Читать интересную книгу История человечества. Запад - В. Булавина

Столь же противоречивым было и отношение к живописной манере испанского мастера. Еще в начале XX в. Александр Бенуа писал: «В красках Гойи все как-то слизано, смазано, иногда до приторности. Ясных контрастов, смелых ударов, глубокой светотени нет. Еще хуже обстоит дело с пластической стороной его картин». Вместе с тем он подчеркивал, что «Гойя тип темпераментного художника», в котором «поистине столько непосредственности и искренности, сколько не найти во всем предшествующем и последующем искусстве». А не менее знаменитый соотечественник живописца, философ и гуманист Ортега-и-Гасет утверждал, что Гойя «создал великие законы каллиграфии» и его «плоскостная живопись, изображавшая свет в качестве единственного исходного материала… выводит напрямую к импрессионизму». Очарование искусства Гойи он видел «в недостатке профессионализма», в том, что его «деформированный» болезнью гений благодаря своей неуклюжести «совершает головокружительные сальто в искусстве живописи».

Не менее головокружительными событиями была полна и жизнь художника, в которой действительные факты походили на легенду, а вымышленные, напротив, казались самыми достоверными. Иначе и быть не могло, ибо темперамент этого страстного испанца проявлялся во всем: в уличных драках и поединках, из-за которых на его теле трудно было найти место без шрамов, в бесчисленных любовных похождениях, в неистовстве арагонской хоты и зажигательной игре на гитаре, в бесстрашном искусстве корриды. Он прожил долгую и бурную жизнь, уже в первой ее половине изведав всю полноту почестей и славы, благополучия и счастья. Вторая же превратила его в несчастного одиночку, отгороженного от мира непроницаемой стеной глухоты, единственным спасением от которой оставалась только живопись.

Будущий художник родился 30 марта 1746 г. в арагонском местечке Фуэндетодос близ Сарагосы. Отец его, Хосе Гойя, в прошлом крестьянин, был позолотчиком алтарей, а мать, Грасиа Лусиентес, происходила из обедневшей дворянской семьи. Отцовское ремесло почти не приносило дохода, и в поисках заработка родители Франсиско в 1760 г. перебрались в Сарагосу. Здесь мальчик, которого они прочили в ремесленники, был отдан в школу монаха Хоакина. Напутствуя сына, донья Лусиентес говорила: «Не забывай, Франчо, что тот, кто родился луком, останется луком до конца жизни». Но материнские слова, к счастью, не оправдались. Рано обнаружившиеся художественные наклонности Франсиско круто изменили его судьбу. О том, как это произошло, существуют две полулегендарные версии. По одной из них, к обучению живописи 15 – летнего подростка подтолкнул какой-то монах, увидевший сделанный им углем на стене дома рисунок свиньи. По другой – Франсиско стал учиться у известного сарагосского живописца Лусано Мартинеса на средства покровительствовавшего молодому таланту графа де Фуэнтена. Так или иначе, но через несколько лет эти занятия были прерваны самым драматическим образом. Отличавшийся не только темпераментом, но и атлетической силой, юноша часто участвовал в драках между прихожанами различных церквей. Одна из них закончилась трагически: несколько человек было убито, а сам Франсиско ранен. Опасаясь преследования инквизиции, он был вынужден бежать из Сарагосы.

В 1766 г. двадцатилетний Гойя попадает в Мадрид. Здесь он знакомится с работами художников, занятых при дворе, в том числе Франсиско Байеу (Байе), сестра которого впоследствии станет его женой. Благодаря изучению картин современных и старых испанских мастеров молодой художник совершенствует свой вкус и технику. Дважды он даже участвует в конкурсах Академии Сан Фернандо, но терпит поражение. Между тем привычный образ жизни молодого повесы снова приводит к кровопролитию. Следствием его стало очередное бегство Гойи – на сей раз с куадрильей (труппой) тореадора Хосе Дельгадо, отправлявшейся в один из портовых городов. Оттуда он добрался до Рима.

Знакомство с произведениями великих итальянских мастеров обогатило художественный кругозор Гойи. В Италии он особенно ясно осознал свое призвание и необходимость совершенствования мастерства. Однако и здесь темпераментный испанец не избежал любовных похождений и авантюрных приключений. По словам А. Бенуа, «желая сохранить память о своей отваге, он, рискуя сломать себе шею, пролез к самому скату купола Св. Петра и там выгравировал свое имя. По-прежнему невоздержанный в своих страстях, он пробрался ночью в монастырь, чтобы похитить из него любимую девушку, и за эту неудавшуюся авантюру чуть не поплатился головой, если бы не заступничество испанского посланника, выхлопотавшего Гойе «разрешение бежать» из папских владений».

По пути на родину Гойя остановился в Парме. Здесь он принял участие в проводимом в 1771 г. конкурсе Пармской академии на тему «Ганнибал устремляет взгляд на Италию с высоты Альпийских гор». Написанная им за три дня картина получила вторую премию. Это первое дошедшее до нашего времени произведение художника (его более ранние работы на исторические темы не сохранились).

Вернувшись в Сарагосу, Гойя в течение трех лет работает над росписями сводов церкви Вирхен дель Пилар, создает цикл фресок для Картезианского монастыря в Аула Деи (1772–1774 гг.). В этих работах обнаруживалось сильное влияние нарядного, декоративного стиля Тьеполо. Собственная, индивидуальная манера художника начала проявляться лишь в произведениях, созданных им в Мадриде, куда он переехал в 1775 г., уже будучи женатым на Хосефе Байеу. Брак этот, хотя и продлившийся около сорока лет, не был особенно счастливым из-за непрекращавшихся любовных похождений Франсиско и тяжелого характера жены. Не способствовало их взаимопониманию и различие взглядов на искусство. Многочисленное потомство супругов (по разным версиям, у них было от двенадцати до 22 детей) в большинстве своем умерло в младенчестве. Из пяти оставшихся в живых только сын, Франсиско Хавьер Педро, стал, как и отец, художником. Однако в стремительном развитии карьеры молодого Гойи брак этот сыграл заметную роль. Родство с Франсиско и Рамоном Байеу, известными придворными художниками, позволило ему войти в высшие круги мадридского общества и получить выгодные заказы.

Первыми работами, в которых живописец в полную силу заявил о своем таланте, стали картины для королевской шпалерной мануфактуры. Заказы на них он получил при содействии Франсиско Байеу и Антона Рафаэля Менгса, известного немецкого художника, весьма почитаемого испанским двором. В течение 1776–1792 гг. Гойей было создано более 60 монументально-декоративных панно для тканых ковров, изображавших различные сцены из жизни испанского общества: народные гулянья, ярмарки, игры, бой быков, охотничьи сюжеты, жанровые и лирические композиции («Зонтик», «Прогулка в Андалусии», «Маха и ее поклонники», «Ярмарка в Мадриде», «Горшечный рынок», «Молодые бычки», «Прачки» и др.). Все они окрашены национальным своеобразием, пронизаны солнцем, привлекают живописной свободой и полнозвучными красками. В них проявилось свойственное Гойе в эти годы чувство «играющей жизни» – изменчивой, прихотливой и пока еще безоблачной.

В 1780 г. художник под руководством Ф. Байеу приступил к работе над второй серией фресок для сарагосской церкви Нуэстра Сеньора дель Пилар. Но смелость их композиционного решения вызвала возмущение как со стороны шурина, так и со стороны церковного совета. Под их нажимом Гойя вынужден был переписать отдельные фрагменты своих произведений. Он очень страдал из-за этого, чувствуя себя униженным, низведенным до уровня наемного ремесленника. «Честь художника очень тонкого свойства, – писал Гойя по поводу конфликта в церковный совет. – Он должен изо всех сил стараться сохранить ее чистой, так как от репутации его зависит все его существование…»

Однако репутация живописца после этого случая не только не пострадала, а напротив, упрочилась. В том же 1780 г. после написания картины «Распятие» он был избран членом Академии Сан Фернандо, а в 1785 г. стал вице-директором ее живописного отделения. Картина «Проповедь Св. Бернардина», написанная Гойей для собора Сан Франциско, получила высокую оценку короля, и вскоре ему было пожаловано звание придворного живописца. С этого времени жизнь художника потекла в довольстве и почете. «Я устроил себе дей ствительно налаженную жизнь, – писал в 1786 г. Гойя своему другу Мартину Сапатеру. – Я никому не прислуживаюсь. Кто имеет до меня надобность, должен меня искать, и в случае, когда меня находит, я еще заставляю немного просить себя… И вот, чем я стараюсь сделать себя недоступным, тем более меня преследуют. Это привело к тому, что я так завален заказами, что не знаю, как всем угодить».

Теперь художник основное внимание уделяет портретной живописи и вскоре становится модным портретистом. Он выполняет многочисленные заказные портреты королевских особ и представителей аристократии. В некоторых из них еще царит дух чинной важности, характерной для парадной портретной живописи начала XVIII в. («Портрет графа Флоридабланка», 1783 г.). Однако в большинстве работ (особенно в женских портретах) художнику удалось создать более проникновенные образы, передать черты милой, но в то же время хрупкой и воспринимаемой слегка иронически кукольности (портреты герцога и герцогини Осуна, 1785 г.; короля Карла III в охотничьем костюме, 1786 г.; маркизы Понтехос, 1787 г.; маркизы Соланы, 1791–1792 гг., и др.). Но несмотря на внешнюю нарядность, в них уже нет того радостного, безмятежного восприятия мира, которое ощущалось в предыдущих работах художника, жизнерадостность проявляется только в произведениях станковой живописи («Майский праздник в долине Сан Исидоро», 1788 г.), но и они все больше начинают походить на театральные сценки.