Читать интересную книгу Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

вернулся, и с ним история стала развиваться еще живее. Интересно было узнать, как нравится ему жизнь сельского сквайра и как складывается его брак с леди Барбарой, которую он уважал и которую любил, насколько вообще мог любить в силу своей непростой натуры. И разумеется, он должен был получить новое назначение. Появление Хорнблауэра определило время действия: 1812 год. Для того чтобы он мог эффективнее использовать свои бомбардирские кечи, требовалась прибрежная операция. Конечно, он мог бы обстреливать Балтимор, но именно события злополучной англо-американской войны 1812–1815 годов Форестер-пропагандист всячески пытался сгладить в рассказе «Хорнблауэр и его величество» (1940) и романе «Капитан из Коннектикута» (1941). Иное дело Россия, будущий СССР, союзник Британии по антигитлеровской коалиции. В 1812-м, как и во Вторую мировую, Россия и Англия вместе сражались против общего врага, и Хорнблауэр отправился в Балтику помогать союзникам.

На протяжении Наполеоновских войн Россия несколько раз переходила с одной стороны на другую. Она была членом второй антифранцузской коалиции в 1799-м, но в том же году вышла из войны. В 1800-м Россия, Дания, Пруссия и Швеция объединились во Второй вооруженный нейтралитет, целью которого была защита своих торговых судов от британского флота. Весной 1801 года, после неожиданного нападения Нельсона на Копенгаген и уничтожения датского флота, Дания вынуждена была выйти из нейтралитета и заключить перемирие с Британией, а убийство Павла I остановило наметившееся было сближение России с Францией (высказывалось даже мнение, что заговорщиков субсидировали англичане). В 1804–1807 годах Россия участвовала в третьей антифранцузской коалиции, а в 1807 году по условиям Тильзитского мира стала союзницей Французской империи в борьбе против Великобритании и ее союзников, в том числе Швеции. Россия обязалась добиться присоединения Швеции к континентальной блокаде, но шведский король Густав IV Адольф не только отверг усилия русских дипломатов, но и демонстративно вернул Александру пожалованный ему ранее орден Андрея Первозванного. В ответ Россия напала на Швецию и к 1809 году захватила Великое княжество Финляндское.

Внимательный читатель наверняка заметит, как Форестер притягивает события того времени к современности.

«Хорошо хоть Англия не вступилась за Финляндию, когда Россия ввела туда свои войска; в противном случае было бы куда меньше шансов на союз с Россией против Бонапарта».

«По своей воле она [Россия] никогда не вернет финнам независимость, а вот Бонапарт может – может провозгласить Финляндию независимой, по крайней мере на словах. Некоторые до сих пор верят его декларациям, несмотря на все прошлые обманы и вероломство, насилия и грабежи».

«Вы о Финляндии? А до того были Литва, Курляндия и другие балтийские провинции. Вы лучше меня понимаете, какое значение они имеют для обороны Санкт-Петербурга, так что мне трудно обвинять царя. Да, в Англии захват Финляндии вызвал бурю чувств. Надеюсь, они поутихнут, когда царь станет нашим союзником».

Вряд ли в Англии захват Финляндии вызвал бурю чувств; куда больше похоже, что Форестер уговаривает читателя простить Советскому Союзу оккупацию Прибалтики. Тем не менее в 1808 году Британия не оставила союзную Швецию без помощи: она отправила в Балтийское море эскадру из шестидесяти с лишним кораблей под командованием сэра Джеймса Сомареса. Подвиги этого блестящего морского офицера вдохновляли и Форестера, и, позже, О’Брайена – некоторые особо дерзкие операции их героев взяты из отчетов о действиях Сомареса. В «Коммодоре» Форестер позаимствовал для Хорнблауэра еще одно качество Сомареса – политический такт. Сомарес видел в Швеции и России будущих союзников Англии в войне против Наполеона и действовал соответственно, даже когда формально они были с Англией в состоянии войны. В 1809 году в результате переворота был низложен шведский король Густав IV, и его место занял Карл III. Поскольку Карл был стар и бездетен, его наследником провозгласили наполеоновского маршала Бернадота, который вскорости стал регентом и фактическим правителем страны. После заключения мира с Россией и Францией Швеция вынуждена была объявить войну Англии, но больше для виду; настоящие военные действия не велись. В 1812 году, готовясь напасть на Россию, Наполеон попытался заручиться военной помощью Швеции, однако Бернадот мало верил и в успех русской кампании императора, и в то, что Швеция сможет вернуть Финляндию. Вместо этого он предпочел заключить союз с Россией. Александр и Бернадот встретились в Або (современный Турку) 24 августа, когда Наполеон уже подходил к Москве (в «Коммодоре» встреча происходит в Петергофе и несколько раньше).

Форестер писал, что, рассказывая об осаде Риги, не пользовался никакими источниками, и это вполне объяснимо: не то было время, чтобы рыться в архивах. Однако описание событий у него довольно близко к историческому: эскадра под командованием адмирала сэра Томаса Мартина действительно подоспела к Риге раньше, чем русские канонерские лодки, и предотвратила переправу французов через Двину; англичане принимали участие в сентябрьских боях, когда русские оттесняли противника от Митавы. На отдельных судах (их англичане строили прямо в Риге) действительно были размещены мортиры, хотя об особой их роли история умалчивает.

Читая «Коммодора», трудно угадать, что эти героические страницы написаны инвалидом, почти лишенным возможности двигаться, и все же Форестер вложил в них часть собственных переживаний. Вот отрывок из книги:

«Адмиралтейство дало ему полную свободу – тут грех жаловаться. Ревель замерзает в декабре; Кронштадт – и в ноябре. Когда станет лед, ему придется держаться южнее. Замерзает ли Любек? Если так… Не замечая, что делает, Хорнблауэр резко отодвинул стул. Он не мог мыслить продуктивно, сидя за столом, – это было все равно как надолго задержать дыхание. Сравнение было тем более точным, что, вынужденный напрягать мозг в сидячем положении, он испытывал характерные симптомы медленного удушья – давление поднималось, он начинал метаться».

А вот рассказ Форестера о работе над книгой:

«Я с крайним удивлением обнаружил, какую значительную часть сюжета сочинял прежде на ногах. Когда требовалось продумать особенно сложный кусок – например, найти, как лучше выразить чувства Хорнблауэра, или измыслить обстоятельства, которые позволят ему сбежать от полковника Кайяра, – я принимался ходить. <…> Привычка думать на ходу возникла в детстве и укрепилась за более чем двадцать лет творческой жизни. Я так же не мог целенаправленно придумать новый способ думать, как не мог целенаправленно сочинить новый сюжет».

Форестер нашел спасение в простых математических