобализация, очевидно, начала подрывать легитимность западных демократий». До этого места все в порядке, мы можем сказать: да, это как раз то, на что обращают внимание протестующие — что глобальный капитализм подрывает демократию. Но вместо того, чтобы сделать единственный возможный дальнейший вывод, что нам нужно начать думать над тем, как расширить демократию за пределы ее государственно-многопартийной формы, которая, очевидно, упускает деструктивные последствия экономической жизни, вместо этого Эпплбаум делает крутой поворот и начинает корить протестующих за то, что они ставят точно такие же вопросы. Ее последний параграф заслуживает того, чтобы его повторить: «"Глобальные активисты", если они не будут действовать более осторожно, лишь ускорят упадок демократий. Протестующие в Лондоне кричат „Мы требуем новых решений!" Отлично, у нас есть способ принятия решений, он называется Британская политическая система. И если они не найдут для себя возможности пользоваться ею, то будут только еще больше ее ослаблять». Итак, поскольку глобальная экономика вне зоны действия демократической политики, всякая попытка распространить демократию еще и на эту зону только ускорит упадок демократии. И что мы тогда можем сделать? Активней пользоваться существующей политической системой, которая, по словам самой Эпплбаум, уже ни на что не способна. Но здесь надо дойти до конца: сегодня нет недостатка в антикапитализме, мы, скорее, видим избыток критики в адрес капиталистических ужасов: книги, газеты, специальные расследования и телевизионные репортажи в изобилии рассказывают нам о компаниях, безжалостно загрязняющих нашу окружающую среду, о коррумпированных банкирах, которые продолжают получать жирные бонусы, в то время как государство спасает их банки с помощью общественных денег, о потогонках, где дети вынуждены работать сверхурочно и т. д. Во всем этом изобилии критики есть, однако, подвох: что в ней обычно не ставится под вопрос, какой бы жесткой эта критика ни казалась, — это демократически-либеральная рамка борьбы против таких эксцессов капитализма. Цель критики (прямой или подразумеваемой) в том, чтобы демократизировать капитализм, распространить демократический контроль на экономику посредством давления средств массовой информации, через парламентские расследования, более суровые законы, честные полицейские расследования и т. д. — но при этом никогда не ставится под вопрос демократическая институциональная рамка (буржуазного) государства закона. Она остается «священной коровой», к которой даже самые радикальные формы такого «этического антикапитализма» (Форум в Порту-Аллегри, Сиэттлское движение) не осмеливаются прикоснуться.