больше преобразился. Теперь на всех без исключения площадках шла активная сборка коттеджей, и поселок понемногу начал принимать цивилизованный вид. Уже стали вырисовываться ровные улочки, которые четырьмя лучами расходились в разные стороны от центральной площади.
Стена, которую язык не поворачивался назвать забором, росла вокруг нашего хутора не по дням, а по часам. Если всё пойдет таким же темпом и дальше, то, наверное, Серёга всё-таки сможет уложиться в срок, хотя этому, если честно, я не особенно-то и верю.
Я еще раз окинул задумчивым взглядом стройплощадку. Чего-то в нашем Рыбачьем не хватало! Как-то куцо всё, голо… Ну, построим мы коттеджи, ну, облагородим территорию, а что делать с пространством до забора?
Пустырь?
Нет, тут нужна рука не архитектора, а специалиста совсем иного рода. И такой специалист у меня есть. Я быстро достал телефон и набрал один, хорошо знакомый мне московский номер.
На том конце провода ответили почти сразу.
— Анна Сергеевна? Доброе утро, и прошу простить меня за столь ранний звонок. Как у вас с загруженностью сейчас, много работы? Я понимаю, но могли бы вы пока не начинать тот проект? У меня к вам есть более интересное предложение. Да, мне лично это очень важно, и сроки поджимают, зима, как вы сами любите повторять, уже близко и ждать не будет! Нет, не в Москве. На юге нашей необъятной. Решайтесь, заодно подышите морским воздухом, позагораете, покупаетесь на море и поможете мне решить одну очень непростую задачу. Да, вокруг моего нового элитного поселка. Да, именно так! Нет, не думайте ни о чём, берите билет на ближайший рейс в Краснодар или Анапу, и там вас встретят. Спасибо, жду вашего звонка.
С облегчением выдохнув, я отключил телефон и положил в карман.
Еще одной проблемой станет меньше. Анна Сергеевна — большой спец по облагораживанию территорий, и она сейчас в Москве прямо нарасхват. Эта энергичная и прекрасно знающая свое дело женщина определенно сделает из неприглядного пустыря красивую конфетку.
Настроение понемногу начало улучшаться и, насвистывая веселую мелодию, я пошел дальше. Возле котлована, где строилось специальное хранилище, я застал одиноко стоявшего Матвеича. Заложив руки за спину и крепко зажав зубами папиросу, он напряженно о чём-то думал, сталкивая носком ботинка мелкие камешки вниз.
Мне стало интересно, и я подошел ближе.
— Доброе утро, Степан Матвеевич. Что смотрим, о чём думаем?
От неожиданности тот вздрогнул, выронил папиросу и испуганно посмотрел на меня.
— Николай Иванович! Ну, зачем же так пугать-то? Я же старый и к тому же очень больной человек, и у меня, между прочим, больное сердце. Ну, вы же знаете.
Матвеич приложил руку к груди и театрально простонал.
— Как объект? Как продвигается работа? Успеваем в срок? — я не стал развивать его любимую тему про больное сердце и коньяк.
— А то! Нормальные люди в такую рань еще спят, а я вот… Спать не могу, работаю…
Он поднял с земли недокуренную папиросу и щелчком закинул ее далеко в котлован.
— Само хранилище, конечно, успеем, а вот… сверху здание поставить, да со всеми приблудами, да как полагается, наверное, нет, не успеем! Прораб еще этот ваш…
Степан Матвеевич потер грудь, вздохнул и рубанул ладонью воздух.
— Если, конечно, всё делать по уму, то еще недельки три добавить надо бы! Тут бетонных работ на поверхности еще невпроворот. Нет, не успеем… И этому вашему Сергею, так и хочется его имя на две части разделить, скажите, чтобы под ногами у меня не путался!
Я кивнул и улыбнулся.
— У него своя задача, у тебя своя, Матвеич. Так что уживайтесь как-то и не бузите, — я серьезно посмотрел ему в глаза. — Делай как надо, Степан Матвеевич. Сроки, конечно, поджимают, но не во вред же качеству. Правильно?
— Правильно, Николай Иванович! Правильно! Вот если здоровье не подкачает, то через пару недель уже будет на что посмотреть. Глаз, так сказать, порадовать!
Он посмотрел на меня страдальческим взглядом.
— Матвеич, предупреждаю сразу, если учую какой запах, то премии лишу вмиг, не сомневайся даже!
— Эх, нет у вас сердца, Николай Иванович! А вот у меня оно есть, и оно больное, кстати. Вот мне как-то один очень уважаемый профессор…
Не дослушав уже порядком надоевший рассказ о гениальном профессоре и его методе лечения, я раскланялся с Матвеичем и отправился в сторону дома бабы Фроси.
Старушка, как всегда, стояла, опершись на калитку. Заметив меня еще издалека, она расплылась довольной улыбкой.
— О, паря пожаловал. Что это ты ни свет ни заря вскочил-то? Заходи ко мне в хату, чаем напою, пирожки с капустой поспели уже, ты заходи-заходи, не стой на пороге.
Зайдя во двор, я посмотрел на лицо бабы Фроси. Белки глаз были уже не такие мутные, синева вокруг губ не так сильно бросалась в глаза, как раньше, и дышала она вроде бы без явных хрипов. Действует отцовское лекарство?
— Доброе утро, баба Фрося. Гостей надо встретить, вот и появился тут спозаранку. Принимаете лекарство, как я вижу? Ну и как?
— Два раза уже, вчера на закат и сегодня на рассвет, всё, как твой батюшка наказывал, исполняю в точности. И ты знаешь, паря, легче мне. Ей-богу легче, не вру!
Старушка перекрестилась и снова улыбнулась.
— Сегодня хоть поспала немного. За сколько лет первый раз сон мне приснился, а то из-за кашля этого проклятого совсем невмоготу-то спать было, какой там сон! — она махнула рукой и перекрестилась еще раз. — Дай Бог твоему батюшке здоровья. Только вот не пойму, как звать-то его? За кого молиться-то? Вроде сам Иваном представился, а мне на ум всё Анатолий приходит. Так, как звать-то его? Как родители назвали? Или как он сам себя?
— Зовите Иваном, не ошибетесь.
Бабулька посмотрела хитро и улыбнулась.
— Ну ладно, Иваном так Иваном, мне без разницы, — покладисто согласилась она. — А чего это вчерась басурмане целой оравой налетели? Им тут что надо-то было? Шуму от них больше, чем от той стройки.
— Рыбачий наш понравился. Хотели купить, а мы не продали, вот они покрутились и уехали.
— Не вернутся? А то вроде как пальба вчера была.
— Нет.
— Ну и славно. Не люблю я их, хитрые и шумные больно, — баба Фрося показала пальцем на дорогу. — Вон гости твои прут, иди, встречай. А я пойду, чайник поставлю, с дороги-то чаек с пирожками самое то будет.
Я оглянулся. По дороге от лесочка пылил Серёгин «крузак», а за ним не отставал ярко желтый УАЗ-452, или, как его еще в народе называли — «буханка».
Когда