Если до этого невидимая рука лишь слегка прижимала Дерена, мешая ему двигаться, то сейчас она вдруг стала стеной, что покачнулась и обрушилась всем пластом, придавливая человека, как пресс.
Дерен вскрикнул.
Невидимое давление проходило через каждую его клетку, сминая и сплющивая её. Забиваясь в лёгкие и не давая дышать.
Он сам не понял, как оказался на полу.
Глен встал на колени рядом с пилотом. Положил руку ему на голову.
— Ты подчинишься мне, — сказал он тихо. — Сделаешь так, как хочу я. И ты поймёшь себя через мою волю.
Дерен закрыл глаза — говорить он не мог, как и дышать.
— Я знаю, что хорошо обученный пилот может не дышать достаточно долго, — кивнул Глен. — Но ты устал. И сознание твоё меркнет. Ты должен подчиниться мне или умрёшь.
Дерен отвёл назад плечи, пытаясь набрать в лёгкие воздуха.
Он знал, что невозможность дышать и это жуткое давление — всего лишь иллюзия. Но она была слишком тяжёлой и липкой.
Бледное лицо встало перед закрытыми глазами. Дерен много раз видел смерть в бою, знал её в лицо.
Узнал и сейчас.
Иллюзия кинжала — так же опасна, как и кинжал. Обманутое сердце лопнет.
Нужно было или сдаваться, или умереть от самой иллюзии смерти. На полу учебной комнаты для детей. С учителем, сидящим рядом.
Какая нелепая смерть…
Судорога прошла по телу Дерена, и он перестал бороться.
И тут же невидимое давление ослабло.
Пилот закашлялся.
— Вот это и есть — твоё настоящее «хочу», — тихо сказал Глен. — Ты не так плох, как себе придумал, если сохранил хотя бы желание жить.
— Я должен был их спасти! — Грудь Дерена болела — воздух резал лёгкие.
— Значит, спасёшь, — кивнул Глен. — Но только если сумеешь отдать саму возможность спасения кому-то другому. Не дашь своей воле вить из тебя верёвки. Если их жизнь выше твоего хочу — шанс у тебя будет. Один.
— Я… — Дерен попытался сказать, но не смог.
У него сейчас просто не было своего «я».
Он лежал, как марионетка на полу перед Гленом. Если бы тот приказал, тело Дерена натянуло бы невидимые нити и встало.
Но ему пока не приказали встать, и пилот лежал, словно кукла.
— Я верну тебе твоё «я», — кивнул Глен, видя его усилия собрать себя. — Но ты возьмёшь его из моих рук. Один раз. Чтобы ты знал, как это бывает.
Он убрал ладонь с головы Дерена и встал. Протянул руку:
— Бери. Или оставайся здесь.
Дерен сжал зубы, пытаясь подняться самостоятельно, но не смог.
Он застонал и протянул руку.
Глен снял с запястья браслет-змейку и надел на руку Дерена.
— Когда ты научишься просить о помощи — ты сможешь его снять. Это мужской брачный браслет. Он символизирует духовное подчинение учителю.
Дерен кивнул. Он знал, что адепты многих культов заключают духовный брак между собой и богом. Дают обет высшего подчинения.
Но Союз Борге был духовным союзом людей. И воля Дерена была скована впервые в жизни.
Проводящий протянул Дерену руку, помогая подняться.
— Ты слишком много берёшь на себя, — повторил он терпеливо. — Не можешь просить других, сделать что-то вместо тебя. Пообещай мне, что ты научишься?
— Я… — выдохнул Дерен и ощутил, как в груди разливается тепло. Он снова был одним целым. — Я… научусь.
* * *
Рэм проспал до утра.
Никто его не будил. И когда он открыл глаза, солнце уже светило вовсю, заливая золотом пол спальни.
Рэм взглянул на браслет и увидел маячок Дерена. Тот мигал где-то совсем рядом.
Наверное, пилот его потерял!
Пацан подскочил, бросился на улицу и застыл в дверях.
Дерен сидел прямо на крыльце и играл с собакой.
Вернее, это собака играла с пилотом. Тот словно бы спал с открытыми глазами, а здоровенная, круглоухая, с чёрными и рыжими пятнами псина лизала ему руки, потом поставила лапы на грудь и взялась за лицо.
Брюхо у собаки как-то странно раздулось, и торчали здоровенные чёрные соски.
— У неё щеночки будут? — спросил Рэм.
— Будут, — очнулся Дерен и осторожно убрал собачьи лапы с груди.
— А как её зовут?
— Кьё. Это наша корабельная собака. Её капитану на Гране подарили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Корабельная?! — Рэм перешагнул невысокий порожек, присел на корточки и протянул собаке ладонь: — А меня будешь облизывать?
Кьё понюхала его руку и решила, что можно и облизать.
Рэм рассмеялся.
— И физиономию ей подставь, — посоветовал Дерен. — Но лучше умойся. Выспался?
— Ага, — Рэм наглаживал Кьё. — Какая бархатная у неё шкурка.
— Умывайся. — Дерен встал. — Эта девица может полдня лизаться, она это любит. Я хочу, чтобы ты поел и полетел со мной.
— А куда?
— Просто прогуляемся. Посмотрю, что ты умеешь.
Умываться пришлось у фонтанчика возле дома. Рэм просто не знал, где у эйнитов туалет.
А потом Дерен показал висящее на яблоне полотенце, и пацан понял, что с умыванием угадал.
Однако чистить зубы у фонтанчика было нечем. И не у кого спросить.
Амаль убежала куда-то. Наверное, на учёбу — община жила своей жизнью.
Туалет он после некоторых раздумий нашёл, очень хотелось. Но там были совершенно незнакомые баночки и коробочки. Потому Рэм расчесался пятернёй и решил, что этого хватит.
Завтрак ждал на столе. Очень простой: каша из местных злаков, яичница и варенье.
Варенье Рэму особенно понравилось. Пёстрое, сладко-терпкое, из разноцветных ягод — красных, зелёных, жёлтых.
Все ягоды были незнакомые. Особенно странный и ни на что не похожий вкус был у зелёных.
Рэм выловил несколько штук на блюдце, начал разглядывать.
— Это орехи, а не ягоды, — пояснил Дерен. — Неспелые только.
Он вошёл в дом, устав ждать на крыльце. По-свойски сел на подоконник.
— Откуда ты знаешь? — удивился Рэм.
— Мы часто бываем на Кьясне. У капитана здесь дочка.
— Но это же?..
Рэм хотел сказать, «чужая территория», но осёкся.
Храмовая община была какой угодно, но только не «чужой». Ему были здесь рады. Ни одного косого взгляда Рэм не заметил, а ведь они с Амаль вчера долго стояли у могилы и видели множество местных.
— Это же планета Содружества, — нашёлся он. — А у нас перемирие непостоянное: то воюем, то не воюем…
— Воюют правительства, — пожал плечами Дерен. — Эйниты вообще вне политики. Тут главное не попасться секторальному патрулю — местные к нам привыкли.
Рэм оторвался от варенья.
Вот и отец говорил так же: воюют правительства. А ещё он говорил: «И эта война когда-нибудь кончится…»
Дерен был уже не сердитый, а просто задумчивый, и пацан решился спросить:
— Вальтер, а как ты думаешь: на Мах-ми правы центристы или конфедераты?
Дерен ответил, хотя мог бы, наверное, поторопить:
— Основное занятие революционеров — убивать тех, кто с ними не согласен, — пояснил он. — Кто тут может быть прав? Кто больше убил?
— Я не знаю, — Рэм выловил и съел орех. — Но мы же воюем за Империю. Значит, правы центристы? Они ведь тоже за Империю топят.
— Мы воюем с мерзавцами и предателями, — покачал головой Дерен и уставился в пол. — Боремся со всякой дрянью. Иногда эта дрянь воюет на стороне Содружества, иногда на стороне Империи. Мы — спецон. Подразделение специального назначения. Нас для этого создавали.
— А почему тогда война тянется уже восемь лет? Ну, поймали бы всех предателей? На Мах-ми же поймали Римова?
Дерен отвлёкся от созерцания пола, удивлённо посмотрел на Рэма и… рассмеялся.
— Ну как же тебе объяснить… — Он опустил руку, чтобы погладить собаку, ткнувшуюся в него мордой. — Беда в том, что предать в определённых условиях способен почти любой человек. Нужно менять условия, а не затыкать дыры спецоном. Прекращать войну, наводить порядок на Юге галактики.
Кьё села и застучала хвостом.
Рэм отложил ложку, давая понять, что слушает.
— Ты ешь давай.
— А ты — рассказывай. Я хочу понять… Ну… Вот ты говоришь, почти каждый. Это значит, что и я… тоже предатель? Так, что ли?