Перебрав в уме все возможные и невозможные варианты, она решила Полина показала кольцо и записку мужу.
— Не могу понять, почему она сделала это.
Никита пожал плечами.
— Я тоже не знаю. А больше там ничего не было? — Никита заинтересовался не столько кольцом, сколько запиской.
— А что там еще должно было бы быть?
— Ну, не знаю. Может, письмо или еще что.
— Нет, ничего. Я тоже удивилась. Она тебе ничего не говорила о своем намерении оставить мне кольцо?
— Нет. Да мы с ней практически не общались, ты же знаешь. Я ее и не видел, разве что иногда. Это все очень странно, Поля. Я всегда говорил, что Зоя странная девица. Этот ее жест еще раз подтверждает мои слова. Я бы посоветовал тебе пока не трогать это кольцо. Кто знает, почему она сделала это.
— А я и не собираюсь. Это же для ребенка. Подрастет — передам по назначению. Но я боюсь, а вдруг это как-то связано с … с ее смертью?
— Как кольцо может быть связано с ее смертью под колесами машины? — Никита посмотрел на жену, как на умалишенную.
— Ну, вдруг это не была случайная смерть… — Полина запнулась. Язык не поворачивался высказать свои подозрения. Это действительно было похоже на паранойю, а не здравый смысл.
— Полина, тебе надо отдохнуть, любимая. А то у тебя уже крыша едет от всей этой суматохи.
— Это не просто суматоха, Никита, это смерть близкого нам человека! И это кольцо несет какой-нибудь смысл! Я не понимаю твоего равнодушия!
— А я не понимаю, зачем тебе надо копаться в жизни человека, которому уже не ничем не поможешь! Ну, согласись, Поля, что вряд ли ты сейчас сможешь понять, зачем эта Зоя оставила тебе свое кольцо. Но делать из мухи слона я бы тебе не советовал.
Полина пожала плечами, давая понять, что не согласна с этим, но спорить прекратила. Никита как-то странно посмотрел на жену, из чего Полина сделала вывод, что он списывает ее нервозность на беременность и не принимает ее слова всерьез.
Дни побежали дальше. Жизнь продолжалась, хотя и не так, как раньше. Задор у Полины в отношении «Гурман клуба» прошел. Интерес к общению тоже поубавился. Она сосредоточилась на своей беременности и решила полностью посвятить свое время здоровью себя и малыша. Сославшись, что массаж, бассейн, гимнастика, посещение занятий для беременных занимают все ее дни, она практически престала принимать участи в других мероприятиях. Сосредоточившись на своем мирке, она словно потерял интерес к миру окружающему. Даже близкие подруги не могли понять, что с ней происходит.
— Надо ее почаще навещать, если она сама не хочет выходить в свет, — предложила Джульет. — Я тоже была беременной и знаю, что такое быть зацикленной на этом, но не до такой же степени!
— Может, это потому, что она так долго ждала этого ребенка? — предположила Инна. — Боится сделать что-то не так.
— Да что не так? У нее все прекрасно, по ней же видно! Нет, это все та история с Зоей, после нее она так приуныла. Вот я не думала, что они были настолько близки. Я не помню, чтобы я хоть с одной беременностью впадала в такую депрессию и хотела полного уединения.
Однако все их попытки развеселить Полину и вытащить « в свет» не давали желаемого результата. Полина по-прежнему не стремилась выползать из своей раковины. В мирке, в котором она замкнулась, Полину порой одолевал странный ужас. Ужас от мысли, что ребенок не будет ее любить, что он почувствует, что не принадлежит ей, что подсознательно будет отгораживаться от Полины. Свои чувства у нее сомнений не вызывали — она уже сейчас обожала свою крошку (ей уже сказали, что это девочка). А вот что будет чувствовать ребенок и какую роль здесь могут сыграть чужие гены — она не могла предугадать. И еще — она знала, хотя и не хотела признаться себе в этом, что чувствует себя виноватой перед Зоей за то, что обманула ее. И ей казалось порой, что судьба непременно накажет ее за этот обман. И хотя это было совершенным безумием, но она ничего не могла поделать с этими наплывами страха. Иногда на нее накатывалась настоящая депрессия, с которой она не могла справиться неделями. Мысли о странном подарке и смерти Зои тоже тревожили ее, но, не найдя никакого объяснения, она гнала эти мысли прочь. Полина лежала целыми днями в кровати, читала книжку или просто смотрела те тупые фильмы, которые можно смотреть, не вникая в суть. Никита поначалу принимал это за временную блажь беременной женщины. Все знают, что они в этот период могут становиться просто невыносимыми в своих странностях и капризах. Погрустит и пройдет, думал он. Он даже предложил ей работу в офисе, но она отказалась, сославшись на хроническую усталость и бессилие.
— Из меня сейчас плохой работник получится, милый. Давай подождем, потом посмотрим, хорошо? Сейчас главное родить нормально.
Потом Никиту это хроническое уныние стало раздражать.
— Слушай, ты так хотела ребенка, все мозги мне просверлила этим, теперь ты беременна, все у тебя есть, ну, скажи мне на милость — чего ты еще хочешь? Сколько можно действовать на нервы себе и окружающим? Тебе радоваться надо, жизнью наслаждаться, а ты что творишь? Это ведь и на малой может сказаться, неужели ты не понимаешь? Неужели смерть прислуги может свести на нет всю твою жизнь? Это, знаешь ли, просто глупо. Идиотизм даже, ты уж не обижайся.
— Да причем тут… — Полина пожала плечами, словно ежась от холода. — Хотя, знаешь, есть в этом доля истины. Ведь мы виноваты перед ней, понимаешь? Я никогда не прощу себе того, что мы позволили похоронить ее в общей могиле. Это же чудовищно! И вообще — эта ее смерть и все вокруг этой истории чудовищно.
— Ой, слушай, брось эти святые страдания! — Никита откровенно злился. — Откуда я мог знать, что ее сбила машина? Я думал, девчонка сбежала с мужиком каким-нибудь и все дела. Не дави на меня этой фигней, хорошо? У меня своих проблем хватает. Только из-за тебя я выяснил о ее смерти, иначе ты, чего доброго, всю жизнь бы ее еще искала! Но теперь пора забыть об этом, слышишь? Хватит! Возьми себя в руки, в конце концов!
— Ты так говоришь, словно она не умерла, а уехала на курорт. За что? За что ты так ненавидишь ее? За что такое презрение к ней даже мертвой? — скривилась Поля, — она ведь ничего плохого тебе не сделала. Или я не все знаю? Все, что я знаю, так это что именно ты вел себя с ней так, словно она стенка, мебель, словно она из низшего мира, помнишь? Именно ты! И теперь продолжаешь! Даже после ее гибели!
— Да ты с ума сошла! Думай, что говоришь! — Никита задвигал желваками.
Но Полина не унималась. Ее словно прорвало. Она перешла на повышенный тон.
— А может, что-нибудь все-таки случилось в мое отсутствие, а? Может, она не случайно оказалась под колесами? Ты ничего не хочешь мне рассказать? Может, ты скрываешь что-то от меня? Почему ты не стал ее искать сразу после исчезновения? Почему не заподозрил ничего? Ты всегда недолюбливал ее, и вот теперь она мертва, мертва! — Полина кричала на Никиту, кричала сквозь истеричные рыдания, кричала так, словно вся горечь ее переживаний пробилась сквозь пелену долгого молчания. — А ведь она донор нашего ребенка!