На него это произвело странное впечатление. Тревис опустился на колени и посмотрел на нее как на привидение.
— Ты с ума сошел? Тревис, вставай! — Она подошла к нему и попыталась поднять.
— Я люблю тебя, Элис… я тебя люблю, — повторял он, как заведенный.
— Ты что… плачешь? — недоуменно воскликнула она. Тревис, воспользовавшись ее замешательством, заломил ей руки за спину, и они очутились на ковре. Губы Тревиса нашли ее губы и впились в них поцелуем.
Тревис не был груб, он целовал ее очень нежно. Элис, придя в себя, решила разыграть дурочку, чтобы понять наконец, к чему он клонит.
Он оторвался от нее, осознав, что она не оказывает сопротивления, и возликовал, не скрывая этого.
— Ты меня любишь! Признайся… ведь так? Моя Элис не могла предпочесть мне какого-то Рона…
Он смущенно замолчав, поняв, что сболтнул лишнее.
Элис приподнялась на локте.
— О чем это ты?
— Ну… он же сюда приходил… Ну и я подумал… он всегда мне завидовал…
— Вот как? — Она улыбнулась, глядя на его физиономию, раскрасневшуюся от смущения и самодовольства. — И почему же?
— Все девчонки всегда были моими, Рону мало что оставалось. Он и довольствовался объедками.
Она расхохоталась.
— Значит, Элис — эти объедки Тревиса Питерсона. Так ты решил? — Она встала на ноги и оправила юбку. — Поднимайся, Тревис, мы еще не договорили.
Тревис не узнавал ее. Он вдруг смутно начал понимать, что она играет с ним в поддавки, и ее спокойствие ничего не значит.
— Тревис, давай освежимся. Так жарко… — Пока он вставал на ноги, Элис взяла бутылку с родниковой водой. — Обычно я пью прямо из горлышка, но, поскольку ты здесь, достану стаканы.
Она налила воды себе и ему и протянула Тревису стакан. Его передернуло. От нее это не укрылось.
— Ну, Тревис, в чем дело…
Он взял стакан и молчал стоял, тупо разглядывая его.
— Дорогой… — Элис подмигнула. — Пусть это будет чаша примирения.
Она все еще не понимала, в чем дело, и была далека от догадки, руководствуясь только своей интуицией и его реакцией. Тревис остолбенел. Он не мог выдавить из себя ни слова.
Элис услышала какой-то шум в соседней комнате, но не обратила внимания, занятая Тревисом.
— Ты как-то странно ведешь себя сегодня. Я предлагаю тебе помириться, а ты…
Тревис решил сделать вид, что пьет, хотя это было нелегко, находясь от нее в двух шагах. Ему казалось, она видит его насквозь, эта новая Элис, и специально провоцирует. У нее даже голос стал другим… а глаза… Никогда еще Элис не казалась ему такой красивой, такой желанной… У него голова шла кругом от этого нового ощущения…
Да разве он раньше не видел, что в ней есть что-то такое, что завораживает, несмотря на наивность и неискушенность… Не может быть, чтобы все так закончилось… Она сказала о примирении… если бы это и вправду…
Элис подняла стакан к своим губам. Еще секунда и… Тревис зажмурился.
И в этот момент раздался дикий крик, и стакан Элис оказался на полу вместе со всем своим содержимым. Джери лежала на мокром ковре и как безумная повторяла: «Ты дотронулась до него?.. Ты хоть каплю пила?..» Элис опустилась рядом с ней на колени. Тревис услышал ее голос: «Нет, не пила… ни капли…»
Они обе плакали, говоря что-то бессмысленное. Тревис оглянулся: на пороге стояли Бренда и Рональд. Лицо Бренды сияло… он никогда не видел ее такой. Он уже перестал что-либо понимать… голова его закружилась… и последнее, что он помнил — голоса, послышавшиеся внизу.
Дженнифер вместе с горничной пытались успокоить Алекса, который только что выпил сердечное лекарство. Дженнифер хотела вызвать врача, но Алекс не разрешил. Они сидели на диване в гостиной. Алекс расстегнул пиджак и откинулся на спинку, Дженнифер и горничная примостилась по разные стороны от него и с тревогой смотрели, как меняется цвет его лица.
— Мерзавец… — через силу прошептал он. — А эта… Господи, что же со мной происходит… Дженнифер, где она?
— Кто, мистер Китон?
— Где моя девочка? Где?
— Элис в саду.
— Она там одна?
— Нет, с ней моя мама и Рональд. Дин повез Тревиса в больницу… у него что-то с нервами… ничего серьезного. — Дженнифер изо всех сил старалась его успокоить, предупреждая вопросы. — Мистер Китон, может, я все-таки…
— Нет, никакого врача! — отрезал Алекс уже своим обычным тоном и выпрямился. — Я хочу видеть Бренду.
— Бренда и Джери наверху… в комнате Бренды.
— Ясно. — Его лицо застыло, он махнул рукой. — Не могу больше ничего слушать… ничего… помолчите.
Алекс закрыл глаза.
Дженнифер и служанка заметили слезу на его щеке и сами чуть не заплакали. Видеть Алекса, всегда такого энергичного, в подобном состоянии было невыносимо.
Бренда спустилась вниз. Она казалась усталой, но в то же время будто обрела покой и уверенность в себе.
— Джен, Синтия, пожалуйста, оставьте нас одних, — попросила она.
Девушки послушно вышли из комнаты.
Алекс взглянул на нее. Выражение ее лица его поразило. Алекс взорвался, его понесло.
— И ты можешь смотреть мне в глаза как ни в чем не бывало, после всего, что случилось? После всего, что твоя доченька и этот мерзавец…
Бренда жестом остановила его.
— Алекс, если ты считаешь нужным вызвать полицию, мы готовы. Джери уже написала признание.
Она протянула ему листок бумаги.
— Что это…
— Почитай.
Алекс взял листок в руки и пробежал его глазами. Он молча смотрел то на начало, то в конец, не находя слов для той, что стояла рядом с ним.
— Я не знала, что было у нее на уме. Узнала только вчера… точнее сказать, начала догадываться. Тогда и решила посоветоваться с Роном.
— А не со мной?
— Нет… Ты никогда не дал бы мне такого совета, какой дал Рон. Та вода была не отравлена. Мы с ним прошли в комнату Джери, когда ее не было, и заменили лекарство на безобидный порошок. Служанка выманила Джери из комнаты, сказав, что ее просят к телефону. Этого времени нам хватило. Я знаю все тайники в комнате моей дочери… я хорошо ее изучила. Обнаружив лекарство, я сразу же поняла, что она задумала, и подменила его.
— Почему вы просто не приперли ее к стенке?
— Мы хотели посмотреть, способна ли Джери пойти до конца… Зная, что опасности нет, мы решили дать ей возможность одуматься. Когда она все-таки вошла в комнату Элис и сделала свое дело, у меня было такое чувство, что сердце вот-вот остановится…
Алекс заплакал, беспомощно сжимая в руках листок бумаги.
— Но она нашла в себе силы остановить Элис. Алекс, я уже готова была полностью сдаться, но моя девочка не позволила мне этого. Значит, она не безнадежна. И знаешь, что она мне сказала? Что она сделала это ради меня. Потому что поняла, что я не вынесу смерти Элис. Она признает, что никогда ее не любила, и в этом смысле ничего не изменилось. Джери не строит из себя раскаявшуюся грешницу. Она говорит только, что любит меня. И я ей верю.