мне только Урах и (на мою улыбку Серэнити погрозила мне пальцем) … Шаттибраль, моя булава никогда не останется без работы. Пока она не проржавеет, или я не умру – враги Всеотца будут бежать от нее без оглядки.
– Серэнити, но твоя булава из нержавеющий стали. Ну и после того, как ты под наговор Джеда Хартблада соприкоснешься с Короной Света, ты можешь стать бессмертной. Ты это учла?
– Тогда кровь не перестанет литься, пока все не покаются и не обретут в себе Ураха, – хмыкнула Серэнити.
– То есть – никогда?
– Шаттибраль!
– Извините, понесло не туда! – хихикнул я.
– Куда ты сейчас, «бродяга из доков»? Право, тебе нужна новая одежда! Идем со мной?
– Нет, нет! Только не в Орден Инквизиции! – рассмеялся я. – Я хотел зайти в Грэкхелькхом… Проститься с поместьем от имени Настурции…
– Ясно. Я распоряжусь доставить тебе кое–какие вещи туда.
– Спасибо. Тогда до завтра?
– Да. В десять на площади Союза. Пока.
Серэнити допила свой чай с лимоном, встала и пошла в сторону Храма Света. Неспешно опускался теплый летний вечер. В заходящих лучах солнца каскад белых волос Великого инквизитора показался мне золотым. «Ты – это почти все, что у меня еще есть», – подумал я. Друзья… как мало вас осталось… А сколько я потерял? Пальцев не хватит…
Расплатившись с официантом за наш ужин – Великий инквизитор сунула мне мешочек с золотом, зная, что у меня в карманах абсолютная пустота, я покинул улицу Скрипачей и, наслаждаясь старым городом – его тенями на стенах зданий, арками, повитыми плющом, архаичными балкончиками, флюгерами, двускатными крышами и прилавками, заюлил по проулкам. Один из них вывел меня на аллею Зоркая Птица – по ней я дошел до Грэкхелькхома. Толкнув витую калитку, я очутился во фруктовом саду. Тропинкой среди миниатюрных кустарников я добрался до массивной двери. Отворила служанка.
– Прошу простить меня, господин, но хозяйки сейчас нет дома.
– Меня зовут Калеб Шаттибраль… – начал я и потом запнулся.
– Как и прежде – для меня это большая честь, – тупя взор, ответила служанка.
– Настурция Грэкхольм… больше не вернется…
– Как?! Почему?
– Она погибла.
– Я… я…
Служанка растерялась, а потом спрятала лицо в ладони. Ее стали сотрясать беззвучные рыдания.
– От имени Настурции Грэкхольм я бы попросил тебя не покидать Грэкхелькхома. Может так статься, что сюда явится Эмилия, тоже Грэкхольм.
– Я знаю, госпожу Эмилию… Хорошо. Спасибо, – утирая глаза подолом, промолвила служанка.
– Ты впустишь меня? Я бы хотел переночевать в Грэкхелькхоме.
– Конечно, господин Калеб, – тут же отозвалась служанка, открывая дверь шире и пропуская меня. – Я – Люси… Я приготовлю вам жаркое… или вы хотите что–то еще?
Я вздохнул.
– Я бы принял ванну и выпил бокал вина.
– Ванная комната по коридору налево…
Отстегнув Альдбриг и облокотив Лик Эбенового Ужаса на стойку с тростями, я отправился в ванную комнату. Ванна Грэкхелькхов представляла собой громадное мраморное лоно, заставленное по бортам различными лосьонами, душистыми мыльными жидкостями и притирками. Я отвинтил кран и вскоре забрался в горячую воду. Я не мылся и не чистил зубы… Мне надо произносить вслух такие временные интервалы? Стыдно, конечно, но вроде как в Великом Лесу бани не на каждом углу натыканы. В том, что от меня несет, как от помойки, моей вины нет. Но сейчас все исправлю. Я взбил пену и разлегся откисать. По ощущениям пять из пяти! Потом в комнату постучалась Люси. Через дверь ванной она сообщила, что монах Братства Света принес для Шаттибраля сверток. Просунув руку, Люси положила сверток на стул у двери. Приняв омовения, я развязал узел на внушительной посылке – сапоги, рубашка, штаны, мантия, носки… Спасибосики, Серэнити! Переодевшись в обновки, я пошел искать дверь со странной замочной скважиной. Она нашлась в восточном крыле особняка. Я вынул из сумки дельфина и вставил его в лунку. Щелк! Комнатка оказалась совсем крошечной – одно кресло, столик с бокалом и тремя бутылками марочного винограда… Я сел в кресло и откупорил пробку…
Иногда я плачу из–за физической боли, но чаще из–за душевной. Сейчас из моих глаз текли потоки слез. Теперь мне все стало ясно и понятно. Дурак! Дурак! Я осознал, почему и из–за чего Настурция не желала со мной общаться так долго, так оглушительно долго. Я смотрел на скульптуру человека, в полный рост стоявшую по центру помещения и бил себя кулаком по колену. У ног скульптуры лежали увядшие цветы. Скульптурой был я… Настурция любила меня и страдала от этого… Но почему она не рассказала мне о своих чувствах? Что ей мешало? Застенчивость? Робость? Сомнения, отвечу ли я ей взаимностью? Что? Опять загадки… Настурция! Я не знаю могли ли бы мы быть вместе, но… О, Вселенная… почему же так? Нет, скульптура не была фетишем – я сразу ощутил это. Колдунья не поклонялась ей и не боготворила ее. Изваяние всего лишь напоминало Настурции обо мне. О потерянном друге, о неизведанной и недоступной любви… Настурция Грэкхольм, я жалею, что не смог узнать тебя лучше… Проникнуться тобой. Это моя неизгладимая ошибка… Моя вина… Что толку вновь говорить о твоих достоинствах и сопоставлять их с моим характером и натурой. Мы – разные, но разве огонь и лед – не притягиваются друг к другу? Какая бы из нас вышла пара? Счастливая? Или наоборот несчастная, подверженная взрывам эмоций, ревности и недосказанности? Настурция, это неведомо нам… Ты умерла, и сегодня, частично, умер и я… Люблю тебя… Но как, кого? У меня нет ответа на этот вопрос… Просто люблю…
Ныне тридцатое число месяца Солнцецвета, праздник Света в Соединенном Королевстве и по совместительству мой день рождения… Твое откровение, Настурция, твой подарок мне – навсегда останется со мной.
Я занял апартаменты под крышей Грэкхелькхома и в них же и проснулся. Лето, лето, летушко! Оно ни с чем не сравнится. Птичий гомон, бабочки, венки из цветов, компот из персиков, клубника, мороженое… Это все не про меня. Мне, как и прежде, достается меч и магия, опасность и невзгоды… Часы на притолоке прощебетали восемь раз – отлично, есть время позавтракать! Я оделся, умылся и спустился в холл. Там меня уже ждал нехитрый стол – вареные яйца, бекон, хлеб, сливки, творог и сыр. Заплаканная Люси подала горячий кофейник. Мне нечем было ее утешить…
Заправившись, я поблагодарил служанку и пошел на площадь Союза. Там уже собрались рыцари–плютеранцы, Халесара Ханц и Энейгрид. Констанция Демей, Серэнити, Зенобий и Тень явились последними. Мне подвели снаряженного мерина Каштана. Я оседлал его, и все мы, числом в полторы тысячи копий, под реющими флагами Соединенного Королевства, двинулись к Одичалому. Ильварет провожал нас молча. Все понимали – смех и крики тут неуместны – ведь многие не вернутся