и наша белоснежная красавица яхта, стоящая в трехстах метрах от берега.
Красота!
Да от этого потрясающего вида дух захватило даже у меня, видевшего эту картину уже не один десяток раз.
— Этот лайнер и есть ваша яхта? — потрясено спросил у меня профессор.
— Да, уважаемый Петр Вячеславович. Это яхта моей семьи и, если вам будет интересно, то я обязательно устрою вам экскурсию по «Венере», покажу вам, как мы там живем, и как она устроена.
Подошли ребята — помощники профессора, оба одновременно присвистнули и уставились в восхищении на «Венеру».
— А что вас привело в наши края? — спросил Боголюбов, присаживаясь на скамейку.
— Вот… — я обвел рукой масштабную стройку, — строим базу отдыха для сотрудников нашей организации. Решил проследить, как идет строительство, и заодно понырять в этих местах. Знаете ли, дайвинг — это моя давняя страсть. Меня ведь предупреждали, что тут будет очень интересно, но я даже и предположить не мог, что настолько. И теперь после этой моей находки меня очень интересует всё, что так или иначе связано с древностью этих…
— Понырять, вы говорите? — бесцеремонно перебил меня профессор. — Интересно стало? Ну-ну… И как? Что — нырнули и всё? И сразу два слитка минойской культуры? Да вы…
Профессор вскочил со скамейки, вперился в меня бешеным взглядом и простоял так с полминуты. Затем медленно выдохнул, смахнул пот со лба и снова плюхнулся на скамейку.
С минуту он о чём-то размышлял, затем кивнул и заговорил совершенно спокойным голосом:
— Вот этот слиток, — он достал из кармана футляр из-под очков, — такой же точно, один в один, мы нашли на острове Крит в 1971 году при раскопках Кносского дворца. И после этого всё… Понимаете? Всё! Мы там просеяли каждую песчинку, чуть дворец не разобрали по камешку, всё бесполезно! Я был в той экспедиции. Я помню всё, это они ничего не помнят, а у меня до сих пор всё стоит перед глазами, как будто было вчера. А тут! — чуть подрагивающими пальцами он открыл футляр и достал древний слиток, аккуратно завернутый в белую тряпицу. — А тут… видите ли, он нырнул и вытащил целых два. Да вы издеваетесь…
Профессор, прищурившись, посмотрел на меня.
— И вы серьезно думаете, что там корабль, потерпевший кораблекрушение? Вы это серьезно… Серьезно? — он нервно рассмеялся, сорвал очки и стал быстро протирать их платочком.
— Вот потому-то мне и стало интересно, — сказал я. — Поэтому я попросил своего друга найти толкового археолога…
— Толкового?! — взвизгнул профессор. — Да тут кругом одни бездари, чернокопатели и шарлатаны! Им лишь бы урвать, разорить и продать!
Петр Вячеславович снял шляпу, нервно вытер платочком пот с блестевшей на солнце залысины, затем протер этим платочком внутри шляпы и снова напялил ее на голову.
— Вам повезло, я самый толковый, — уже спокойно произнес он, пряча платок в карман.
Подбежал Серёга. Я посмотрел на часы — тридцать семь минут. Оперативно, я раньше и не замечал за ним такой прыти.
— Ну что, все в сборе? Тогда прошу за мной, — позвал я всех, направляясь в то место, где был более-менее нормальный спуск к катеру.
Огласки не нужно
— Я вам еще раз повторяю, профессор, всё это мне безумно интересно, и я предлагаю вам полное финансирование экспедиции, — в который уже раз, сидя за обеденным столом, я повторял эти слова упертому старику.
— А я не пойму, милейший, какой на самом деле ваш интерес во всём этом?
Профессор сидел напротив меня, упрямо поджав губы и вертя в руках второй слиток.
— Получите от государства свою премию по закону, — рассуждал он, — и дело с концом. Что вам еще надо? Раскопки — это, понимаете ли, не прогулка на яхте! Это нудная и кропотливая работа всего коллектива.
Я посмотрел на профессора.
Ну что с ним делать?
Уже битый час я пытался убедить его сотрудничать, но всё бесполезно. Фанатик! Он твердо решил растрезвонить во все средства массовой информации о находке и предать, так сказать, ей мировую огласку. Для него было важно, чтобы весь мир знал, что именно он — профессор Боголюбов, руководит экспедицией, и, что это он откопал затонувший корабль Минойской цивилизации, полный золотых слитков.
Я же пытался его убедить, что огласки не нужно, что я профинансирую всю экспедицию, любое оборудование и технику. А когда он найдет затонувший корабль, то, пожалуйста, предавай всё огласке себе на здоровье, и меня можно даже не упоминать.
Мне не хотелось прибегать к дару, тем более что после недавнего перенапряжения он был еще очень слаб — щуп только-только начал появляться. Мне хотелось попробовать решить всё самому, убедить, уговорить… Но всё было тщетно. Старик просто не хотел меня слушать. Твердил о великой славе, мировом признании, о каких-то коллегах, которые ничего не знали и не понимали. Деньги его не интересовали совсем, он был истинным ученым до мозга костей.
Я посмотрел на Сергея. А тому всё нипочем. Он даже нас не слышал сейчас. Наклонившись к ушку Маши, он что-то рассказывал ей смешное, отчего та тихо смеялась, прикрыв рот ладошкой.
Никита с Денисом еще раньше быстро перекусили и с моего разрешения побежали на гостевую палубу купаться в бассейне.
Вздохнув, я сказал профессору:
— Пойдемте, уважаемый Петр Вячеславович. Я покажу вам кое-что такое, что поможет мне вас переубедить.
— Да ну? И что же?
Профессор вытер губы салфеткой и встал из-за стола.
— Ладно, пойдемте, только я вам сразу скажу, я не занимаюсь самодеятельностью, я работаю официально! Понимаете это слово? Официально!
— Понимаю, конечно, понимаю, я сам не сторонник серых схем и вам не собираюсь предлагать ничего противозаконного. Вот пойдемте, сами сейчас всё и увидите.
— Да? Ну что же, заинтриговали.
Профессор положил салфетку на стол, засунул в карман слиток и обратился к Маше и Сергею:
— Мы скоро.
Но те не обратили на это ровным счетом никакого внимания.
— Прошу, — я открыл дверь, приглашая профессора на палубу.
С Боголюбовым вопрос решился просто. Небольшое внушение, и у меня появился преданный сподвижник.
Пришлось потом также «побеседовать» с Денисом, Никитой и напоследок с Машей. Она как раз отвечала в экспедиции за юридическую и финансовую часть, была очень неплохо подготовлена в этом направлении, и еще по совместительству Маша приходилась внучкой профессору, будучи и его личным секретарем.
По правде сказать, хоть такая беседа и стоила мне новых приступов дикой головной боли, но ничего другого в этой ситуации я лучше придумать не мог. Профессор уперся до такой степени, что собирался немедленно отправиться на берег и обратиться