- Будет еще лучше, обещаю, - смеется мне в губы Одаевский.
- А ты не слишком самоуверен?
- Для тебя, принцесса, буду, каким захочешь, - самоуверенно заявляет мужчина, резко переставая смеяться. – Скажи мне, чего ты хочешь?
Колени еще дрожат, а дыхание почти восстановилось. Сейчас мне очень трудно мыслить, особенно, если здраво.
- Я хотела только помыться, - выдыхаю.
Именно так и было. А он пришел, и все пошло не по плану.
Мужчина ничего не говорит, он берет гель, выдавливает себе в ладонь. Проводит руками по моему телу, растирает спину. Закрыв глаза, я полностью ему доверяюсь. Тем более, это очень приятно. Грани смылись, это все слишком интимно и непривычно. Как и то, что Одаевский может вести себя так ласково, с усердием школьника намыливая мне плечи.
Мужчина первым выходит из душа, и ловит меня в огромное полотенце. Не давая мне опомниться, вытирает мое тело, подсушивает полотенцем волосы. Как с маленькой девочкой, носится со мной. Или, как с принцессой?
Тьфу! Ну, точно, прилипло прозвище!
- Перебирайся в мою спальню, - говорит Одаевский, - хочу тебя каждую ночь, теплую и вкусную.
- Мне и здесь хорошо, - морщу нос.
- Упрямая, - заключает мужчина.
Он заворачивает меня в большой банный халат, подхватывает на руки и несет на кровать. Укладывает в постель, накрывает одеялом.
- Спи, принцесса, - слышу, закрывая послушно глаза.
Это была долгая ночь, и не менее, долгое утро. Поэтому я тут же проваливаюсь в сон. А, проснувшись, сразу чувствую, что мужчины рядом нет. И даже в доме его нет. Это понятно по ощущению пустоты, которое наваливается со всех сторон. Я и раньше чувствовала его присутствие. Но до этой ночи ощущение это не было таким острым.
Глава 30
Одаевский вернулся поздно ночью, когда я уже спала. Матрац рядом со мной прогнулся под тяжестью его тела, а потом это самое тело прижалось к моей спине. Если не знать, что мы враги, и вместе только временно, то можно подумать, что мы счастливы вдвоем.
Но это не так. Не может быть так.
Это все временное помешательство, и однажды я найду способ вернуть себе то, что и так, по праву, принадлежит мне.
К слову, эта мысль, как въедливая заноза, не выходит из головы. Слишком много вопросов, которые так и остаются без ответа.
Кто убил отца? Ну, не верю я в сердечный приступ, не верю! Отец никогда не жаловался на сердце. Насколько я знаю, у него вообще не было проблем со здоровьем. Быть может, это Одаевский? Он хотел получить холдинг, и он его получил.
От этой мысли тело напряглось, а рука, лежащая сейчас на талии, показалась мне горячей раскаленного железа. Я заерзала, пытаясь освободиться из захвата, но была тут же возвращена на место той самой властной рукой.
- Уже поздно сбегать от меня, принцесса, - шепчет мужчина мне в волосы.
Его нос зарылся в локоны и шумно втянул воздух, будто, пытаясь вобрать в себя весь мой запах. И, несмотря на все мои догадки, тело отозвалось мурашками удовольствия, которые разлетелись по телу, как маленькие бабочки.
Это несправедливо! Он отобрал у меня все, а я плавлюсь в его руках, как горячий воск!
- Что уже не так?! – шепчет Одаевский мне в ухо.
Он всегда чувствует мое настроение, легко считывает мысли. И теперь, конечно, сразу понял, что со мной что-то не так.
- Мне жарко, а ты горячий. Отодвинься, - вот и все, что я смогла придумать по-быстрому.
Дергаюсь из его объятий, вырываясь. То ли удивленный моей наглостью, то ли обидевшись на мой тон, но Одаевский сразу же дал мне свободу. Только вот, вопреки ожиданию, радости от этого я не чувствую. Даже наоборот, сразу стало как-то грустно и, вот же черт!, прохладно.
И что же теперь делать? Двигать к нему, чтобы согреться? Вот же идиотка!
Одаевский решает дилемму вместо меня и в своей специфической манере. Резко развернув меня к себе, он нависает сверху и впивается в губы поцелуем. Целует жадно, глубоко вторгаясь языком в рот и не оставляя шанса к отступлению. Отзываюсь на ласку, как его послушная игрушка, тянусь к нему и стону в губы. Мужчина целует по-особенному жарко, каждый раз, как в последний. Словно, желает подчинить меня, всецело завоевать, покорить. И у него это отлично получается. Потому, что в такие моменты я почти готова следовать за ним куда угодно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Поцелуй прерывается так же резко, как и начался.
- Рассказывай! – требует Одаевский, оторвавшись от моих губ под мой возмущенный стон.
- Что?
- Что ты там себе уже надумала?
Конечно, он все понял. И, конечно, не пропустит возможности поиздеваться, если я скажу ему, что считаю его убийцей. Он станет все отрицать? Или, наоборот, сознается и заявит, что я его, не смотря, ни на что?
- Молчишь? – шипит Одаевский мне в губы. – Доиграешься, принцесса.
И что это значит? Он и меня убьет? Ну да, получил свое, можно отправлять на тот свет. Так, что ли?
Меня немного трясет. Сначала по телу разлилось возбуждение, которое затем резко сменилось страхом. Я не понимаю, чего ждать. Мужчина намного сильнее меня, рядом нет никого, кто бы мог меня защитить. Да чего там?! Даже гвоздя приличного рядом нет!
Что он станет делать? Ударит меня?
Одаевский склоняется надо мной, целует шею, ключицы, спускается к груди. Меня все еще трясет, но я уже не понимаю, от чего. Тело вмиг реагирует на этого мужчину, как хорошо настроенный инструмент. Возбуждение снова заструилось по венам, заставляя меня извиваться в умелых руках.
Мужчина подхватывает ткань ночнушки, тянет вверх тонкий шелк. Сейчас, когда кожа стала слишком чувствительной, малейшее касание отзывается пожаром в низу живота. Я тону, захлебываясь собственными ощущениями. Жар, захвативший все тело, испепеляет и накаляет атмосферу вокруг нас.
Если бы только я могла противиться этим ощущениям… Если бы смогла сохранить равнодушие…
Но я не могу.
Мне хочется, невыносимо и жадно, взять от мужчины все, что он может дать. Не знаю, как вели себя женщины, которые побывали в его постели до меня. Наверное, умели что-то такое, за что он их и выбирал. Только мне это не нужно. Я совсем не стараюсь ему нравиться. Вместо этого, эгоистично присваиваю себе каждое прикосновение, не давая ничего взамен.
Все вопросы, кружившие в голове, разом вылетают из черепной коробки, когда мужчина подбирается к самому чувствительному местечку и проводит по клитору языком. Вскрикиваю, выгибаясь в спине и снова подаваясь вперед, выпрашивая ласку. И он дает мне ее. Ласкает языком, доводя до исступления и приближая оргазм. И где-то на грани реальности и экстаза все прекращает. Живот сводит тугим узлом, меня вот-вот разорвет от возбуждения. И именно этот момент он выбирает, чтобы спросить:
- Говори, что ты себе уже надумала?
Рычу в подушку, инстинктивно сжимая ноги, пытаясь так загасить пожар внутри. Только вот, это нифига не помогает.
- Ничего! – выкрикиваю ему в лицо.
Одаевский хмурится. Или мне это кажется? Как я могу это знать, если в комнате темно?
Все это становится не важно, когда он снова начинает ласкать меня языком. Тело покалывает от напряжения, стоны становятся все громче, а тугой узел в животе невыносимо тяжелым.
- Говори, принцесса, - снова прерывается он в самый неподходящий момент. Убить бы гада! – Я могу развлекаться так всю ночь, не советую упорствовать.
- Да пошел ты! – ору на него осипшим голосом.
Одаевский снова принимается меня пытать, в этот раз с еще большим упорством. И это больно, меня почти разрывает на части. Тело покрылось испариной, волосы прилипли к вискам, а в горле дерет от жажды. Меня трясет и подкидывает от нереализованного возбуждения, которое снова нарастает, как снежный ком. И единственное, чего мне сейчас хочется, - это прекратить пытку любой ценой.
- Это ты убил моего отца! Ненавижу тебя за это! – шепчу едва слышно. Голос осип настолько, что я почти не могу говорить.
Одаевский надавливает на какую-то точку, и меня в то же мгновение накрывает мощным оргазмом. Тело трясет, а сознание улетает куда-то вдаль. Кажется, я поднялась высоко-высоко, откуда звезды можно потрогать рукой. А потом резко приземлилась, когда мужской голос напомнил мне, кто я и где нахожусь.